Архипыч

На что следует тратить аксы.

(Фантастический обзор)

– Ну-ка, плесни мне еще стопочку того же пойла, мэн.
– Никак не могу, сэр, – бармен тщательно, на свет, рассматривал бокал, натертый белоснежной салфеткой.
– Как это ты не можешь? – Мартин уставился на безукоризненный пробор бармена.
– Вам платить нечем, сэр.
− Как же нечем? А это что? – Мартин помахал в воздухе толстенной пачкой тысячедолларовых купюр. – Не нравится нал, вот карточка Интербанка. Здесь на ста двадцати счетах уйма денег во всех мыслимых валютах мира. И на каждом счету никак не меньше бабла, чем по десять миллионов в долларовом эквиваленте, включая южноафриканские рэнды. Так какого еще джабба ты хочешь?
– Вы меня не поняли, сэр, – бармен еще раз глянул вовнутрь бокала и протер уже вовсе невидимое пятнышко. – Все ваши средства хороши для приобретения материальных благ, а мой кларетин приносит человеку радость и удовольствие. Он не может быть приобретен за обычные деньги. Да вы, уважаемый, прям как с Луны свалились!
Мартин громко захохотал, придерживая руками живот. Пузо у него отросло за последние пять лет пребывания в невесомости. Надо будет в ближайшее время согнать его. Распустился на обратном пути. Все больше по кабинам плавал, а надо было с тренажера не слезать.
– Ох, и уморил ты меня, парень, – Мартин смахнул слезы, выступившие от смеха. – Да Луну я проскочил, как устрица глотку. Я ее даже не заметил, так домой спешил. Это ж после семидесяти лет отсутствия.
– Как же я вас не узнал? – бармен аккуратно поставил бокал на стойку и всплеснул белыми ручками. – Вы же из состава экспедиции к Проксиме Центавра. Никак не ожидал увидеть вас в нашем скромном баре. Вот что, сэр. Я, так уж и быть, налью вам еще стопку, за мой счет. Только вы, как обзаведетесь аксами, не забудьте занести. У нас с этим строго.
– Так я и знал, что нас надуют. Нам обещали за этот полет выплатить по миллиарду долларов в любой валюте каждому. И вот мы прибыли назад, нам перечислили даже по два миллиарда – проценты набежали, – пояснил астронавт. – Первое впечатление такое, что доллары в цене не упали. Так, например, «бентли» последней модели мне продали всего за сто пятьдесят штук баксов, а стокомнатный дом на Гавайях обошелся мне всего в два лимона.
– Да, сэр, все катастрофически подешевело. Нанотехнологии позволяют создавать все, что душе угодно. Я вам даже скажу, что вас здорово облапошили, всучив «бентли» и дом. И дело тут не в цене. Вам предстоит море хлопот с этими штуковинами. Сейчас никто не связывается с материальными объектами, а создают их по мере необходимости. Вы этот дом могли бы и даром взять, а не возиться с этими перечислениями. Ведь теперь вы будете обязаны следить, чтобы он содержался в образцовом порядке. А уж сколько хлопот этот «бент» вам доставит, вы и представить себе не можете. Помучаетесь вы с ним, пока найдете простака, который согласится взять его себе. А дематерилизовать его вам жалко будет – такая красота!
– Но могу ли я купить на эти доллары себе еду, одежду, телку на вечер, наконец? Ха-ха! Да! Наконец.
– Можете платить. Но можете получить это все бесплатно. Разницы – никакой Материелизаторы, вы видели их на каждом шагу, произведут вам все, что вы хотите, вплоть до псевдо-девушек любого вида, на любой вкус и в любом количестве. Или псевдо-парней для дам. Они мало чем отличаются от настоящих, только болтают поменьше, да и то стандартными фразами.
– Так это даже лучше. Не будут голову морочить.
– Ну, это как сказать. Некоторые очень любят после секса на философские темы поболтать. Тут псевдо-девушка ничем не поможет. А чтобы вступить в контакт с настоящей женщиной, тут аксы и аксы понадобятся. Вы обратили внимание, сколько на улицах красивых и стройных людей. Это молодежь, взращенная и воспитанная по методике, разработанной Дарьей Федоровой. Они талантливы и зарабатывают много аксов.
– Что еще за аксы такие? – астронавт озадаченно уставился на бармена.
– О! Аксы, – бармен благоговейно сложил ладони. – аксы, это наша цель в жизни. К ним устремлены все наши помыслы и поступки. Вы думаете, почему я служу барменом, если все, что нужно, я могу получить даром? Хозяин бара платит мне аксами. Вернее, милиаксами. Я получаю, – бармен гордо посмотрел на Мартина, – 25 милиаксов и 150 микроаксов в месяц! Это бешеные деньги. Вот, к примеру, ваша выпивка стоит 100 микроаксов.
– А как же первая стопка? Я же не ….
– Первую стопку у нас оплачивает государство. Каждый имеет право на определенный минимум удовольствий, но не более того. Все, что свыше, извольте, но за свой счет. Вы можете владеть, причем совершенно бесплатно, любыми материальными вещами. Но если вы желаете удовольствий нравственного характера или настоящего блаженства, будьте добры платить аксами.
– Это за что, например?
– Ну, как же, ну как же? – даже заволновался бармен. – Вот хотите вы посетить картинную галерею подлинников Сальвадора Дали. Вы должны будете заплатить за вход не менее 100 миллиаксов. Но если вы настолько одаренный человек, что сможете позволить себе полюбоваться на водную феерию-балет «Русалки и дельфины» имени Марии Бабичевой, это обойдется вам в целых пять аксов! Мне полтора года тут кларетин разливать, чтобы эту красоту увидеть. А если вы когда-нибудь посетите Гранд-оперу, – лицо бармена опять приняло молитвенное выражение, а руки он сложил как перед статуей Будды, – и там будут давать бессмертную оперу «Конь в гипюровом покрывале» Елены Кригер, вы получите неземное наслаждение. Но и влетит это вам в копеечку, – бармен сделал паузу, чтобы подготовить Мартина к сильному потрясению, – вам придется выложить неслыханную сумму – 10 аксов!
На космонавта это не произвело особого впечатления, так как он не был знаком с современными порядками, но бармен задохнулся и едва не потерял сознание от избытка чувств.
– А как же заработать, эти чертовы аксы?
– Не богохульствуйте, сударь, – с укоризной посмотрел на астронавта бармен. – Аксы ввел в обращение Великий Командор еще пятьдесят лет назад. Этими деньгами оплачивается результат вдохновения, накатывающий на творческих людей, а уж они микро или миллиаксами оплачивают нам, людям заурядным, наши услуги. Вот, например, только я умею правильно смешивать «кларетин». По постановлению Комитета Аксенбилевской премии я ежегодно получаю два акса и, кроме того, за приятную беседу с посетителями от хозяина бара, как я уже говорил.
– А кто твой хозяин?
– О! Это выдающийся и талантливый поэт. Никто не знает его фамилии, но все зовут его Анатолий. Несмотря на сравнительно молодой возраст, ему всего сто пятнадцать лет, он входит в число наиболее аксобогатых и талантливых людей нашего столетия, таких, как Надеждин, Конев, Мийю, Игорь Леко и этот парень из Гарварда в маске с трубкой….. Что-то в последнее время не видно в эфире Павла Сусоева. Наверное, на Сахалине опять нефть качает и красивые факела жжет. Думает, ему там больше аксов заплатят. А зачем? Он мог бы и здесь свои аксы получать, а за счет этого удовольствие иметь. Да мало ли у нас талантливых людей? И все они с уважением и большим почетом относятся к Бибиш-ханым. Она еще молодым фору даст.
– С тех пор, как ваша экспедиция была отправлена, в обществе произошли большие изменения. Мы научились отправлять роботов в прошлое и будущее. Если помните, фантасты называли их Терминаторы. Народ дал им более достойное и правильное название. Теперь только последний деревенщина так их называет. Правильное же название – Фортунаторы. Я полагаю, нет нужды объяснять, почему. Также зовут и боевых роботов. Красивые и умные, только драчливые очень. Смотрите, на людях не осрамитесь. От робота с буквой F на груди бегите во все лопатки. Вызовет на дуэль и модными каблуками затопчет.
Вы обратили внимание, что в нашем мире почти не носят золотых вещей, разве что в виде гвоздей − подметки прибить. Зато все носят исключительно серебро. Серебро повсеместно признано наиболее благородным металлом. И знаете почему? Ах, вы уже читали произведения Олечки Серебрянной. Потрясающее впечатление, потрясающее. Такое же, как и от произведений Марины Костровой.
– Вы мне будете рассказывать! У нас вся библиотека на корабле состояла практически из ее рассказов, повестей и романов. Жалко, адмирал Надеждин в последние годы стал меньше писать в связи с его назначением на должность Главнокомандующего Космическим Флотом Земли. Зато полковник Шип из-за того, что ему просто не осталось еще чего побороздить, наоборот, задолбал всех своими историями и анекдотами. Дали бы уж и ему какую эскадрильку или роту солдат-роботов. Пусть забавляется.
– Да-да, – подтвердил бармен, – он, говорят, несмотря на свой преклонный возраст, наматерилизовал себе батальон псевдо-девушек, строит их поротно и целый день гоняет по плацу. А тех, кто сбивается с ноги или нечетко выполняют команду «Ложись», он оставляет на дополнительные ночные занятия.
– А как у вас обстоит дело с религией? Верят ли современные люди в Бога? Дело в том, что в глубинах космоса нам приходилось встречаться….
– О! С религией у нас все в порядке. Дело религиозного воспитания находится в надежных руках. Наша Елена вначале научила нас всех Родину любить, а потом показала, как надо ходить в церковь. Теперь старушки не крадут огарки, а обходят церкви десятой дорогой.
– Так как же мне разжиться аксами? Уж больно хочется посмотреть на выступление дрессированных ирбисов под управлением Барс. Тоже, говорят, недешево.
– Ха! Еще бы! Барс выдающаяся поэтесса. У нее даже кошки не орут по ночам, а тихо мурлычут стихи. Насчет аксов. А вы засядьте за компьютер и наговорите текст о ваших приключениях в космосе и на планетах Проксимы Центавра. Отправьте в Яписатель. Ваше творение там оценят и отправят гонорар в аксах на ваш адрес. Только смотрите: абзацы делайте поменьше, но почаще, чтобы текст не выглядел, как кирпич. И покороче, покороче, а то вас читать никто не будет. Или не прокомментируют.
(с) Александр Шипицын

Вино для красавицы

Когда старому козлу сильно захочется на молодых козочках попрыгать, а денег нет, он включает такую умственную деятельность и изобретательность, что ни одна козочка не устоит.

Вот, например, в те времена, когда рестораны и кафе работали не до последнего клиента, а только до десяти или одиннадцати часов вечера, тогда не считалось зазорным, если кто к компании на свободный стульчик подсаживался. Подсел человек себе и подсел. Сидит, свой стакан вина цедит, конфеткой или эклерчиком закусывает. Не мешает никому.

Только вдруг он зажигалку невиданную, всю мигающими огонечками обсыпанную, достает или пачку сигарет, о которых подружка рассказывала, как ее дядя на картинке в «Плейбое» видел, что его начальник показывал в журнале, взятом на время у секретарши замминистра, которому этот журнал министр посмотреть дал. Тут уж все и девочки и мальчики на нового гостя смотрят и в глазах у всех ожидание: что этот ящик с мороженным еще выдать сможет?

Тут надо анекдот рассказать. Желательно поновее. Или афоризм выложить. Хорошо бы, чтоб в тему общей беседы вписывался. Танцевать сразу идти не надо, а лучше подождать, когда самая красивая девчонка подустанет и останется за столом дивную сигарету покурить. Можно и заказать что-нибудь по карману подходящее. И рассказывать, рассказывать, рассказывать истории из жизни. Можно из своей, можно из чужой, а можно и вовсе придуманные.

Когда разгулявшуюся компанию из ресторана уставшие официанты вытолкают, следует примазаться к той группке, в которой заинтересовавший вас объект находится. Продолжая рассказывать историю за анекдотом, а анекдот за историей надо постараться, воспользовавшись прекрасной погодой, ненавязчиво направить вашу группу по заранее отработанному вами маршруту. Маршрут, конечно, через парк проходит. А тут либо дождитесь, пока кто-то выскажет пожелание выпить еще по капельке, либо самостоятельно направьте разговор так, чтобы это желание было высказано. Хорошо, если кто-то выскажет сожаление о том, что, дескать, где же сейчас это взять?(В советские времена, напомню, ночных киосков в принципе не существовало)

И тут вы должны сделать загадочное лицо, подойти к ближайшему дереву, постучать по его стволу или проделать другое какое-нибудь загадочное действо. Призовите всех к тишине, прислушайтесь сами. После чего вытяните одну руку вперед, а другую как бы прострите в зенит и начинайте кружиться. Сделав один два оборота вокруг своей оси, остановитесь и начинайте движение к выбранному вами дереву. Там из дупла или из-под корней извлеките бутылку марочного портвейна или ликера, или водки, в зависимости от компании, вами сопровождаемой. Поверьте, что после распития этой бутылки выбранная вами девушка обязательно захочет посмотреть жилище такого выдающегося мага. Если вы, конечно, предложите ей это сделать, тихонько и на ушко.

Она под благовидным предлогом отправит своего дружка и пойдет с вами к вам домой, где уже заготовлены чудеса техники типа самовключающейся музыки, загорающихся и гаснущих в разных местах разноцветных лампочек и полное отключение света, когда вы присядете с любопытной девицей на диван.

Меня часто спрашивают: а откуда возьмется вино и водка в парке под деревьями? А откуда же им там взяться, если вы их часа за три до входа в ресторан не положите туда сами?

(с) Александр Шипицын

РАЗГОВОРЫ СО СТАРЫМ МЕНЕДЖЕРОМ

В теплый летний день устроили мы корпоративчик в честь Дня торговли. Так как День капиталистической торговли никто пока не учреждал, отмечали мы по старинке день советской торговли. Коллективу нашей фирмы, в основе своей молодому и задорному было совершенно одинаково какой день праздновать, если есть что пожарить и чем это запить и желательно не за свой счет. Разумеется, я устроил им это барбекю, выложив денежки из своего кармана. Мальчики и девочки радовались и превозносили меня за такую доброту и щедрость, совершенно не подозревая, что благодарить их должен я. Но это тонкости бухгалтерии и не каждый сможет их понять.

Мы со старым опытным менеджером Палычем, в прошлом бывшим морским летчиком, сидели на веранде моей дачи попивали пиво и лениво смотрели, как молодежь весело разжигает мангал. Они насаживали на шампуры большие куски свиной шеи, готовясь поразить наши вкусовые рецепторы.

– Эх, молодежь, молодежь, – закряхтел Палыч, делая солидный глоток, – вишь как суетятся и радуются. Сперли по штуке на брата, со мной не поделились и думают, что никто не узнает.

– Как это, по штуке на брата? – я поперхнулся пивом, – Откуда вы знаете? Вот паразиты, я думал по сотне, ну по полторы, не больше. Вы что подсчитали?

– Да уж, конечно! – сарказм так и струился от старого менеджера, – Как я подсчитаю? Я даже не знаю, на чем и как ухитрились? А вот по рожам вижу. Достаточно веселы, хохочут, друг на друга взгляды умильные кидают. Но не слишком это все, все-таки сдержанно веселятся. Если бы по две сперли, уже бы пьяные в сиську валялись. А если бы меньше чем по пятьсот, только улыбались бы.

– Палыч, а может, вам это просто показалось? Молодежь, энергия ключом – вот и смеются.

– Может и ключом, – согласился старик, – только Вовчик сюда мрачный пришел. Ему машину на ТО ставить, а денег нет. Вот он всю неделю озабоченный и ходил. И сюда весь в мыслях о деньгах пришел. А Петька, он у них неформальный лидер, его в сторонку отвел и в руку ему что-то сунул. После этого и повеселел наш Вовчик. Гляди, как резво шашлык насаживает. Получил свою долю, теперь на ТО хватит. Значит, не меньше тысячи огреб. И Маринка в настроение вошла. Она все о женихе думает: где бы его раздобыть? А Петр ее сумочку зачем-то брал и за угол заходил. Потом на место сумочку положил. А Маринка потом в ней рылась, помада ей понадобилась. И враз повеселела. Они, дурачки думают, что никто ничего не узнает. Правильно. Ни по бумагам, ни по инвентаризации – комар носу не подточит. А по глазенкам все видно.

– Та-а-ак, – протянул я, – это они, паразиты, в мой карман лапку засунули?

Я был хозяином этой конторы. Да и дачи, если разобраться, тоже. И мне была небезразлична истинная причина радости персонала.

– Нет. Это не у вас. Если бы у вас, в вашу сторону они и смотреть бы боялись. Наверное, клиента облапошили. И то вряд ли. Клиента обобрать, святое дело, но опасное. Может и до вас дойти. Скорее всего, они информацией, что на фирме добывается, воспользовались. И прокрутили дельце. Вот и радуются.

– Я когда у Метрыгина директором работал, – продолжил Алексей Павлович, – нас, директоров, у него много было. Так он говаривал: «У каждого директора всегда появляются возможности приработать на стороне. Либо на лапу дадут, либо попросят без очереди обслужить». Там каждый день что-то происходит. Когда я у него работал, если за неделю никто ничего или сбоку не подвалит чуток, так я сам не свой. Да, так он говорил: «Я не против, зарабатывайте. Только выж эти деньги сюда принесите. Мы на них посмотрим и по-братски их поделим». Ага! Щас! Кто-то в его братство поверит. Да и чего на деньги смотреть? Деньги, они и есть деньги. Хапнул, в карман поглубже засунь и молчи. Только снаружи все равно видно.

– А как это видно?

– Да говорю же – по лицу, по поведению, по разговору, по вещам. Вон, Вадик у нас, на обед только хот-дожку позволить себе мог, а теперь, в кафе ходит. Значит при деньгах. А откуда у него деньги, если вы ему зарплату не повышали, и наследства он не получил. Если бы получил – только вы б его и видели. Антон новую машину себе купил. Это на полутора тысячном окладе? Вы, как будто не видите?

– Вижу, Палыч, все вижу. Только все-то ведь, не украдут. А им сколь ни дай, все равно тырить будут. А ребята они хорошие, работящие. Возьми других, меньше красть не будут, а будут ли так работать и беспрекословно приказы мои выполнять – это еще вопрос?

– А вы как узнаете, украл или нет?

– Да, как и ты. По глазам. Когда кто из них говорит, я глаз с него не свожу. Если как обычно херню всякую несет, то и я спокоен, а если слова тщательно подбирает – внимание! Что-то тут не то! А если глазки вверх и в сторону отводит, тут надо бить тревогу! Я когда по телефону с кем-нибудь из них разговариваю, больше слушаю, чем говорю. И вдруг стоп – молчу, как мышь в норе, когда кот рядом. А он, дурачок, либо проговорится, либо ерунду понесет, либо дышать чаще начинает. Вот тут-то он и попался. Только я делаю вид, что верю, а проверяю потом.

– У нас завгар был, – продолжаю, – Валек Черный. А я свой «мерс» со всеми, в общем гараже держал. Так нашелся прохвост, свой же, с улицы никто не придет, вскрыл машину и магнитофон спер. А магнитофонка, по тем временам, дорогая была. Одна из первых на СиДи дисках. Я Вальку сказал: «Машина у тебя в гараже стояла. Ты охрану должен был обеспечить. Не обеспечил. Неделя сроку. Не найдешь вора – сам заплатишь!» Так что он сделал? Подозревал он одного парня. Вечерком, в пятницу, позвал к себе в кабинет. Литровую бутылку водки поставил. Банку бычков в томатном соусе или другой, какой закусь. Тот, прекрасно понимая, для чего этот сабантуй устраивается, не удержался, и до середины бутылку не выпил, а все уже рассказал. И как, и где, и когда, и с кем. Признался в лучшем виде. И, на другой день, стерео систему принес, сам аккуратненько на место поставил. И тихо, без помпы, уволился.

– А вот у нас инженер был. Молчун, слова не выдавишь. Только в книги да чертежи уставится и ни гу-гу. Но временами его прорывало. Как начнет болтать, без умолку и без удержу, спасу нет. Морда серьезная, не улыбнется, только губы шевелятся. Долго я понять не мог, что это у него за припадки. Присмотрелся, а после таких припадков у него новые и дорогие вещи появляются. Он, гад, как хапнет, где чего, так дня три наговориться не может. То ли от страху, то ли от радости. Потом опять замолкает. Обдумывает, где и что опять спереть.

– А менеджер у нас – Севастьянов, снабженцем работал. Когда пришел к нам, говорил, что и хлеба вволю раньше не ел. А тут, глядишь, через год, ни дать, ни взять, «прынц» заморский. Каждый день новая рубашка. Без галстука и не видели. Туфли остроносые завел. И так ему хотелось о богачестве своем поговорить! Но боялся и помалкивал, а только головой кивал да помигивал.

− А иной раз тебе чуть ли не в глаза говорят: У тебя воруют! А ты и не поймешь ничего. Я, как с армией расплевался, директором завода стал. Ну, вы помните какая обстановка была. Даже стих такой, на манер горьковского «Буревестника» был: Хапать, нынче время хапать…, ну и так далее. На всем заводе 5 человек работало: старый директор, которого я заменил, кладовщица, начальница отдела кадров и два работяги. И тащили они впятером с этого заводика все, что и плохо, и хорошо лежало. И там у них определенная этика поведения была. Если утащили вместе, то делили все поровну, а если кто сам по себе уволок и с другими не поделился, этого можно было начальству сдать. Но так, чтобы никто и не понял ничего.

Вот кладовщица как-то ко мне подходит:

− Алексей Павлович, вот у нас мебель забрали, а рассчитались не по той цене. Неправильно это.

Мне не до мебели было. Я пытался во все хозяйство сразу вникнуть, и поток, и разграбление прекратить.

− Ладно, − говорю, − Раиса Николаевна, потом, потом…

− Да как же потом, ведь мебель же …

− Потом, − рукой махнул и убежал.

Проходит дня два, опять Раиса Николаевна ко мне подходит:

− Алексей Палыч, так как же с мебелью будем?

− А когда это было?

− Да уж, почитай, год прошел.

− Тьфу, ёклмный черт тебя побери. Год назад тут черт-те что творилось. Рубль со страшной силой падал. Какие цены? Какая мебель? Давайте-давайте, потом, потом, я сказал! Вы гранулу лучше грузите. Мебель это пройденный этап.

− Да как же так? А с мебелью…

− Потом-потом…, − и убежал.

А надо сказать, завод эту мебель не производил, а имел при заводоуправлении магазинчик. Тогда почти при каждом заводе магазинчики были. То ли свою продукцию потихоньку народу втюхивали, то ли прокручивали чего для обналичивания денег. Но к тому моменту, когда я пришел, магазинчик при заводе уже не функционировал. А стояли в его подсобке 10 комплектов мебели, совершенно не гармонирующие с профилем завода, но спросом у населения пользующиеся и, пока еще, не проданные. Насколько я краем уха уловил, было этой мебели 100 комплектов. 90 уже продали, а десять еще не успели, и директор магазинчика, некий Маштак был уволен по собственному желанию. И я думал, что он просто не успел продать эти десять комплектов. Как же я был наивен.

Еще пару дней прошло и опять Раиса Николаевна, как навязчивое приведение в дурном сне, с этой мебелью ко мне подходит.

− Раиса Николаевна, − страдальчески на нее смотрю, − ну что вы ко мне с этой мебелью пристали? Продали ее год назад, цены тогда менялись каждый день, рубль стремительно падал. Продали и продали. Что ж вы от меня теперь-то хотите?

− Да, бу-бу-бу, цены, бу-бу-бу, комплекты туда, бу-бу-бу, мебель сюда, бу-бу-бу, деньги бу-бу-бу… и он разбираться не хотел бу-бу-бу, и вы теперь не хотите.

− А, чтоб вас дождь намочил вместе с вашей мебелью! Давайте документы сюда.

Она бабочкой из кабинета выпорхнула и через три секунды, честно, сам засекал, огромную пачку бумаг тащит и мне на стол бухает.

− О, господи! − тяжко вздыхаю и начинаю разбираться.

А что там разбираться? Какие-то накладные, доверенности, заявки, заказы, пропуска, путевые листы. И все в страшном беспорядке и тщательно перемешано. Не стал я на работе в это дело вникать, а уволок всю эту груду домой. Дома на кухне уселся и начал бумаги в порядок приводить. Так как в бухгалтерии я ни-бум-бум, применил я ко всей этой свалке авиационную методику наглядного отображения обстановки. Ввел обозначения, нарисовал схему и таблицу. Типа: вот с завода «З» отправили мебель «М» покупателю «П». Согласно договора «Д» и счета «С» по цене «Ц». «П» принял такое то количество комплектов «К», такого то числа «Ч» и так далее. И все это в табличку свел.

Мебель почему-то курсировала то на «П», то обратно на «З» и цены каждый раз разные и «К» тоже разные. Не знаю, как выглядела для бухгалтерии эта система, но авиацию не проведешь. Вскоре, не смотря на всю эту путаницу, стала вырисовываться интересная картина. Первое: покупатель «П» везде был один и тот же, хотя назывался по-разному, но везде печать была одна и та же. Второе, хотя цены были разными, но от «З» комплекты уходили по низким ценам, а возвращались по высоким. Получалось, что за 20 комплектов «П» рассчитывался с «З» той же мебелью в количестве пяти комплектов, но дороже в 4 раза. И так до тех пор, пока на «З» не осталось упомянутые десять комплектов. Тут директор магазинчика и уволился. Потому, что десять комплектов в этом бардаке еще как-то за сто комплектов могли сойти, а если бы не осталось ни одного, то трудно было бы объяснить прокурору, как это они так удачно торговали, что и мебель всю забрали, а денег ни копейки за нее не поступило?

Конечно, только самый круглый дурак мог бы всерьез считать все это легитимной сделкой, когда вы берете в магазине пять бутылок водки, а вместо денег даете продавцу одну бутылку назад. Но это стало ясно видно только после применения мной авиационной системы наглядного отображения. А когда все это аккуратно завернуто в сальдо-инкасо-акцепт-и-дебиторскую-задолженность тут только очень опытный аудитор разберется кто кому сальдо, а кто для кого акцепт дебиторский.

На другой день я вызвал к себе начальника охраны. Оказалось, что все 90 комплектов были вывезены в один день, а обратно ничего никогда не завозили. То есть вся эта лихая торговля производилась на бумаге. Вытащил я к себе и директора магазина господина Маштака, и того друга который тогда директором завода был и девицу, на которую доверенности выписывались. Прищемил я их слегка и все тут же раскололись. Уж не знаю, то ли у меня вид такой свирепый был, то ли у них о наших армейских методах добывания информации неправильные и ужасные представления сложились, но признались они во всем и 91 тысячу долларов в течение месяца мне отдали.

Маштак на «бумере» с тремя кентами пожаловал. А росту он и его кенты были огромного. И вот стоят эти четверо во дворе и Маштак суровым голосом меня окликает:

− Эй, ты! Директор. Тебя зовут!

Я по пустынному заводскому двору к себе в кабинет направляюсь. В охране у меня два дедушки и один парень помоложе − их начальник. У начальника очки такой толщины, что их и бронебойным снарядом не пробьешь. Что он сквозь них видит, один он знает. Однако сомневаюсь, что достаточно, чтобы своего директора от четырех бандюков защитить. Тем не менее, я надулся как рыба-фугу перед жаркой и сурово так отвечаю:

− А ты кто таков будешь? Если Маштак, то я с тобой овец не пас и разговаривать у себя в кабинете буду. А остальных попрошу очистить территорию предприятия.

Красиво это все я ему сказал. Вижу, пошептались пацаны и к проходной направились, а Маштак за мной засеменил. В кабинете я ему особенно поболтать не дал, а сразу же перешел на язык ультиматума:

− Вы со своей гоп-компанией у нашего предприятия украли мебели на 78 тысяч долларов. С учетом банковской ставки и роста курса доллара в течение года эта сумма составляет 90 тысяч долларов. Даю вам месяц на погашение этой задолженности. Причем первые тридцать тысяч ты внесешь через 10 дней, а остальные подекадно. Если через десять дней первые тридцать тысяч долларов ты не принесешь, я включаю счетчик. А как мы умеем свои деньги возвращать ты, наверное, в курсе.

− В курсе, − почти прошептал он.

Мне было очень интересно узнать, о чем он был в курсе, но больше я с ним разговаривать не стал, а он поспешил ретироваться. Честно скажу, домой я ехал очень внимательно, а из гаража шел совершенно необычным для меня путем.

Прошло десять дней, и никто никаких денег мне не принес. Я уже приуныл и потерял веру в свою способность блефовать. Но на одиннадцатый день появляется Маштак и вручает мне пачку долларов с извинениями, что не все купюры в идеальном состоянии. Я пересчитал деньги и удовлетворенно кивнул головой, когда убедился, что в пачке ровно 30 тысяч. Через десять дней он принес еще тридцать тысяч, а к концу месячного срока последнюю тридцатитысячную пачку.

− Ну вот, − с облегчением сказал он, − мы и рассчитались.

− Как это рассчитались? – я сурово сдвинул брови к переносице. − А где еще тысяча долларов за день просрочки?

− Да-да-да…. − засуетился он, достал толстенный бумажник и отсчитал еще тысячу долларов сотенными купюрами.

Этими деньгами я раскрутил заводик «З» и наградил по-царски начальника охраны, главбуха и Раису Николаевну. И себя не забыл. Каждому от ста до трехсот долларов выделил. Только одному из этой когорты ревнителей справедливости 700 долларов дал. Ну, вы, наверное, уже догадались, кому.

− Себе, конечно.

− Ах, шеф, вы прямо след шмеля в воздухе видите. Себе, конечно.

Ведь я не только распутал эту сеть, но и имел достаточно твердости и наглости всю эту шайку-лейку припереть. Только Раиса Николаевна, хотя я премировал ее трехстами долларами, недовольная оказалась. Она кому-то сказала, что пусть, дескать, директор себе в задницу эти триста долларов засунет. Но когда я ее вызвал к себе, лебезила, как лиса норе у волка, и не собиралась отдавать эти триста долларов, как бы я не намеревался ими распорядиться. И только много позже я понял, почему это она меня подталкивала к этому делу. Когда те друзья мебель воровали, они с ней не поделились или слишком мало дали, вот она целый год и выжидала подходящего момента.

– Да, Палыч, если наш человек стоит и улыбается и при этом не идиот, значит, спер что-то. А если подходит к тебе, с видом французского патриота времен Директории, который за Францию готов живот положить, и, рубя воздух ладонью, доказывает, где мы прибыль поиметь можем, этот, значит, только готовит воровство и хочет, чтобы ты ему добро дал, то ли своей неосведомленностью, то ли невнимательностью. И вообще, если ты хозяин и к тебе человек с предложением подходит, то в первую очередь думай: где он тебя обуть в лапти хочет?

– А если, допустим, ты начальничка, какого проверить хочешь, подойди и скажи, мол, Иван Иваныч, надо бы документики на закупку материалов, или другого чего, проверить. А он тебе: «А зачем?», «А не завышают ли наши менеджеры закупочные цены?», «Что вы, - говорит, - я сам, лично, проверял – все по прайсам». По прайсам, оно по прайсам. Только сразу мне ясно становится – откат они, паршивцы, с Иван Иванычем делят. А он их всячески прикрывает.

– Или вот случай был. Стала таможня у нас, ссылаясь на какой-то приказ, по 50 килограмм продукции на пробу брать, да у себя, якобы на вечное хранение оставлять. Продукция наша, сам знаешь, не гниет, не портиться – сто лет лежать может, а то и больше. Ну, надо, значит надо. А кладовщик наш, уже три месяца прошло, как брать стали эти пробы, мне говорит:

– Что-то слишком много таможенники себе на склад проб отбирают. Этак у них через год, больше чем у нас продукции скопится.

Давай мы с ним разбираться, что да как. Вызвали менеджера, что таможней занимается. Он на юристку сослался, дескать, она в курсе, сама такой указ видела. Зовем юристку. Та побледнела и от всего отказывается. Ну, ладно. Поехал я на областную таможню. У меня там все знакомые. Захожу к начальнику тарифов, смеюсь:

– Это где ж вы склад такой отгрохали, что пробы продукции по 50 килограмм на вечное хранение закладываете? Пойдемте, глянем, может, подскажу, как правильно хранить.

Она на меня руками замахала:

– Какие 50 килограмм? Шутите! 50 грамм и те через месяц мы обязаны вам же обратно отдавать.

Этот прохвост, менеджер по таможне, целую шайку-лейку организовал. Юристка их прикрывать должна была и половину получала. А менеджер и таможенник по двадцать пять процентов. Они эти пробы мне же под видом сырья на переработку сдавали. Менеджер тоже сразу раскололся. На колени бух: «Простите! Пощадите!» А таможенник крепкий, гаденыш, оказался. Я его к стене припер: «Зачем пробы такие большие брал? Куда пробы девал?» А он как хомячок, глазки выпучил, щечки надул: «Чего пробы?? Какие пробы? Куда пробы? Ничего не знаю».

Ладно, думаю. Я канал хищений перекрыл, им теперь долго неповадно будет. А мне эти два жука еще не раз пригодятся. Юристку, правда, под благовидным предлогом попер, ну ты помнишь. А эти два кадра до сих пор, только в их сторону гляну, приседать начинают. Только вот менеджер по таможне, что-то в последнее время все веселее становится и взгляды на меня умильные бросает. Опять, что-то прохвост придумал. Ты за ним, Палыч, присмотри.

– Да, я уж, конечно. Я его пришучу!

– Шибко не жучь! Парень он толковый. Так намекни, не по чину, мол, дерешь. И как увидишь, что совсем загрустил, поощри чем-нибудь. Пусть толику малую свистнет. А то наш народ, если не украдет, сам не свой ходит.

Мы с Палычем посмеялись. Еще по рюмочке хлопнули. Он потом к молодежи пошел. Гляжу, Петька ему что-то на ушко говорит. Увидели, паршивцы, как я с Павловичем дружески беседую, а может и он с ними в доле. Просто его деньги ему они передать не успели. Да и Бог с ними. Не тырили бы, я бы им зарплату повысил. С другой стороны: краденое – слаще. Может, и не повысил бы. Мне ж тоже что-то у них упереть надо.

Протест

Я уже писал, что моя молодость пришлась на самый пик борьбы военной «короткой и аккуратной прически» с общей волосатостью молодежи. Тогда еще только-только фокстрот, который на загнивающем западе танцевали в тридцатые годы, отвоевал себе право быть разрешенным к исполнению на танцах. Это раньше так дискотеки назывались.

Но твист, шейк и буги-вуги находились все еще под запретом, не говоря уже о таком дичайшем явлении, как рок-н-ролл. На танцах у нас чаще всего играл духовой оркестр, но даже если бы там играл орган в сопровождении большого симфонического оркестра, то и это особого значения не имело бы. В моду входили мини-юбки и такие балахончики, что музыка нас интересовала меньше всего.

Правда, иногда, когда духовой оркестр исполнял танго: «Наш уголок нам никогда не тесен» или «Утомленное солнце» и на время смолкал, тут вступал лысенький, пузатенький солдатик со скрипкой, а другой, похожий на него, пел, мы все затихали, стараясь двигаться бесшумно. И сейчас, когда я вспоминаю выражения их лиц, комок подкатывает к горлу, а слеза вот-вот сорвется. Когда парни смолкали, зал взрывался громом аплодисментов. Чего на танцах обычно не бывало.

Оркестр приглашали то на похороны, то на городские мероприятия. Вот тогда вступал в дело вокально-инструментальный ансамбль под руководством нашего славного Али Бабы (Толя Буланкин). И они давали жару, совершенно вопреки идеологическим тенденциям того времени. А какая там идеология среди молодежи? Там запах дешевеньких духов, типа «Пиковая дама» мог в одну секунду победить все усилия советского идеологического аппарата, если эти духи источали свой аромат от хорошенькой семнадцатилетней девчонки.

Итак наши бедные отцы-командиры боролись с непрекращающимся ростом волос под пилотками, а замполиты и комсорги пытались нас убедить, что солдатские песни и матросская пляска гораздо лучше шейка, твиста, Высоцкого и Битлов. Может оно и так, но все хорошо в свое время. «Прощание славянки» и «Все выше» хороши для парадов, а когда ты в обнимку с девчонкой, надо что-то посовременнее.

Сколько бы мы не стриглись командиры все равно оставались недовольны. Наш, большой либерал и доброй души человек нам объяснил, что если нашу прическу накрыть пилоткой, то больше не должен был выглядывать ни один волосок. Когда это правило не соблюдалось, а оно не могло соблюдаться, он морщился, но особо не зверствовал. Другое дело в соседней роте. Там дело доходило, чуть ли не до снятия скальпа. Терпела первая рота, терпела и однажды проявила пассивный протест. Все подстриглись в точном и полном соответствии с требованиями их командира.

А теперь представьте, сидят перед вами сто двадцатилетних балбесов, и у всех на головах от волос оставлены только крошечные треугольнички, как это бывало в детском саду в пятидесятые годы. Гражданские преподаватели не могли лекции читать, так как катались от хохота. Только, бывало, успокоится лектор, напишет на доске формулу, глянет на аудиторию и падает в изнеможении на кафедру. Да и мало кто мог спокойно вынести это зрелище. В дополнение ко всему рота, чего раньше не наблюдалось, ходила по учебному корпусу строем с обнажением своих детских треугольных чубчиков. Даже генерал, память о котором для нас священна, когда первый раз увидел, прыснул в кулак. А потом собрал волю и спросил:

– Что это за цирк, тут устроили?

Потом было комсомольское собрание. Гневно осудили волосяной протест, долго искали зачинщиков и постригли всю роту наголо. Но свой дополнительный сантиметр отвоевали. До самого выпуска, нас больше лысинами не третировали.

Наша, вторая рота славилась своими музыкантами и певцами. А также пристрастием к песням Высоцкого и музыке Битлов. Что бы иметь возможность слушать своих кумиров мы скинулись по рублю и купили на роту огромный бобинный магнитофон «Днепр». Долго нам его слушать не дали. Так как идеологический аппарат счел музыку Битлов упадочнической и разлагающей. А насчет Высоцкого твердого решения в верхах еще не выработали. То он пел патриотические песни, то с явным уголовным уклоном. Поработал у нас магнитофон месяца два и командование училища совместно с политическим и особым отделами приняли решение прикрыть эту мелкобуржуазную музыкальную лавочку. Магнитофон включать запретили, для чего из него вынули предохранители.

Тогда и наша рота объявила свой протест. По всему училищу шепотом была распространена информация о готовящейся акции. В три часа дня, как раз после обеда, когда все оповещенные преподаватели и слушатели выглядывали в окна внутреннего двора, Али-Баба и Толик Ломакин вылезли по пожарной лестнице на крышу, куда им подали неблагополучный в идеологическом плане магнитофон. Обе роты стояли во дворе внизу. Толик и Али раскачали магнитофон и под громкое «Урра!» сбросили его вниз. Как ни странно, он не рассыпался на части как это ожидалось. Отскочила какая-то пластмассовая деталька и все. Магнитофон повторно подняли на крышу и еще раз сбросили. Теперь он разлетелся на куски к большой радости курсантов и всех наблюдающих это зрелище. Капитан Чунихин, который вначале просил отдать магнитофон ему, теперь радостно, но несколько преждевременно, хохотал.

Когда генералу доложили о проведенной акции, он прежде всего спросил: кто из офицеров наблюдал за этим актом вандализма. Бедный Чунихин получил на полную катушку.

Всегда новое борется со старым, молодежь отстаивает свои права. Старшее поколение своей приверженностью к устоявшимся нормам отстаивает их, тем стабилизируя плавное движение прогресса. И хоть мы были по разные стороны баррикад теперь мы с теплом и любовью вспоминаем наших командиров и начальников. Может, именно потому, что сами теперь относимся к стабилизирующему, регрессивному началу.

(с) Александр Шипицын

ЗАЧЕМ ФОКУСНИК РУКАМИ МАШЕТ



В начале девяностых годов в Чернобыле царил жесткий «сухой» закон. Нет, пили все, и пили, как лошади. Потому что радиации боялись. Даже болезнь такая существует − радиофобия. Это когда человек себя нормально чувствует до тех пор, пока ему не скажут, что он на зараженной территории находится. А как скажут, тут у него и начинается: тошнота, рвота, давление, слабость. А тот кто не боится у того ничего не болит.

А страх у нас как привыкли давить? Алкоголем. А он-то как раз и был под запретом. Этого, наверное, бутлегеры доморощенные и добивались. Так как при цене 10 рублей бутылка по стране, в Чернобыле подпольная водка 25 рублей стоила, а ночью и все 50. Очень прибыльный бизнес был. Сколько не пытались или делали вид, что пытались пресечь каналы зеленого змия, он все равно заползал. Заползал и спаивал чернобыльцев низкокачественным самогоном и наполнял карманы завозившим спиртное туда.

Рассказывают, что бутлегеры придумали способ провозить большие количества водки в бетоновозе, который курсировал туда-сюда. Но КГБ и в Чернобыле не дремало. Доложили они председателю комиссии. Тот не поленился и выехал навстречу этому бетоновозу. Как раз на КПП его встретил.

− А что, брат, - председатель обратился к водиле-контрабандисту, - твой миксер в исправном состоянии?

− Конечно, в исправном, − слегка завибрировал водитель.

− Что, нормально вращается?

− Н-нннормально…

− А ну, запусти. Я хочу посмотреть, как он вращается тут у тебя.

− Да, работает он, работает. Чего его запускать?

− Запускай, я тебе говорю, − внушительно так, ему председатель говорит.

Видать так внушительно, что водила никак ослушаться не мог. И запустил. Минут пять председатель с удовольствием слушал, как в миксере звякало и трещало стекло. А потом приказал отъехать в сторонку и слить «бетон». Не знаю, правда это или нет, но все чернобыльцы эту историю знают и каждому новичку рассказывают.

В Чернобыле царствовал «сухой» закон. А тут еще нового начальника опергруппы, генерала из Москвы, прислали. Так он мало того, что не пил, так еще и курить в штабе ОГОГО запретил.

Под штаб ОГОГО отвели двухэтажное здание райисполкома. ОГОГО − это мы так называли Оперативную группу гражданской обороны при Министерстве Обороны − ОГГО при МО, ну мы подсократили малость. На втором этаже в бывшей приемной предисполкома был кабинет генерала, а на первом, в самом темном углу в большой комнате находился штаб опергруппы ВВС или как ее доктора называли Би-би-си. Фактически это была дежурка для моих оперативных дежурных. Сюда, кроме докторов, что ютились в двух комнатках напротив и прилетающих экипажей вертолетов никто никогда не заглядывал. И тут можно было спокойненько выпить и покурить.

Во всех других комнатах новый генерал курить строго запретил. И кое-кто серьезно от него за нарушение запрета пострадал.

И вот конец рабочего дня. Мы с докторами хорошо приняли на грудь в предвкушении ужина. Даже я бы сказал, лишку хватили. Причем настолько, что по моим глазам только слепой не смог бы определить насколько хорошо я к ужину подготовился. Мало того, я еще и закурил. Совсем меня повело. Но соображал я четко.

И тут, как поп на еврейскую свадьбу, совершенно неожиданно, заходит этот самый генерал. В моей пьяной, но соображающей башке пронеслось: взыскание, доклад начальнику штаба воздушной армии, удаление из Чернобыля, снятие с должности и увольнение из армии на пятьдесят процентов пенсии. Ну и все сопутствующие этой процедуре ужасы.

Сверкнувшей молнией пронесся план спасения. Он запретил курить. Нарушение этого запрета нехорошо, но не смертельно. Максимум на строгач потянет. Главное, что без доклада. Второе, что делают фокусники, что бы отвлечь внимание публики? Правильно пассы. А что эффективнее всего снижает уровень наказания? Правильно − раскаяние.

Описав в воздухе правой рукой с зажатой в ней на виду горящей сигаретой широкий и эффективный полукруг, я, якобы спрятал за спиной дымящийся окурок. А чтобы генерал не заметил оловянного блеска в моих бесстыжих, залитых под пробку глазах, я низко опустил голову.

Вид кающегося грешника, неловко попытавшегося скрыть следы преступления, растрогал генерала.

− Что, стыдно тебе? − отечески вопросил он.

Я удрученно покивал низко опущенной головой. Говорить я не мог, я это знал, так как за минуту до его прихода, заплетающимся языком разговаривал с моим оперативным дежурным.

− Не будешь больше нарушать?

Я так же стыдливо отрицательно покивал головой.

− Ну, смотри у меня, не кури. Завтра вертолеты летают?

Тут уже одних кивков головой мало. Надо было доложить погоду и озвучить заявки на вертолеты. Но сделать этого я не мог, по той же причине. И я, низко склонив голову, продолжая горько каяться, удрученно пожал плечами, типа: «Пока сказать не могу».

− Ну, ладно-ладно, − генерал продолжал играть роль доброго отца, − не переживай ты так. Завтра утром на докладе расскажешь как да что.

С этими словами он развернулся и вышел из дежурки. А я, наконец, перевел дыхание, так как старался все это время не дышать, а затем жадно присосался к, все еще дымящейся между моими пальцами, сигарете.


(с) Александр Шипицын

ДЕНЬ, КОТОРЫЙ ВЫПАЛ


Островитяне, находящиеся в ДээСах*, быстро и сноровисто собирались на службу. Чтобы кто чего не подумал, сразу поясню. Это не те островитяне, что на острове Пасхи или Сахалине живут, и не те, среди которых зомби разгуливают. Это летчики и штурманы, которые жили себе, не тужили, честно родине служили в славном городе Острове Псковской губернии.

Теперь их под Новый год оторвали от семей и забросили туда, где они и предположить не могли, что там земля есть. Ведь тем, кто всю жизнь на Балтийском флоте прослужил, известно, что земли за Уралом нет, а люди с песьими головами водятся. Всякое дело можно сделать тремя способами: хорошо, плохо и военным образом. Вот их по-военному и забросили под Новый год в такую даль. Как будто если бы их перебазировали позже, земля бы раскололась или денежное довольствие офицеров и прапорщиков существенно уменьшилось бы.

А теперь, что такое ДээСы? ДээСы – это такая казарма на аэродроме, которая расшифровывается как Дежурные Средства. Эти Средства, если нет начальства или нет конкретно поставленной боевой задачи, очень располагают к массовому пьянству. Тем более под Новый год и во время проведения оного.

А сегодня, второго января, теперь уже бывшие островитяне деловито собираются на службу. Среди снующих туда и сюда летчиков шарахается всклокоченная фигура одного штурмана. Он в тельняшке и трусах. На босы ноги напялил меховые сапоги и пристает к собирающимся:

– Ребята! Куда вы несетесь? Сейчас по Москве будем Новый год встречать. Вон у меня и бутылка коньяка нераспечатанная есть. И шоколад. Тащите стаканы. Садитесь на койки!

– Какой Новый год по Москве? Сегодня второе января. Вчера мы по Москве отмечали.

– Да ты что? Какое второе? Садись. Ща налью.

– Я тебе налью! – вмешивается Гена Самсонов, командир всклокоченного штурмана. – Давай, собирайся, а то на завтрак пешком пойдешь. Мы тебя ждать не будем.

Штурман делает хитрое лицо: не обманешь. Я понимаю, это вы меня разыграть хотите. Но Гена решительно подходит к нему, отбирает бутылку и встряхивает штурмана:

– Тебя что, перед употреблением встряхивать надо? Живо собирайся.

До штурмана доходит, что не стали бы ради того, чтобы его разыграть, все так спешно и деловито собираться.

– Это что же получается, сегодня второе января? А когда первое было? А, ик, понятно. Первое было вчера…

Он начинает быстро, игнорируя мучительное похмелье, одеваться. Как-никак военный. Выбегает он из ДС, конечно последний. Несмотря на угрозу, Гена попросил ребят минуту ждать его штурмана. Когда тот выбегает, все хохочут и показывают на него пальцами:

– Где день потерял? Да он и облик человеческий потерял. Чей это облик под ногами валяется?

Штурман смущенно улыбается, пряча опухшие глазки. Но после завтрака, как это ни удивительно, он приходит в норму и его не отличить от других, у кого день из памяти не выпал. Армейская закалка, сэр!

ДээСы* - ДС (дежурные средства), помещение на аэродроме в непосредственной близости от самолетов, готовых к немедленному вылету. Иногда использовались как гостиница для прилетающих экипажей.

ТОЖЕ ЛЕТЧИК


Сидим мы на берегу моря. Четверо нас – два штурмана, один летчик и прапорщик Колабуся. Он когда-то летал радистом, но оказался хорошим плотником. Несмотря на шебутной характер, командование доверило ему ряд плотницких работ на своих дачах, да и по дому. Как признание «боевых» заслуг, его отпустили на две недели отдохнуть в наш профилакторий.

И вот мы в окружении десятка бутылок водки с огромным блюдом жареных бычков и ярких, осенних помидор мирно похмеляемся. Мимо нас уныло бредут три рыбака с удочками. Под скалами, принадлежащими профилакторию, полно бычков. Унылые же они потому, что жены не дали им похмелиться. Они бросали завистливые взгляды на наше изобилие. И спрашивать не надо. Ясно, они из ближайшего пансионата. Полтавчане. Их украинские песни вчера весь вечер доносились до нас. Душевно пели.

Я, преисполненный добротой известного характера, крикнул им:

– Эй, парни! Похмелиться не желаете?

– А что, можно? – последовал немедленный вопрос-ответ.

– Хорошим людям – да нельзя?! Об чем речь, ребята?! Подходим, наливаем, поправляем пошатнувшееся…

Из завязавшейся после радостных выдохов и закуски беседы оказалось, что мы были правы; мужики – работники Полтавского механического завода. Вчера отмечали счастливое прибытие в заводской пансионат. Ну и несколько перезлоупотребили. Самые крепкие из них пошли на рыбалку. А тут такая удача! Вот, кто не пошел, завидовать будут! И на наш счет они, почему-то, нисколько не сомневались. Хотя, по пляжной экипировке распознать в нас летчиков трудновато.

– Это вы в доме отдыха? – спросил старший из заводчан, седой, солидный начальник цеха.

– Нет. Это наш дивизионный профилакторий. Мы в профотпуске. Раз в году отпускают две недельки попьянствовать.

– А этот парень, – указал на Колабусю начальник цеха, – тоже летчик?

– Ннн-у, да, – с некоторым сомнением ответил я. Всякий, кто находится на своем рабочем месте в самолете во время полета, имеет право называться летчиком.

Тут произошла вещь, сильно озадачившая нас. Колабуся запрыгнул на лежак, принял позу Цезаря в сенате, царственно указал на пляжный песок и величественно произнес:

– На колени!

И солидный, седоголовый начальник цеха проворно и покорно стал на колени перед шебутным Колабусей. Мы повскакали и уставились на эту сцену.

– В чем дело? – потребовали мы объяснений.

Вчера мы в подпитии разбрелись по своим комнатам. А Колабуся отправился в соседний пансионат. На людей посмотреть и себя показать. Люди женского пола ему понравились. Он попытался вступить в тесный контакт, запустив шкодливую руку под кофточку полтавчанки, щедро одаренной украинской природой. Осчастливленная дивчина подняла визг. Когда же «чоловыча частына хору» ухватила его за шеяку, он, злобно лягаясь, кричал: «Пустите, я летчик! Вы не имеете права!». Вот тогда-то солидный начальник цеха перед тем, как дать Колабусе пинка под зад, сказал: «Если ты действительно летчик, я перед тобой на колени стану». Честный человек, сдержал свое слово.

На вечер нас пригласили в полтавскую компанию. Наши мужественные голоса вплелись в певучий рассказ о том, как Галя воду таскала. А поодаль трое мужиков трясли Колабусю, который попытался продолжить свои изыскания в анатомии украинских девчат.

МУЖИК В ТРЕУХЕ


Как-то совершенно неожиданно в четыре утра загудело. Стас, проснувшись от всепроникающих звуков сирены, сидел на койке, почесывая правое ухо. Обычно о неожиданной тревоге знали, как минимум, за неделю. А тут черт те что, то ли тревога, то ли сирену перемкнуло где? В соседней комнате зазвонил телефон. Там жил новый начальник штаба полка в ожидании освобождения квартиры, которую пока занимал старый, переводящийся на запад начальник штаба.

Вот когда Стас порадовался хорошей звукопроницаемости стен в общежитии. А то обычно они с Зойкой, как мышата, и все равно Шамиль, прапорщик, живущий в комнате справа от выхода, по утрам залихватски подмигивал ему.

Начальник штаба громко говорил в трубку:

– Экстренный сбор? Какой сбор? Кто объявил тревогу? Хорошо, иду-иду.

Тут и до Стаса дошло, что надо быстренько, не дожидаясь посыльных, собираться и бежать к дежурному по части. Когда он с тревожным чемоданчиком выбежал на улицу, в морозной темени уже маячили силуэты посыльных, бегущих ему навстречу с карточками оповещения в руках. Он бежал к дежурному по части, чтобы получить пистолет и нестись дальше, на стоянку самолетов полка. Но, когда он забежал в казарму, дорогу в дежурку преградил крепыш с автоматом:

– Вам туда, – он повел стволом в сторону ленинской комнаты.

– Как, туда? Мне пистолет…

– Нет-нет. Сегодня туда.

Не говоря лишних слов, Стас направился в ленинскую комнату, надеясь там найти ответ на вопросы: Что это за неожиданная тревога? Откуда в их морских частях взялся этот крепыш с автоматом и в зеленой камуфляжке? И почему, он, Стас, так покорно выполнил команду крепыша?

В ленинской комнате уже собралось человек десять офицеров, которые тоже задавали друг другу такие же, как у Стаса, вопросы. Самое удивительное, что и здесь на входе стоял такой же крепыш в камуфляже и с автоматом.

Офицеры прибывали и прибывали. Скоро в ленкомнате стало тесно, а командование не появлялось, и прояснить ситуацию было некому.

– Пока командира нет, пошли, что ли, покурим, – предложил штурман второй эскадрильи и направился к двери.

Но путь ему преградил тот же крепыш:

– Выходить нельзя! Всем оставаться на месте – отчеканил он.

– Да ты знаешь с кем ты, сопляк, говоришь, – глядя в юное лицо автоматчика, заорал потрепанный жизнью майор.

Вместо ответа парень приподнял ствол повыше голов повернувшихся на скандал офицеров и дал очередь по потолку и стенам ленкомнаты. От самых что ни на есть, реальных пуль пострадали портреты членов политбюро. Больше всего досталось портрету К.У. Черненко, который с удивлением взирал на происходящее.

– Лежать! Все на пол! – юношеским фальцетом закричал автоматчик и дал еще одну очередь. Портрет К.У. Черненко первым полетел на пол.

Туда же, на пол, попробовали упасть и набившиеся в ленкомнату летчики. Из-за тесноты это им не удалось. Сели на корточки и стали ждать дальнейших распоряжений.

Вскоре в сопровождении лейтенанта, тоже одетого в камуфляжную форму, появился командир полка. Он был без шапки и в расстегнутой шинели. Вид у него был злой и обескураженный.

– Выходим и строимся поэскадрильно в казарме. Там все объясню.

На построении стало ясно, что тревога самая настоящая и после построения надлежит бежать на аэродром и готовиться к вылету. Заминка и инцидент в ленинской комнате произошли из-за того, что в данных учениях им подыграла рота морской пехоты. Подъехал крытый Газ-66. Из него на асфальт попрыгали человек десять матросов в сопровождении тех же морпехов. Одного матроса, связанного по рукам и ногам бережно, сняли с машины и поставили вертикально. Один из морских пехотинцев, что-то ласково сказал связанному, а затем, достав финку, ловко перерезал путы.

Вперед вышел капитан. Он, как и его команда, был одет в камуфляжный комбинезон.

– Товарищи летчики! – громко обратился он к недоумевающему полку. – Нам поручили подыграть вам в проведении летно-тактического учения вашего полка. Должен огорчить вас. Мы сняли всех часовых гарнизона. Вот они перед вами. Связанный матрос, кавказской национальности, единственный, кто оказал яростное сопротивление. Пришлось его нейтрализовать. На самолетах вы увидите надписи, сделанные мелом – МП – морская пехота. Это означает, что они условно выведены из строя. Такие же буквы на технике обеспечения. Мы свой первый этап выполнили. Командование и посредники позже оценят наши и ваши действия. С этого момента учения продолжаются. Дружеский вам совет. Так как сюрпризы еще не окончились, будьте бдительны и внимательны. Удачного вам завершения учений!

Капитан и его вооруженные крепыши исчезли так быстро и незаметно, что Стас и сказать не мог, были ли они на самом деле или ему привиделось все. Заговорил командир полка.

– Готовимся к вылету в варианте «М». Цели и маршруты будут доведены каждому отряду перед вылетом. Все на аэродром. Летные экипажи участвуют в подвеске оружия. В общем, как учили. Запуск и выруливание в режиме радиомолчания. Одна зеленая ракета и в эфире – «Давление на аэродроме» – запуск. «Курс взлета» – разрешение на выруливание. Две зеленых ракеты и «Скорость ветра» – взлет. По самолетам!

На двух присланных базой автобусах уехать всему полку невозможно. Поэтому Стас и пытаться не стал втиснуться в них, а сразу же влился в уходящую в темноту вереницу людей и зашагал на аэродром.

Путь был неблизкий. Более четырех километров. И это неся в одной руке тревожный чемоданчик, а в другой штурманский портфель с притороченной к нему кислородной маской и шлемофоном, тесно уложенными в одну сумочку от кислородной маски. Мерно похлопывал по бедру противогаз. Полученный в спешке пистолет неловко упирался стволом в ребра из своей кирзовой кобуры, вшитой вместо левого кармана.

Ближайшее будущее не сулило приятных перспектив. В учебном корпусе на аэродроме надо было получить два увесистых тома Регламентов и Перечней радиотехнических средств, а также Сборник действующих аэродромов. Кроме того, в пэдээске, помещение парашютно-десантной службы, следовало получить сумку со спасательным жилетом и индивидуальную аварийно-спасательную радиостанцию «Комар» с батареями питания. Этот «Комар» вместе с батареей весил не менее трех килограммов, и весомо дополнял поклажу, состоящую из портфеля, трех сумок и чемодана. Стас собирался покинуть пэдээску, когда туда с выпученными глазами ворвался начхим полка.

– Стойте! Стойте! – закричал он. – Всем получить химкоплекты и быть готовыми, по сигналу надеть их… как учили.

Стас чуть не зарыдал. Тащить на себе обычное снаряжение оставшиеся два километра было нелегко, а тут еще химкомплект: прорезиненный плащ, комбинезон-бахилы и прорезиненные перчатки – еще три-четыре килограмма. Парашюты, слава Богу, повезли на специальной машине ПДС.

Почти без сил подходя к самолету, который стоял в лесной зоне на самой дальней стоянке, он услышал нарастающий вой. Вой и свист доносились откуда-то сверху. Подняв голову, он увидел, как точно на него пикируют два истребителя. Истребители целились в Стасов самолет. Вышли они из пике на высоте не более пятидесяти метров, и сразу же перешли в отвесное кабрирование. Сделав небольшой, но очень крутой вираж, они, как на гигантских качелях, опять устремились к самолетной стоянке.

Стас, насколько ему позволял неподъемный багаж, припустил к самолету. Согласно инструкции, следовало подтащить стремянку, забраться наверх фюзеляжа, зарядить верхнюю пушечную установку и приступить к отражению налета истребителей.

Он подтащил стремянку к крылу, а когда залез на него, истребители уже исчезли. Очевидно, они, как и морпехи, выполнили свою задачу и «уничтожили», уже «выведенные из строя» морскими пехотинцами, самолеты.

Стас дождался техника по вооружению. Вдвоем они, наконец, зарядили пушки. Он спустился вниз, перетащил свой рыцарский багаж на рабочее место и побежал помогать техникам, готовить самолет к вылету. Там ему делать особенно было нечего. Заправку самолета топливом, заливку масла в бак, зарядку КПЖ жидким кислородом и накачку пневмосистем техники выполнили без него. Ему оставалось дождаться, когда вспомогательные части привезут крылатые ракеты и принять участие в их подвеске и проверке.

Планируемый вылет в варианте «М» предусматривал установку на ракетах ядерных боеголовок, что было связано с дополнительными хлопотами с их подогревом и оформлением пропусков к самолету, возле которого он и так стоял.

Когда подвезли две огромные заостренные спереди зеленые сигары с крошечными треугольными крылышками, возле самолета появился неряшливо одетый мужчина в треухе. В самом затрапезном треухе, который только можно себе представить. Даже левое ухо у его шапки было задрано вверх.

Он встал в десяти метрах от самолета и с большим вниманием присматривался и прислушивался к происходящему. Стас, вместе с техниками приступил к подвеске ракет, а мужик подошел поближе.

– А что это, славяне, вы делаете?

– Не видишь, что ли, – словоохотливо отозвался техник, старший группы вооружения, руководивший подвеской, – мы ракеты подвешиваем.

– Вот эти зеленые крокодилы – ракеты? – изумился владелец треуха.

– Самые что ни на есть настоящие, – заверил его старший расчета. – Семерочка, КР-7. Дальность пуска – 450 километров, боеголовки – 150 килотонн каждая. А? Каково?

– Да, – восхитился незнакомец, − но по каким целям ее применяют, и преодолеет ли она ПВО?

– Тут ты, парень, можешь быть спокоен. Только смотри − никому, это совсекретные данные…

– Да вы чо! Я – могила! – с готовностью заверил техников мужик.

– Смотри у нас! Так вот дальность пуска этой ракеты – 450 километров, после отцепки она делает просадку, а потом набирает высоту 28 километров. А? Каково? И проходит над всеми зонами поражения ракет класса «земля-воздух». А потом в «мертвой воронке» пикирует на корабль противника. И скорость у нее, знаешь какая?

– Какая?

– Пять Махов!

– Да ты что! Не может быть! Пять эм! Вот это да!

– Крест на пузе! А ты, парень, кто таков и что тут делаешь? – вдруг стал подозрительным и проницательным грамотный техник.

– Я-то? Да я так, устроиться к вам на работу хочу. Это ведь 523-й полк?

– Куда там! Это 323-й мрап, а соседний – 324-й.

– Это где командиром полковник Мальцев?

– Опять ты пальцем в жо…, в желтое колечко попал. Наш командир полковник Семендяев Андрей Викторович, а в 324-м мрапе…

– А что такое мрап?

– Эх, парень, сразу видно, что ты из деревни, – гордо подбоченясь, произнес вооружейник. – Мрап – это морской ракетоносный авиаполк.

– У нас тут целая дивизия стоит, – вмешался второй техник, – 234-я мракад называется – морская ракетоносная краснознаменная авиадивизия. Понял? В ней два полка – 323 и 324-й мрап. Понял? Но смотри – никому. Это данные – он оглянулся по сторонам и понизил голос, – это данные совсекретные.

– Да вы чо!? Да я ни в жизнь… кстати, а где у вас штаб расположен?

– Вон смотри, автобус стоит. Он сейчас в столовую поедет. От столовки возьмешь правее и прямо в штаб попадешь.

– Спасибо, мужики! Так я, того, побежал?

– Да уж беги-беги, – первый техник задумчиво посмотрел вслед бегущему к автобусу владельцу треуха, – шляются тут всякие. То ему расскажи, это покажи…

А мужик в треухе сел в автобус, где ему рассказали, сколько сейчас в дивизии самолетов и где находится база крылатых ракет. Когда проезжали мимо большого бетонного, засыпанного толстым слоем земли, ангара, на котором, в целях маскировки, росли елочки, ему пояснили, что в этом ангаре находится самолет Ту-16К16-26 с постоянно подвешенными двумя ракетами в ядерном варианте, такие, как он на стоянке видел. Это на случай внезапной ядерной войны. Только дураки его строили. Ту-16 туда влезает, а вот Ту-22, на которые дивизия скоро будет переходить и у которых киль выше, туда не поместится.

Мужик в треухе выразил сомнение, что дивизия будет переучиваться на Ту-22. Но его все в автобусе переубедили, и даже назвали точные сроки перехода на новую авиатехнику.

Вскоре мужика в треухе можно было видеть в штабе полка. Никто не спросил у него пропуск, и он слонялся из кабинета в кабинет, прислушиваясь к разговорам офицеров, и иногда встревал в них, сам являя слишком глубокое, для своего деревенского вида, знание предмета разговора.

В кабинете начальника штаба полка он нахально уселся на стул, невзирая на то, что тут было полно офицеров, и они обсуждали схему нанесения удара, расстеленную на большом столе. Наконец начальник штаба, жгучий брюнет, обратил внимание, что у него в кабинете находится кто-то посторонний.

– Ви что-то хотели, товарищ? – с мягким кавказским акцентом спросил он у развалившегося на стуле посетителя.

– Да я хочу у вас в ТЭЧи работать. Можно к вам устроиться?

– Канешна можно, дорогой. Нам нужни гражданские специалисти. А то наши прапорщики…а! – он с досадой взмахнул рукой. – Дай мне сюда твои дакументи. Что там у тебя? Паспорт? Давай паспорт. Как твоя фамилия?

– Козлов, – с готовностью ответил мужик и, наконец, снял свой треух.

– А почему в паспорте написано: Баранов?

– А! Это ошибка.

– Какой дурак тебе этот паспорт видавал? Я первый раз вижу, в паспорте фотографию в шапке. И наклеена фотка криво.

– Да у нас в сельсовете и в чалме могут фотку вклеить. В клубе, где фотографию делали, не топили, и фотограф разрешил шапку не снимать.

– А что, паспорт тебе в сельсовете видали?

– Ну да. А где же еще?

– А я думал, что паспорта в райотделе милиции видают…

– Ха! Это когда было, сейчас в сельсовете.

– В общем, слюшай сюда. У нас сейчас учения идут. Скоро командующий сюда прилетит, заслушивать нас будет. Мне сейчас некогда. Пойди по коридору направо, там будет кабинет заместителя командира по инженерно-авиационной службе. Пойдешь к нему, он тебя примет на работу и оформит, как положено. А мне некогда сейчас, дорогой.

На этом мужик в треухе свой поход по штабу закончил.

А потом командующий вызывал к себе командира полка и его начальника штаба. Прилетели они из Владивостока серьезные и угрюмые. И вскоре собрали полк и рассказали все, что выведал у наших офицеров мужик в треухе, сотрудник особого отдела флота. В полку началась великая эпопея борьбы за бдительность. Каждый гражданский, попадавший в полк, подвергался перекрестному допросу и просматривался, чуть ли не на рентгене. Два года мы поражали всех своей высочайшей бдительностью. А на третий год Стас увидел, как мужчине в драповом пальто и розовой вязаной шапочке что-то увлеченно рассказывают два офицера, а он согласно кивает головой и поддакивает.

Александр Шипицын (с)

Александр, спасибо Вам большое, прочитал на одном дыхании как тот персонаж из Вашего рассказа, который, придя на работу ничего не делал. Так и я. Сам я человек почти авиационный, так что многое из Ваших рассказов вызывало приятную ностальгию и добрые воспоминания. Удачи Вам и успехов. Жду новых рассказов.

Очень жаль, но у Александра последняя активность на форуме 04.12.2015 года.... Дай Бог у него все в порядке.... Тоже перечитал много из его рассказов- читал вечерами запоем))))