Спишь, собака!
Военнослужащего бьют, когда он спит. Так лучше всего. И по голове - лучше
всего. Тяжелым - лучше всего. Раз - и готово!
Фамилия у него была - Чан, а звали, как Чехова,- Антон Палыч. Наверное,
когда называли, хотели нового Чехова.
Он был строен и красив, как болт: большая голова шестьдесят последнего
размера, плоская сверху; розовая аккуратная лысина, сбегающая взад и вперед,
украшенная родинками, как поляна грибами; седые лохмотья, обмотав уши,
залезали на уложенный грядкой затылок; в глазах - потухшая пустыня.
Герой-подводник. К тому же боцман. Двадцать календарей. Он все время спал.
Даже на рулях. Каждую вахту.
Он спал, а командир ходил и ныл - пританцовывая, как художник без кисти:
так ему хотелось дать чем-нибудь по этому спящему великолепию. Не было чем.
Везде эта лысина. Она его встречала, водила по центральному и нахально
блестела в спину.
Штурман появился из штурманской рубки, шлепнув дверью. Под мышкой у него
был зажат огромный синий квадратный метр - атлас морей и океанов,
- Стой! Дай-ка сюда эту штуку. Штурман протянул командиру атлас. Командир
легко подбросил тяжелый том.
- Тяжела жисть морского летчика! - пропел командир в верхней точке,
бросив взгляд в подволок.
Лысина спело покачивалась и пришепетывала. Атлас, набрав побольше
энергии, замер - язык набок, и, привстав, командир срубил ее, давно ждущую
своего часа.
Атлас смахнул ее, как муху. Икнув и разметав руки, Чан улетел в прибор,
звонко шлепнулся и осел, хватаясь в минуту опасности за рули - единственный
источник своих благосостояний.
Рули так здорово переложились на погружение, что сразу же заклинили.
Лодка ринулась вниз. Кто стоял - побежал головой в переборку; кто сидел -
вылетел с изяществом пробки; в каютах падали с коек.
- ПОЛНЫЙ НАЗАД! ПУЗЫРЬ В НОС! - орал по-боевому ошалевший командир.
Долго и мучительно выбирались из зовущей бездны. Долго и мучительно,
замирая, вздрагивая вместе с лодкой, глотая воздух.
С тех пор, чуть чего, командир просто выбивал пальчиками по лысине Антон
Палыча, как по крышке рояля, музыкальную дробь.
- Ан-то-ша,- осторожно наклонялся он к самому его уху, чтоб ничего больше
не получилось.- Спи-шь? Спишь, собака...
А. Покровский, ...Расстрелять!!!