Вы используете устаревший браузер. Этот и другие сайты могут отображаться в нем неправильно. Необходимо обновить браузер или попробовать использовать другой.
Для ценителей продукции Киевского авиазавода Государственное предприятие Красноярского края "КрасАвиа" подготовило беспрецедентную акцию "Щедрость земли сибирской":
с 20/09/2016 планируется выполнение рейсов Ан-24 из Толмачёво в село Байкит. Рейсы запланированы раз в неделю, по вторникам. Стоимость проезда - от 2050 руб. в одну сторону (для сравнения, обычный тариф из Красноярска в Байкит 8800 руб.) Для бронирования доступны шесть рейсов с 20/09/2016 по 25/10/2016.
Это, по-видимому, первые прямые рейсы из Толмачёво в Эвенкию. И самые дешёвые рейсы Ан-24 по соотношению руб./км. Уникальная возможность попасть в ЭМР напрямую из субъекта федерации, не имеющего границ не только с ЭМР, но даже с Красноярским краем. Да и много ль вы знаете вообще межобластных рейсов в сельские (!) населённые пункты?
Приглашаю ценителей постичь вековую мудрость эвенкийского народа.
С собой брать жидкую валюту и резиновые сапоги.
В полном, как выражаются мóлодежь и пóдростки, оффлайне придётся провесть целую неделю (или же, если кто спешит, улететь в краевой центр за пресловутые 8800 руб.)
Доступные бонусы в сентябре:
- Проголосовать по открепительному удостоверению в г. Новосибирске на выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания седьмого созыва.
- Послушать Первый концерт для фортепиано с оркестром op. 35 Д. Д. Шостаковича (110 годовщина со дня рождения которого будет отмечаться 25/09/2016) в исполнении Новосибирского академического симфонического оркестра под управлением его художественного руководителя и главного дирижёра Гинтараса Ринкявичюса.
В весь период действия летнего расписания:
- Несколько раз в месяц рейсы на Ми-8 из Байкита в Полигус, Суринду и Куюмбу с населением 150 - 300 жителей. Можно и в Мирюгу. Там около 30 эвенков всё население.
- Оленеводческо-племенное хозяйство «Суриндинский».
- Фрахт маломерных судов на р. Подкаменная Тунгуска.
Эпиграф:
Хотя мне больше нравится интерпретация Михаила Петухова, её я с детства считаю эталонной (не нашёл в сети Интернет).
Лишь бы только рейсы эти вообще не отменили к XYRM.
И, конечно, собираясь в такую даль, любопытно услышать отзывы тех, кто уже бывал там. Почитав рассказ тов. Кротова А. В. из Москвы, посетившего в 2002 году тогда ещё ЭАО, а не ЭМР, многие, наверняка, захотят взять с собой в поездку и детей. Ваши детки, должно быть, любят животненьких? И, наверно, случалось, что их расстаивал запрет кормить животненьких в зоопарке?
Знаменитые эвенкийские собаки-гавноеды будут рады практически любому угощению:
В Суринде 500 жителей, почти все – беспробудные алкоголики. В мечтах о выпивке встречают каждого приезжего. "Водка есть? Водка есть?" За стакан готовы отдать тушу оленя или шкуру соболя, да и любого зверя, какой имеется в наличии. Официально водка в Суринде не продаётся; в единственном магазине – гречка, сухое молоко, консервы по бешеным ценам, но водки, главного наполнителя суриндийской жизни, тут нет. Поэтому процветает натуральный обмен; солярка, ворованная с котельной, меняется местными жителями на водку, привозимую водителями, в любой невероятной пропорции. Об этом ещё раз будет упомянуто на обратном пути.
В Суринде, помимо людей, имеется не меньше сотни собак, которые, за отсутствием нормальной пищи, питаются человеческим калом. Стоило лишь кому-то из нас присесть в уголке за каким-нибудь сараем, как собаки бросались и совали голодную пасть чуть не в самую задницу, и тут же лопали горячий кал. А когда мы заходили в туалет – здесь, как и в Байките, туалеты имеются лишь типа “очко”, – собаки сразу после нас совали головы в очко и съедали изделия человеческого организма.
Из транспорта за всё время проехали только сани, запряжённые оленями. Это были низкорослые узкоглазые люди – эвенки, приветствовавшие нас национальным эвенкийским приветствием: «Водка есть?» Не получив водки, они покатали на своих санях Аню и Костю и уехали в своё стойбище недалеко от Суринды.
"После Байкита, через 1 - 2 км, начинаются скальные выходы прямо к воде. Здесь один из самых живописных участков на Подкаменной Тунгуске - Столбы. Если о Красноярских или Ленских столбах большинство знает или, по крайней мере, читало о них, а вот о Столбах на Подкаменной Тунгуске, к сожалению, а может и к счастью, мало кто знает, кроме местных, хотя это поистине уникальное творение Природы. На 250 - 300 км растянулась изумительная по красоте мастерская. Ажурные каменные композиции справа и слева при известной доли фантазии и воображения, изменении освещенности и угла зрения принимают различные очертания. То сидящего орлана, то бабушки с внучкой, шатра, вставшего на дыбы медведя - а рядом с ним готов отразить нападение охотник с пальмой (эвенкийский охотничий нож на палке). Великолепные кружева завораживают и вызывают неподдельное восхищение. Можно смело говорить, что здесь одно из привлекательнейших мест на Подкаменной Тунгуске. Прав был старпом самоходки – "Не пожалеете!". Мне посчастливилось много повидать на просторах нашей Родины, и Столбы на Подкаменной Тунгуске, на мой взгляд заслуживают права быть включенными в перечень "Чудеса России".
Столбы Подкаменной Тунгуски (при известной доле фантазии многое здесь можно увидеть):
"Смотрящий в небо"
"Разговор женщин"
На берегу прогуливалась медведица с двумя малышами, сеголетками. До дружной компании было метров 50 - 60, течение тихо несло байдарку. Сидим, неподвижно держа весла наготове. В случае если мы не понравимся мамаше, и она начнет с нами разборки, успеть дать деру. Семья брела по берегу, а малышня еще затеяла догонялки между собой. Минут 5-7 наслаждались семейной идиллией, снимая её на видеокамеру. Но вот ветер донес до «хозяйки» наш запах. Она замерла неподвижно и довольно настороженно, вглядывалась в плывущее по реке сооружение, дав знак малышам, которые притихли, сразу прекратив свои игры, а потом продолжила свой моцион с медвежатами. Однако минуты через 2 - 3 все же решила увести своё семейство с берега, под таежный покров, от греха подальше. Не спеша семейка скрылась в прибрежной тайге.
Медвежья семья"
Это тов. Кузнецов, преподаватель Оренбургского госуниверситета, поделился впечатлениями от посещения Эвенкии в 2010 году. Как видите, встретить мишку там можно запросто. Минувшей весной это удалось одному КАМАЗисту:
Сотрудники правоохранительных органов в Эвенкии выясняют обстоятельства гибели мужчины, который скончался после того, как на него напал медведь. Об этом сообщается на официальном портале администрации муниципального района.
ЧП произошло 11 мая в карьере головной нефтеперекачивающей станции №1, расположенной в 143 километрах от села Байкит. На водителя самосвала напал медведь. Проезжавшие мимо водители отогнали зверя при помощи большегрузной техники. Однако пострадавший к тому времени уже получил несовместимые с жизнью раны.
Погибший мужчина 1964 года рождения являлся жителем Краснодарского края и работал вахтовым методом в компании «Велесстрой».
Стражи правопорядка предупреждает жителей Эвенкии о соблюдении мер безопасности при выезде за пределы поселков — медведи начинают просыпаться от спячки и являются особенно агрессивными.
"Современные верования оленеводов сочетают православные и языческие обычаи. Например, в Байките представительница коренного населения убеждала меня принести жертву духам. Каково же было мое удивление, когда тунгуска сообщила, что регулярно посещает православный храм, стараясь не пропускать ни субботние всенощные, ни воскресные литургии.
Пожилая жительница Суринды Людмила Харбонова тоже молится Господу Иисусу Христу, но не от своего имени, а от лица воспитавшей ее бабушки. По словам информантки молитва бабушки спасла ей жизнь - бабушка, живя в тайге и не слова не понимая по-русски, очень верила в русского Бога. Бабушка рассказывала внучке, что начала молиться Христу Спасителю в детстве, после смерти родителей. В самое трудное время ее детства луча (русский) - точно такой луча, как на православных иконах - предстал пред сиротой со словами надежды и утешения. Предки Людмилы Дмитриевны возили на священном олене икону Иисуса Христа, а также довольно большой и тяжелый церковный колокол, приобретенный у русских купцов. Когда внучка тяжело заболела, верующая бабушка забрала ее из советской больницы, увезла в тайгу, где долго пела у иконы Иисуса Христа и звонила в колокол, чтобы русский Бог услышал эвенкийскую молитву. Когда Людмила пришла в сознание, привели оленя, чтобы девочка вдыхала его дыхание. Чтобы болезнь ушла, оленя принесли в жертву перед иконой Спасителя. Благодаря Христа за исцеление внучки, таежная жительница ежегодно вешала на дерево отрез новой ткани.
Передвижение эвенков в местах отдельных захоронений или кладбищ ограничено традиционными запретами («нголомо» и «экэл»). Хотя посещать кладбища не принято, некоторые из жителей Суринды, по-своему воспринявшие русский православный обычай, совершают на кладбище поминки в 9-й и 40-й день. При этом на кладбище разжигают костер, кормят духов и «ломают табак» на могиле новопреставленного сородича.
Родовые кладбища эвенков Суринды расположены в тайге. Везущие по лесу багаж мертвых похоронные аргиши (караваны), состоящие из так называемых «натуральных макетов» ездовых оленей (учаков), - зрелище не для слабонервных. Каждое «натуральное изображение» включает деревянное тело учака, седло, а также голову принесенного в жертву оленя. Взрослых хоронят в землю, устанавливая на месте погребения крест и «натуральный макет» ездового оленя, детские гробы помещают на деревья. Обращают на себя внимание антропоморфные признаки некоторых из надмогильных крестов. Фотографии крестообразных антропоморфных фигур и резных крестов могли бы обогатить ставрографию. Научное изучение похоронной символики эвенков требует знания и соблюдения религиозных и этических норм.
На вопрос «почему умерших младенцев не зарывают в землю?» обычным ответом были слова «так надо». Один из информантов ответил вопросом: «а как душа слабенького младенца из земли выберется?», другой объяснил: «важно, чтобы птички на гробик младенца садились - птицы унесут душу ребенка». По верованиями коренных народов Сибири младенцы и старики ближе к богам и духам, чем люди среднего возраста.
Эвенки обходят стороной кладбища и заброшенные лабазы, однако, страх перед шаманскими местами и предметами во много раз сильнее.
Современное отношение эвенков к своим религиозным традициям характеризуется не интересом к прошлому, но, скорее, всевозможными запретами, страхами и опасениями. Зачастую отношение эвенков к старине и материальным памятникам прошлого выражается словами «экэл» («не трогай») и «нголомо» («грех»). Из-за «экэл» и «нголомо» многие интересные артефакты эвенкийской культуры обречены на то, чтобы сгнить в тайге и бесследно исчезнуть из общечеловеческого наследия.
В Суринде я записал правила игры «Умукон Халганчулук» - это игру помнит большинство эвенков старшего поколения, многие сами в нее в детстве играли. Халганчулук - одно из наименований одноного, однорукого, одноглазого злого духа из эвенкийской мифологии. В игру-страшилку играли только вечером, в сумерках. Дети изображали аргиш эвенков, движущийся по тайге. Позади аргиша - на одной ноге, с одним закрытым глазом – скакал ребенок, изображавший Халганчулука. Халганчулук мог вымазаться сажей, прицепить на голову и одежду траву и ягель и т.д. Злой дух пытался догнать участников каравана. Когда аргиш останавливался на ночлег, и люди ложились спать в чумах, Халганчулук считал спящих детей, говоря: живи, умри, живи, умри. Эта была детская игра в жизнь и смерть, по сведениям информантов, не все взрослые ее одобряли.
Одна из информанток отмечает, что на роль Халганчулука выбирали самого разумного из участников игры, понимавшего, что все должно быть справедливо; в то же время в игровой форме происходил некий диалог между участниками на тему что такое хорошо и что такое плохо. «Я помню, когда мы играли, мне было 6 лет, ночью спать было страшно. В 14 лет играли в лесу, где все было еще более серьезно и страшно наяву, могло произойти доигрывание ночью»."
А вот как преломляется эвенкийская мифология через мутную призму гнусных зэковских "понятий":
"Чангитами" в прошлом эвенки называли врагов, практиковавших людоедство. В советский период древних "людоедов" отождествили с беглецами из ГУЛАГа. В случае известного в криминальной среде "побега с коровой" "новые чангиты" съедали слабого товарища, чтобы самим не умереть с голода.
(А. К. Алехин, Этнокультурная характеристика локального сообщества на примере эвенков Суринды: проблемы коммуникативной культуры, диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук, Новосибирск, 2001)
"Главной проблемой для беглого зека считается еда. Помышлять об охоте с ножом наперевес, когда охотятся на тебя, не приходится. Случалось, что матерый рецидивист подбивал на побег напарника в надежде укокошить его в дороге и питаться человеческим мясом еще несколько недель. Зека, который должен был, сам того не подозревая, бежать на закланье, называли "коровой". Когда в тайгу убегали три - четыре зека, "корова" бралась почти всегда. Расправившись с первой жертвой, голодные беглецы могли приступить к повторной трапезе. Иногда, чтобы выжить, съедался вчерашний друг, с которым делилась на нарах последняя пайка."
"Занимаясь совсем другой проблемой, я обнаружил в труде иезуитского миссионера первой половины XVII в. Поля Ле Жена, кочевавшего с группой индейцев-монтанье, к слову, таких же таежных охотников, как и большинство народов Севера Евразии, очень интересное для данной темы свидетельство. У миссионера не сложились отношения с шаманом по имени Каригуан.
Описывая происки шамана, Ле Жен упомянул, что под видом обучения языку монтанье «он иногда диктовал мне на своем языке непристойные вещи, уверяя меня, что в них нет ничего плохого, а затем побуждал меня произносить эти бесстыдства, которые я не слышал в присутствии дикарей. Когда несколько женщин сообщили мне об этих кознях, я сказал ему, что больше не стану осквернять ни свой рот, ни свою бумагу этими скверными словами».
К сожалению, Ле Жен не привел в своем труде эти слова и не конкретизировал их значение. Он также не оценил и юмора разыгравшего его индейца, а вся эта сцена, наверняка, сопровождалась на стойбище всеобщим весельем.
Прочтя это упоминание Ле Жена, я, внезапно, осознал, что не раз наблюдал нечто подобное во время своих экспедиций к эвенкам и сам нередко оказывался в роли разыгрываемого.
<...>
В сентябре 1999 г. на Большом Советском озере пожилой информант М. Т. рассказывал мне о своем пребывании в больнице в Туруханске:
«Я в Туруханске в больнице лежал. Там у нас в палате мальчик был — дурачок какой-то. Очень сильно он мне своими вопросами надоел. Он меня спрашивает, дедушка, как по-эвенкийски здравствуйте будет? Ну, я ему и говорю — кири-пачи будет. А тут как-то дочери пришли в больницу меня навестить, а мальчик выскакивает и кричит им: „Кири-пачи“! Они сразу все поняли. Меня отругали».
Необходимо пояснить, что слова «кири» и «пачи» в говоре совречинских эвенков (Советская Речка - эвенкийский посёлок в Туруханском районе Красноярского края - А. Копцев), означают вовсе не «здравствуйте», а два неприличных слова, перевод которых я давать не буду, так же, как в свое время миссионер Поль Ле Жен не записал для нас те слова, которым его научил шаман Каригуан.
Жертвой розыгрыша М. Т., основанного на незнании мной языка, довелось стать и мне самому. Когда я в 1999 г. прилетел на стойбище М. Т., пожилой эвенк поинтересовался целью моего визита. Я ответил, что приехал изучать природопользование эвенков. Далее привожу наш диалог:
— Что такое природопользование?
— Ну, это то, как вы охотитесь, рыбу ловите, ягоды и грибы собираете...
— Да, грибы мы собираем. Пойдем, я тебе покажу.
Дедушка привел меня к старой березе, покрытой грибами-трутовиками. Одни трутовики (Fomes fomentarius) были белого цвета, другие темного. Сорвав гриб белого цвета, он сказал:
— Этот белый гриб по-нашему бокото называется. Старые люди его сушат, растирают, с табаком перемешивают и жуют. А черный гриб мокото называется. Его с табаком жевать нельзя. Ты иди к бабушке, скажи — бабушка, я бокото принес, чтобы Вы его с табаком жевали. И еще обязательно скажи — а мокото я не принес, потому что его с табаком нельзя жевать. Это, чтобы она увидела, что ты много про эвенков знаешь.
Я подошел к бабушке, отдал ей белый трутовик и сказал, что принес бокото. «Спасибо», ответила бабушка. Когда я сказал про мокото, бабушка сначала некоторое время как-то странно на меня смотрела, но потом принялась смеяться. В итоге выяснилось, что «бокото» на местном диалекте действительно означает трутовик, а «мокото» — мужской половой орган.
В эвенкийско-русском словаре А. Н. Мыреевой значение слова «бокото» дано как шишка (сосновая, кедровая) для диалектов Якутии, Амурской области и Хабаровского края и «почки (на деревьях); наплыв (на березе)» для говоров подкаменно-тунгусского диалекта и ербогаченского диалекта. <...> Относительно слова «мокото» мне не удалось обнаружить в словаре Мыреевой ничего определенного." :cool:
Как бог даст. Дотации дотациями, но не уверен, что эти рейсы вообще будут выполняться. Может, пару раз слетают, как "Руслайн" из Кустаная в Кольцово или "Турухан" из Пулково на Соловецкие о-ва.
Представьте себе крохотную деревушку Чиринда посреди тундры. "Крохотная" означает тот факт, что население её не превышает 200 человек. Вокруг же деревушки на сотни вёрст только болото, да тундра. "На сотни вёрст" - не преувеличение. Ближайший населённый пункт от места - точно такая же деревенька (Ессей), находится в 200 км от места рассказа, а до райцентра (Тура) - и того дальше. Телефонная же связь в деревне работает лишь в сухую погоду; и дозвониться куда бы то ни было в проливные дожди – задача малореальная. Вся связь с большой землёй летом (а на дворе стояло лето) осуществляется лишь вертолётом, старым добрым Ми-8, коий прилетает дважды в месяц и привозит в деревеньку немногочисленных пассажиров, письма старой доброй "Почты России", денежки (пенсии, зарплату да всякую социалку), и самое главное - алкоголь!
Пейзажи в радиусе километра вокруг деревеньки <...> горы давным-давно брошенной проржавевшей автомобильной и тракторной техники, потихоньку заросшей молодыми берёзками (берёзками, прошу заметить, карликовыми - ибо север). Чуть дальше - самая натуральная нетронутая тундра: глазам раздолье, лёгкие поют от радости. Рядом уйма озёр, где великолепнейшая рыбалка (ловится чир, сиг, муксун, таймень; а вот щук, к примеру, местные жители просто не считают за рыбу - это по их мнению мусор, годный лишь для того, чтобы швырнуть собакам). Комары, мошка, гнус - просто осатаневшие; выжирают заживо (ни репелленты, ни штормовки почти не спасают).
И вот этом забытом богом медвежьем уголочке и произошла некая история, которую в советские времена газетный редактор непременно разместил бы в рубрике "их нравы"...
Итак, в Чиринде примерно 200 жителей - и ещё 20 гостей. То есть нас, строителей-вахтовиков. Если угодно - гастарбайтеров. Всё лето мы по-стахановски пахали, строя посреди этих бескрайних болот школу. Школа выходит - игрушечка: уровень строительства не уступает столичному: техника и оборудование для здешних мест вообще заоблачного уровня. Кстати, я уже вписал своё имя в историю - как человек, установивший первый унитаз за столетнюю историю деревеньки. :cool: <...>
На кой чёрт белоснежная школа с многомиллионной сметой на строительство среди сгнивших развалившихся избушек - не поддаётся разумному объяснению (ибо учителей вы в этот медвежий угол всё равно никакими калачами не заманите). Особенно, учитывая, какой она оснащена аппаратурой для автоматического управления вентиляцией, котельным оборудованием и прочими электронными приятностями. Сейчас всё это, должно быть гниёт, не дождавшись сервисного обслуживания.
Местное население... Вот, не хочу я ничего плохого рассказывать про народности севера. Все эти чукчи, нганасаны, долганы, эвенки, якуты, ненцы - в принципе по-своему славные ребята... И гостеприимные, и кое в чём умелые, порой даже нет-нет да и выскажут что-то из таёжной мудрости а ля Дерсу Узала. Но!!! До какой же степени их споили! Их спаивали казаки Ермака Тимофеевича, их спаивали приказчики Никиты Демидова, их спаивали скупщики мехов и продавцы ружей. Сколько раз я видел своими глазами - малейшая рюмочка, и человек теряет всю человечность: он готов отдать последний кисет пороха, последнюю собаку и родную мать в придачу - лишь бы только налили вторую. Сколько раз ночью в наш барак ломились горящие похмельем человеческие тени со связками песцовых шкур - налей только! День прилёта Ми-8 (дважды в месяц) немедленно сопровождается дикой попойкой - напиваются все... страшно, скотски... Если когда-нибудь всё-таки власть решится навести порядок на севере - первейшее действие, которое необходимо сотворить - ввести строжайший карантин на ввоз алкоголя.
А вот с трезвым северянином сходить на охоту-рыбалку - одно удовольствие. Причём удовольствие а) гарантированное, б) легкодоступное.
А вот та самая школа, если глядеть на неё с вертолёта. Между прочим, сейчас в кадр попала половина жилых домов деревушки. При желании всё население можно выселить из их сгнивших хибар и переселить в это здание - пожалуй, т.к. было бы даже комфортнее всем.
Строим мы, значит, школу. Всё лето проводим в режиме "шесть с половиной дней в неделю работа" (то есть - в воскресенье позволяем себе полдня на отдых). В принципе, можно ещё и на рыбалку сходить - но только ночью.
Ночей, к слову, не было с мая по начало сентября. Круглые сутки длился бесконечный полярный день. С непривычки это очень поразительно - сидеть у костра и подставлять лицо ярко-жаркому солнышку, а часы при этом показывают час ночи! Сама фраза: "работать, негры, солнце ещё высоко!" в условиях полярного дня приобретает весьма саркастический подтекст. <...>
Короче, когда на дворе стоял сентябрь, мы все уже довольно основательно озверели от бесконечной работы, скудного пайка и отсутствия привычного комфорта. Но пахать нужно было всё энергичнее - ибо со дня на день уже пора будет сдавать объект приёмной комиссии... <...> К моменту, когда произошло ЧП, мы все были уже полупрозрачными от усталости и недосыпа. <...>
Словом, скучать мне было совершенно некогда. Но оставалось переждать ещё дней десять - а там борт на «материк» и много-много денежек. Так что - крепись, братец, последний дюйм остался.
И вот в разгар этого предкомиссионного бардака подзывает меня бригадир отделочников , да и говорит с этаким ехидным сарказмом: "А что же это ты, господин инженер, документами разбрасываешься?" И вручает моё же водительское удостоверение... Посреди деревни, мол, валялось, прямо в грязи посреди улицы. Я начинаю чесать в затылке - как можно было удостоверение потерять? Это когда ж это последний раз я водительский бумажник в руки-то брал? Да, уж полгода как прошло, здесь, в тундре он ни к чему - по болотам на "Урале" можно и так ездить, а гаишников на полтысячи вёрст нет ни одного.
Пока я так размышляю, другой работяга приносит мне фотоаппарат... тоже подобрал посреди грязи. Ну, тут уже всё ясно - я пулей бегу в домик: так и есть - дверь вскрыта, портфеля нет. А в портфеле, прошу заметить ВСЕ документы и ВСЕ деньги. Просто - все. И паспорт, и денежки до копеечки, и монтажно-сметная документация, и вообще всё.
Первые же показания от свидетелей немедленно дали след - двое братцев (13 и 11 лет) пару часов назад, играя со сверстниками, раздаривали цветные красивые бумажки (на проверку оказавшиеся тысячерублёвыми купюрами). Где эти братцы сейчас - ушли на рыбалку. А денежки - вот они, берите. Денег удалось набрать чуть больше половины... Стараясь оставаться здравомыслящим, я отправился к "мэру" деревни и трезво, вдумчиво составил заявление - после чего в его же сопровождении заглянули мы дом, где живёт эта парочка.
Да-да, можете мне не напоминать, про обыск без санкции соответствующих органов - но здесь всё проще: закон тайга, прокурор медведь. В доме нашлось многое - и паспорт, и рассыпанные в грязь ценные бумаги... Денег правда не было, зато всё остальное собрали. Итак, теоретически, заняв деньжат, можно было бы и возвращаться, но бурлящее чувство собственника плюс чувство справедливости требовало решительных действий.
А теперь - пара слов о наших братьях-разбойниках. Начнём с того, что именно их я приметил из деревенских. Мы пользовались баней, ранее принадлежавшей их семейству. Не раз им перепадало кое-какая помощь от нас с Сашкой. То стройматериалами, то инструментом, свою коптильню я подумывал было им оставить. На чай к нам заглядывали... В общем, что-то вроде приятельских отношений у нас было. Братцы оказались двоюродными. И сводными одновременно. Отец-то у них общий, а матери - сёстры. И всех братьев-сестёр в этой семейке всего числом восемь. А матери вдовствуют. Такая вот семейка. Ну, да ладно, детей мне с ними не крестить, а в брачные обычаи чужих племён лезть - занятие неблагодарное. Зато с одной из матерей пообщаться мне случилось - классический случай истеричной бытовой алкоголички.
Ладно, что делать... Выжидаю вечера, когда ж вернутся эти монстры криминала. А те чуют, коты нагадившие... Ночи дожидаются... А я всё территорию деревни патрулирую - жду. И дождался. О, о! Вот и один - на болоте прячется, Отсидеться решил, да выдал себя. Ну, я к нему. А он наутёк... Погоня. Потом мне рассказали, что для местных это был шок - когда увидели, что я, "чечако", бледнолицый из города, бегаю по болотам лучше их, с рождения здесь живущих. Откуда ж им знать, что у меня за плечами школа спортивного ориентирования и "охоты на лис".
Догнал я гадёныша. Он в землю вжался и на всю Эвенкию благим матом орёт: "Это не я! Я не брал! Я всё вернул! Я не один! Это не я, это Лёху ищи!" Ну, тут я ощутил себя Таманцевым из "Августа сорок четвёртого" и, надавив как следует на этого ворюгу, немедленно получил исчерпывающую информацию о том, как выламывали гнилые доски; о том, как влезали в дом; о том, как красивые бумажки раздавали детям для игр... О том, как излишки денег были запрятаны в тайники между брёвен в домах и заборах - теперь, естественно, уже не помнит где. Сколько было денег, и сколько потрачено - на то ответа нет... Они просто не умеют считать. Но деньги были именно рассыпаны, разбросаны и розданы для игр – ибо потратить их на покупку товаров в этом медвежьем углу просто невозможно... всё, что удалось этим соплякам с большой дороги - купить в сельпо по удочке... вот они сейчас и обновляли покупку; и старший братец всё ещё на заимке там, на берегу. Понятно… значит, предстоит мне ещё и затяжная охота на главаря – на заимке скрываться можно неделями.
Отконвоировал я арестанта к матери, хотел было провести воспитательную беседу - безнадёга! Мамочка находится в состоянии «трубы горят – дай водки». Плюнул, выматерился, да и пошёл на стройплощадку – криминал криминалом, а работу никто не отменял.
«Разбойничий атаман» объявился через сутки. Мне не понадобилось выслеживать его среди болот – явился сам… Невозмутимо сидел на крыльце своего дома и чуть ли не дожидался меня. Вероятно, прослышал, что его ищут, но то ли не придал значения. А, может, просто счёл, что его пожурят для порядку, и на том всё и кончится. Как бы то ни было, он миролюбиво предложил мне пачку купюр с подкупающей искренностью: «Это то, что осталось – на, возьми». Вот тут я осатанел. Сгрёб эту мразь, заломил ему руку и потащил к школе. По пути встретил кого-то из строителей: «Пашка, ты чего, сдурел? Чего это ты заломил как преступника?» «А он и есть преступник, – огрызнулся я, – Собирай всех перед школьными воротами!»
К школе я поволок этого ворюгу неспроста – всё население деревни (кроме тех, кто на смене или на охоте) было мобилизовано мэром на генеральную уборку перед приёмной комиссией. Чёрт его разберёт, что за дурные наивные мысли у меня роились в голове, но я решил устроить публичную порку этого сопляка. Надавить психологически – опозорить его перед всей деревней, выставить на посмешище. Видимо вспоминались сцены из фильмов а ля «Тихий Дон» про казачий быт. К слову, месяцем ранее я видел здесь же в деревне сцену – бригадир пекарей принародно смертным боем забивал сапогами алкаша-сторожа, воровавшего ночью в магазине. Короче, когда все строители плюс местные жители (почти поголовно – тётки) собрались на крыльце школы, я (по-прежнему державший вора на болевом захвате) обратился к присутствующим с энергичной речью.
Я говорил: «Вор!» Я повторил это слово дюжину раз – с нажимом, на все лады. Ни разу не произнёс «эвенк» или «русский». Я костерил воровство. Я говорил, что этот гадёныш массу раз получал от меня помощь – вот как отблагодарил. В конце концов, подытожил: «понимаю – безотцовщина… воспитывать некому… что же, придётся мне вмешаться». Я вытянул из штанов армейский ремень и приступил к педагогическому процессу.
Что бы я там ни ожидал увидеть, но всё вышло наперекосяк. Мои слова тут же утонули в истеричном бабьем хоре: «Оставь ребёнка, скотина! Роди своего и пори его!» М-дя… Кажется, самым большим дураком в этой истории оказался я сам. Но отступать некуда – и шоу должно продолжаться. Оттащили меня от юного преступника как ни странно сами строители. Впоследствии сказали, что испугавшись моей озверелой физиономии (я, мол, смотрелся натуральным гестаповцем, пытающем партизана) – не дай бог, пришибу ещё этого сопляка на месте. Ну, с какой бы там мимикой я ни вёл воспитательный процесс, контроля за ситуацией не терял – драл эту тварь в меру, не из мести, а справедливости ради. <...>
Некоторое время приятели-строители энергично разъясняли мне, что «Ты чо, идиот – такие вещи публично делать? Не мог эту тварь отп…ить где-нибудь по-тихому? Обязательно надо было весь этот крысятник взбаламутить?» А наш герой дня, держась за пятую точку, удирал в свой схрон, сотрясая всю тундру многоэтажным матом. Махнул я рукой и вернулся к работе.
Работалось плохо. Я мысленно на все лады клял эту деревню – сидят ведь посреди гнилых болот, давным-давно перестали сдавать заготовленные шкуры, рыбы и мяса поставляют еле-еле, получают здоровеннейшее пособие как малые народности - и немедленно его пропивают. На нас, чёрт подери, молиться должны – этой самой школой мы создали им кучу рабочих мест, за которые из федеральной казны (то бишь, из нашего кармана) получат звонкую монетку по северным коэффициентам. Мы построили здоровенное (по их меркам) ОЧЕНЬ тёплое здание, где гарантированно будет полдеревни греться зимой. (А вы когда-нибудь пробовали на собственной шкуре, что такое -57° по Цельсию? Уверяю вас, бездна впечатлений). Между делом, мы отремонтировали им уйму электро- и бензоустановок, подбросили гору неучтённых стройматериалов, продали по дешёвке массу инструментов б/у; наладили кое-какое подобие коммунальных служб… Ну, про тёплый туалет с унитазами я уже писал (степень комфорта от посещения деревенского сортира в заполярный мороз, думаю, тоже все представляют). И всё равно эти аборигены смотрят на нас: «мы – боги, вы – дерьмо понаехавшее»… должно быть, что-то подобное ощущали английские инженеры-путейцы, тщетно пытающиеся организовать железнодорожное сообщение где-то в Британской Индии.
А вот и свежие новости: - Паш, а ты слышал, что комиссия задерживается? У нас есть ещё пять суток на устранение недоделок.
- Класс. Очень кстати.
- А вот по твоему делу сюда летят менты (стилистика автора сохранена - А. Копцев). Вот только особо не радуйся. Летит они не из-за твоего заявления о воровстве. А из-за того, что на тебя вся деревня донос накатала. Избиение несовершеннолетних.
- Твою мать...
И на повестке дня стоит вопрос, уеду ли я с этой вахты с билетом домой, или же отправлюсь в наручниках и совсем в другое место.
Так, где тут у нас телефон? Заррраза, связь еле-еле теплится. Ладно, дозвонился-таки с грехом пополам до Абакана:
- Игорёха, выручай… Ты же там со всей их столицей коньяк ящиками пил – звякни, кто там может это дело замять.
- Ну, ты, блин, устроил… Ладно, сиди там тише воды – будем думать, что с тобой делать. Объект к сдаче готовь, чтоб комар носу не подточил.
Собственно, стройка затащила меня в этот болотный край, пусть она меня и обратно вытаскивает – клин клином. Объект мы строили, естественно, не местного значения, а очень даже федерального. Программа сохранения малых народностей, и всё такое. И за исполнение спрос будет, надо думать, тоже с краевого руководства. А сдача объекта вот-вот уже на носу. И без такого высококлассного специалиста как ваш покорный слуга никакой электрики и вентиляции к моменту перерезания красной ленточки подготовлено не будет. Скандал немыслимый! Чёрт с ними, с разъярёнными жителями деревни – тут за стройку отчитаться надо.
Вот так эту историю следовало преподносить здешним боярам да воеводам. И кое-кто в райцентре этим и занялся. Сколько было выпито в коридорах власти алкоголя, какие ласковые слова высказаны, да какого цвета нимб нарисован над моей головушкой – то мне неведомо.
Однако факт остаётся фактом – разбираться со мной отправили не участкового (старлея-эвенка), а кого-то повыше. Целого майора. Русского.
Итак, первый раунд выигран.
Майор на поверку оказался не здоровенным краснорожим громилой, пропахшим перегаром, а сухощавым джентльменом при очках, разговоре на «Вы», с речью образованного человека, с лицом навеки отмеченным тяжкой печатью интеллекта повыше среднего. Короче, если бы не фуражка и погоны, то такую персону следовало бы встретить где-нибудь на заседании университетской кафедры в Академгородке.
У меня, к тому времени по горло сытому барачно-алкогольным лексиконом и зверски изголодавшемуся по общению с мыслящими существами, такой человек мгновенно вызвал симпатию. Эх, если бы на его служебном удостоверении было бы написано не «МВД России», а «ЦРУ» - то, считайте, вербовка состоялась, а я уже взахлёб рассказывал бы ему все военные и государственные тайны. Вот такие нервные шуточки тогда плясали в моей голове. А если всерьёз, то тактика разговора у меня была одна – не знаю, за какие грехи этого майора отправили в богом и чёртом забытую Эвенкию, но высшее образование и грусть по умным разговорам у него виднеется так же ярко, как и у меня. Вот и поговорим, как два аристократа в изгнании.
Я рассказал ему всё без малейшей утайки. Даже то, чего здесь не пишу. Рассказывал хорошим литературным языком; расставляя акценты; делая анализ; поясняя логику своих действий. Майор слушал, не отрываясь. И, несомненно, его расположение я таки завоевал. Надо было наносить coup de graсе, что я охотно и сделал.
- Никаких карательных действий из мести я не совершал. Вы не хуже меня знаете, что безнаказанность порождает наглость и рецидивы. И этого паразита я выдрал сугубо из педагогических соображений. Может, есть метод и поэффективнее, но вот ничего в голову не пришло – уж извините, я не Макаренко.
Услышав такие имена, майор аж расцвёл от удовольствия ("Ничего-ничего, Макаренко, поверь, поступил бы точно так же."). Подобных речей он явно не ожидал. А я мысленно поаплодировал сам себе и продолжил рассказ. Особо налегал на то, что щекотливость ситуации (поднять руку на представителя национальности, занесённой в Красную книгу) я в тот момент понимал, а потому в процессе экзекуции ни разу не упомянул национального вопроса. Я много раз повторил «вор», «паразит» - но никогда «эвенк» или «русский». Мой собеседник, дослушав, одобрительно покивал, а потом начал свой рассказ.
Семейка эта уже давным-давно хорошо известна в правоохранительных кругах. Батюшка-алкаш, отец семейства, прервал свой путь во время пьяной не то поножовщины, не то перестрелки. Остались вдовствовать две жены, они же сёстры. Обе с хроническим алкоголизмом и рядом судимостей. Та, что постарше, сейчас в Туре под подпиской - дожидается суда. Вторую мы сами регулярно видели в состоянии алкогольной невменяемости, долбящейся в дверь барака строителей и канючившей выпить.
Детишек наплодили в количестве восьми человек – трое тех, кто постарше уже срок мотают, остальные явно ждут своей очереди. И вот с двумя из них ты, Павел Сергеевич, только что и пообщался тесно. И мне, майору МВД, чертовски досадно, что им ещё не исполнилось четырнадцати, а потому привлечь их я не имею возможности. Но заявление всё-таки я приму от тебя, а не от жильцов посёлка – хоть не посадить, так, по крайней мере, пятно на репутации этих крысёнышей мы поставим официально. И когда они попадутся в следующий раз (а они попадутся непременно, это уж как пить дать), условкой паразиты не отделаются.
- А ты, господин инженер, возвращайся к своей работе и не беспокойся ни о чём. Но на будущее – радуйся, что дело произошло в глухой деревушке, здесь это дело несложно замять. А вот сотвори ты такое в райцентре – хана. Районная прокуратура кровожадна: если русский поднял руку на эвенка – суши сухари: получишь свой срок на всю катушку, без всяких условных.
Переписал я заявление под его диктовку, так, чтобы всё выглядело комильфо. Понаблюдал за допросом этих юных ворюг, подивился тому факту, что они не в состоянии даже прочитать и подписать протокол (какие-то закорюки ели-ели черканули, чуть ли не крестик поставили), да и пошёл себе.
На стройку я возвращался в превосходном настроении. Воистину, самый искренний смех – злорадный. Впрочем, размышлял я тогда о таких вещах философски – вот не окажись у меня в нужный момент покровительства от властей, и эти воры оказались бы потерпевшими. Две старые алкашки, ни единого дня не работавшие, не сотворившие ни единого полезного дела для общества, давшие жизнь не труженикам, а паразитам – так вот, они социально защищены и получают весьма нехилое денежное и вещевое довольствие, которое немедленно спускают на водку. Я же, инженер-трудоголик и специалист в дюжине областей, де-юре оказываюсь бесполезным – ибо не принадлежал к малым народностям, а был всего лишь русским, пусть и с германской фамилией.
А спустя сутки майор рассказал, как проходило улаживание моей проблемы с деревней. Поселковые бабы потребовали, чтобы он принял заявление. Тот в отказ: – Не приму!
– Эй! Тогда мы на тебя самого жаловаться будем куда повыше!
– Да и пожалуйста, жалуйтесь. Этот электрик, конечно, тогда пойдёт под суд. Но одновременно я ведь дам ход вот тому делу, которое давно лежит под сукном. И ещё вот тому. И тому тоже. И этому. У вас же у каждого грешков накопилось – будь здоров. И половина на реальные сроки тянет. Ну, так что, всё-таки разойдёмся полюбовно, а?
Спустя сутки деревенские внезапно осознали, что я тот самый человек, который в состоянии починить или, хотя бы, помочь разобраться с кучей непонятно как работающей электротехники – и потянулись ко мне с коробками: «Сделай! Почини!» Ну, и сукины же вы дети, думал я. Только что так старательно отправляли меня на нары, а теперь… Заррраза, ну хоть бы одна тварь заговорила в духе: «Извини, парень, бес попутал. Давай выпьем мировую. Вот, с меня бухло – и мы в расчете. Только вот помоги эту штуку починить, я в этом ничего не смыслю.» Куда там! Разговоры шли в духе «мы – соль земли, а ты тут припёрся, мразь этакая.» Нет, братцы, не люблю с тех пор я эту деревню, сильно не люблю.
Ещё через сутки Ми-8 привёз комиссию на приёмку окончания строительства. В школе, понятное дело, навели полный марафет, ленточка красная, столы накрыты, водочка-коньячок. Деревенские чуть не поголовно бродят вокруг новостройки – много ли развлечений в тундре. А тут ещё и первое сентября, ребятня в школу, и всё такое. Ну, кому надо, поставили свои автографы на актах приёмки, высказали пару слов перед видеокамерами, а мне грамотные люди шепнули: «Тебе полчаса на сбор. Сейчас они коньяк допьют, а ты к тому времени уже с вещами стоишь на аэродроме. И чтобы духу твоего больше в этой деревне не было от греха подальше.»
И вот, часа через четыре я сижу в Туре за одним столом с местными строительными воротилами. Я рассказываю им городские анекдоты. Они, основательно поддатые, учат меня правильно готовить струганину. Тост идёт за тостом, я балдею от простых радостей цивилизации – например, послушать стук дамских каблучков на асфальте, или черкануть пару строчек по e-mail. И под очередную рюмочку рассказываю туринским мужикам свои приключения в тундре. Они замолкают.
- Пашка! Или ты герой-отморозок, или редкостная тупица. Но в любом случае – счастливчик! Да ты радоваться должен был, если бы в тюрягу сел. Ведь самое вероятное будущее для тебя было – схлопотать пулю. Эти беспредельщики давным-давно пропили остатки своих мозгов, но ведь у каждого по карабину и по мешку патронов. Стрельнули бы тебя, отволокли в тундру – и хрен бы кто нашёл, то, что от тебя останется после того, как падалью медведь полакомится.
Я попугался для виду, выпил за удачу, но в душе посмеялся над их страшилками. Ну, конечно же, они развлекаются, ездя мне по ушам. И сам ведь не дурак так позабавиться, пугая каких-нибудь москвичей страшными байками про жизнь в Сибири. Они верят – а мне весело. Отчего же и туринцам не попугать меня? Ладно, подыграю, сделаю вид что поверил. <...>
А через месяц доходит до меня новость про ту деревушку: опять пьяная перестрелка. Двое покойничков. Вот и думай теперь, шутили ли мужики в Туре, или нет…
Через полтора месяца я вновь летел в Эвенкию. Новая стройка. Да так и пошло – каждый год два-три месяца я провожу на северах. Вот и сейчас пишу эти строчки, когда за окном стрекочат Ми-8, да трещит морозец в минус полсотни по Цельсию."
