Не мое
Старожил
Про яйца...(Из копилки*)
***
Вспомнился забавный случай со срочной службы. Служил я в 98й Воздушно-десантной дивизии в Болграде и все два года провёл в сборной по парашютному спорту. А сборники были прикомандированы к Отдельному батальону десантного обеспечения, вернее стояли в нём на довольствии. Старшим поваром в батальонной столовой был весьма колоритный персонаж, которого все уважительно звали «Михалыч», по батюшке то бишь, хотя он был наш ровесник. Просто родом он был из многодетной старообрядческой семьи, откуда-то из дебрей Архангельской области. Из такой глухомани, что как он сам говорил, слегка «окая»: «До нас добираться день на вертолёте, потом два дня на вездеходе и неделю пешком». В общем вырос в суровости домостроевского быта и «Страхе Божьем», не смотря на бушевавший в Стране атеизм. Постоянно носил нательный крест и свято чтил все Православные праздники, о многих из которых мы в те времена даже и не слышали. Чего это ему стоило в Советской армии, а тем более ВДВ, лучше и не вспоминать – у замполита он был в самом чёрном списке. И вот наступает апрель 1988 года, а с ним и Православная Пасха, в одно из воскресений. А дежурным по батальону, наверное из козней нечистой силы, заступает сам замполит, а замполит в батальоне был из тех, про кого говорят: «Без Бога в душе, без Царя в голове» - типичный продукт Марксистско-Ленинского мировоззрения. Итак – картина маслом: Воскресный завтрак, батальон с плаца, под строевую песню топает в столовую. Бойцы заходят, рассаживаются и приступают к приёму пищи. И тут начинается всеобщее довольное ликование и приколы – Яйца то, на столах (а их по нормам ВДВ – по два на душу), крашеные, соответственно коричневым и зелёным цветом. Да и каша гречневая сварена на совесть – с изрядным количеством тушёнки и сливочного масла. А на буханки хрустящего белого хлеба намазан гоголь-моголь, как на куличи. Ну, все Михалычу респект выражают, гудят одобрительно, пасха однако. И тут заходит дежурный замполит, для самоличной дегустации пищи. Заметив весёлое возбуждение личного состава, произносит хвалебную речь о достойном состоянии боевого и политического духа бойцов, после чего важно шествует к своему столу. Начинает аппетитно уплетать кашу, ничего не заметив, съедает коричневое яйцо и приступает к очистке второго – зелёного. И тут до него доходит, что не по уставу как-то зелёные яйца, вроде в природе они какого-то другого цвета должны быть. Вопросительно повернувшись, замечает на столах коричнево – зелёную скорлупу и задаёт вопрос «а чё это с яйцами?». Тут кто-то из бойцов возьми и брякни: «так ведь пасха, Христос воскрес!». Лучше бы он сказал, что Рейган умер. Политрабочий секунд десять переваривал информацию, растерянно моргая, потом вдруг покраснел и захрипев, как от удушья, стал вертя головой ослаблять галстук и бормотать, что-то типа: «отравили суки!». Наверное ему в голову пришло то же самое, что ортодоксальному иудею, съевшему некошерную пищу, типа сгубил Марксистско – Ленинскую душу. Затем, вдруг выхватив из кобуры табельный пистолет, он помчался в варочную, поняв, откуда возник «опиум для народа». Весь л/с кинулся к раздаточному окошку, смотреть сцену расправы.
Михалыч, перемещавший в это время чан, с каким то варевом, увидел несущееся на него орущее красное чудище, размахивающее ПМом, и понял, что пришёл его смертный час. А соответственно забормотал что-то молитвенное и перекрестился. Крест животворящий сначала привёл замполита в замешательство, а затем окончательно разъярил и лишил остатков рассудка. «Ах ты поповское отродье! Ещё и издеваешься?». Потом минут десять орал, что сейчас расстреляет его на месте преступления, или нет, лучше предаст суду военного трибунала и расстреляет завтра на рассвете за сортиром. Потом не придумал ничего лучше, чем запереть Михалыча в кладовой для продуктов, а охранять арестованного поставил дневального, выдернув его из роты, а сам помчался звонить комбату. Как потом рассказывали пацаны из наряда по КПП, он, влетев и набрав домашний номер комбата, заикающимся голосом изрёк тому, что произошло ЧП глобального масштаба. Короче минуты через три комбатовский УАЗик так завизжал тормозами у КПП, что все окрестные вороны и собаки подняли невообразимый галдёж. А полуодетый комбат влетел в расположение батальона, наверное, уже представляя себе его руины и полностью погибший личный состав. Увидев на плацу полностью здравствующий построенный личный состав и идущего к нему строевым шагом замполита с докладом, слегка растерялся и взяв под козырёк остановился. И тут комиссар изрёк ему, что за время его дежурства, произошло чрезвычайное происшествие – рядовой Симакин совершил культово-диверсионный акт, ведущий к подрыву боевой и политической готовности вверенного комбату воинства. Если точнее, то покрасил яйца. Окончательно офигевший комбат, только хлопая глазами спросил: «Кому?». Замполит стушевался и изрёк: «Извините, не понял?». «Кому он яйца покрасил, себе что ли?». «Нет, всему личному составу». Переставший, что либо соображать комбат, пытаясь понять, как покраска бойцовых яиц могла подорвать их моральное, половое, а уж тем более физическое здоровье, пробормотал: «А что, личный состав как бесчувственные чурки дрых, когда он им яйца красил?». «Да, нет, он куриные яйца в столовой покрасил, ну в честь Пасхи!». Тут до комбата стало доходить, что его совершенно понапрасну оторвали от воскресной рюмки чая, чуть не довели до инфаркта, да ещё заставили быть одним из клоунов, так как батальон уже ржал вовсю. Комбат только тихо выдохнул: «Вольно, разойдись», и обращаясь к замполиту: «Майор, пойдём со мной». Тот спросил: «А с арестованным, что делать?». Тут рассвирепевший комбат заорал «Какой на х.. арестованный, мля?» и потащил замполита за руку в канцелярию, как провинившегося школьника. Следующие полчаса, мы удовлетворённо слушали красноречие комбата, доносившееся в открытую форточку канцелярии, в котором если отбросить мат, было только одно лестное слово в адрес замполита: «Идиот». А Михалыч, всё же получил пять суток Губы, за хулиганство и потом на полном серьёзе сообщал всем, что пострадал за Веру Христову. А до дембеля получил погоняло «Великомученик».
***
Вспомнился забавный случай со срочной службы. Служил я в 98й Воздушно-десантной дивизии в Болграде и все два года провёл в сборной по парашютному спорту. А сборники были прикомандированы к Отдельному батальону десантного обеспечения, вернее стояли в нём на довольствии. Старшим поваром в батальонной столовой был весьма колоритный персонаж, которого все уважительно звали «Михалыч», по батюшке то бишь, хотя он был наш ровесник. Просто родом он был из многодетной старообрядческой семьи, откуда-то из дебрей Архангельской области. Из такой глухомани, что как он сам говорил, слегка «окая»: «До нас добираться день на вертолёте, потом два дня на вездеходе и неделю пешком». В общем вырос в суровости домостроевского быта и «Страхе Божьем», не смотря на бушевавший в Стране атеизм. Постоянно носил нательный крест и свято чтил все Православные праздники, о многих из которых мы в те времена даже и не слышали. Чего это ему стоило в Советской армии, а тем более ВДВ, лучше и не вспоминать – у замполита он был в самом чёрном списке. И вот наступает апрель 1988 года, а с ним и Православная Пасха, в одно из воскресений. А дежурным по батальону, наверное из козней нечистой силы, заступает сам замполит, а замполит в батальоне был из тех, про кого говорят: «Без Бога в душе, без Царя в голове» - типичный продукт Марксистско-Ленинского мировоззрения. Итак – картина маслом: Воскресный завтрак, батальон с плаца, под строевую песню топает в столовую. Бойцы заходят, рассаживаются и приступают к приёму пищи. И тут начинается всеобщее довольное ликование и приколы – Яйца то, на столах (а их по нормам ВДВ – по два на душу), крашеные, соответственно коричневым и зелёным цветом. Да и каша гречневая сварена на совесть – с изрядным количеством тушёнки и сливочного масла. А на буханки хрустящего белого хлеба намазан гоголь-моголь, как на куличи. Ну, все Михалычу респект выражают, гудят одобрительно, пасха однако. И тут заходит дежурный замполит, для самоличной дегустации пищи. Заметив весёлое возбуждение личного состава, произносит хвалебную речь о достойном состоянии боевого и политического духа бойцов, после чего важно шествует к своему столу. Начинает аппетитно уплетать кашу, ничего не заметив, съедает коричневое яйцо и приступает к очистке второго – зелёного. И тут до него доходит, что не по уставу как-то зелёные яйца, вроде в природе они какого-то другого цвета должны быть. Вопросительно повернувшись, замечает на столах коричнево – зелёную скорлупу и задаёт вопрос «а чё это с яйцами?». Тут кто-то из бойцов возьми и брякни: «так ведь пасха, Христос воскрес!». Лучше бы он сказал, что Рейган умер. Политрабочий секунд десять переваривал информацию, растерянно моргая, потом вдруг покраснел и захрипев, как от удушья, стал вертя головой ослаблять галстук и бормотать, что-то типа: «отравили суки!». Наверное ему в голову пришло то же самое, что ортодоксальному иудею, съевшему некошерную пищу, типа сгубил Марксистско – Ленинскую душу. Затем, вдруг выхватив из кобуры табельный пистолет, он помчался в варочную, поняв, откуда возник «опиум для народа». Весь л/с кинулся к раздаточному окошку, смотреть сцену расправы.
Михалыч, перемещавший в это время чан, с каким то варевом, увидел несущееся на него орущее красное чудище, размахивающее ПМом, и понял, что пришёл его смертный час. А соответственно забормотал что-то молитвенное и перекрестился. Крест животворящий сначала привёл замполита в замешательство, а затем окончательно разъярил и лишил остатков рассудка. «Ах ты поповское отродье! Ещё и издеваешься?». Потом минут десять орал, что сейчас расстреляет его на месте преступления, или нет, лучше предаст суду военного трибунала и расстреляет завтра на рассвете за сортиром. Потом не придумал ничего лучше, чем запереть Михалыча в кладовой для продуктов, а охранять арестованного поставил дневального, выдернув его из роты, а сам помчался звонить комбату. Как потом рассказывали пацаны из наряда по КПП, он, влетев и набрав домашний номер комбата, заикающимся голосом изрёк тому, что произошло ЧП глобального масштаба. Короче минуты через три комбатовский УАЗик так завизжал тормозами у КПП, что все окрестные вороны и собаки подняли невообразимый галдёж. А полуодетый комбат влетел в расположение батальона, наверное, уже представляя себе его руины и полностью погибший личный состав. Увидев на плацу полностью здравствующий построенный личный состав и идущего к нему строевым шагом замполита с докладом, слегка растерялся и взяв под козырёк остановился. И тут комиссар изрёк ему, что за время его дежурства, произошло чрезвычайное происшествие – рядовой Симакин совершил культово-диверсионный акт, ведущий к подрыву боевой и политической готовности вверенного комбату воинства. Если точнее, то покрасил яйца. Окончательно офигевший комбат, только хлопая глазами спросил: «Кому?». Замполит стушевался и изрёк: «Извините, не понял?». «Кому он яйца покрасил, себе что ли?». «Нет, всему личному составу». Переставший, что либо соображать комбат, пытаясь понять, как покраска бойцовых яиц могла подорвать их моральное, половое, а уж тем более физическое здоровье, пробормотал: «А что, личный состав как бесчувственные чурки дрых, когда он им яйца красил?». «Да, нет, он куриные яйца в столовой покрасил, ну в честь Пасхи!». Тут до комбата стало доходить, что его совершенно понапрасну оторвали от воскресной рюмки чая, чуть не довели до инфаркта, да ещё заставили быть одним из клоунов, так как батальон уже ржал вовсю. Комбат только тихо выдохнул: «Вольно, разойдись», и обращаясь к замполиту: «Майор, пойдём со мной». Тот спросил: «А с арестованным, что делать?». Тут рассвирепевший комбат заорал «Какой на х.. арестованный, мля?» и потащил замполита за руку в канцелярию, как провинившегося школьника. Следующие полчаса, мы удовлетворённо слушали красноречие комбата, доносившееся в открытую форточку канцелярии, в котором если отбросить мат, было только одно лестное слово в адрес замполита: «Идиот». А Михалыч, всё же получил пять суток Губы, за хулиганство и потом на полном серьёзе сообщал всем, что пострадал за Веру Христову. А до дембеля получил погоняло «Великомученик».
