Kyle
Местный
Обелиск с парящей чайкой
(по рассказам очевидцев)
Была осень 1944 года.
Гидросамолеты «Каталина» возвращались с авиабазы острова Новая Земля, после продолжительных патрулирований акваторий Баренцева и Карского морей, проводки караванов судов и выслеживания немецких подводных лодок. Самолеты летели через город Нарьян-Мар, где делали заправку, мелкий ремонт, техническое обслуживание самолетов. В Нарьян-Маре в сороковые годы было подразделение Беломорской военной флотилии: 16-й аэродромный транспортный отряд 3-й авиационной группы, которая базировалась на территории Нарьян-Марского морского порта. Здесь же была небольшая гостиница для ночевок и отдыха экипажей.
Река Печора, в устье которой самолет-лодка «Каталина» производила посадку, покрывалась льдом. Для того чтобы произвести взлет, нужно было с помощью буксира-ледокола пробить во льду канал, вывести самолет на чистую воду.
Летчики 1-й авиаэскадрильи 44-го смешанного авиаполка ВВС Беломорской военной флотилии улетали из Нарьян-Мара попарно. Последними покидали Арктику экипажи капитана Сокола и лейтенанта Ветрова. Сокол, как старший по должности и званию, утверждал, что надо лететь на Архангельск по береговой черте. Это лучший вариант маршрута. В случае необходимости можно сесть в море, на воду. Но и Ветров не новичок в Арктике. В полк он был откомандирован из полярной авиации, в которой пролетал около трех лет. До этого проходил службу в 68-м отдельном разведывательном авиаотряде Амурской флотилии. Позже работал пилотом и начальником группы гражданской авиации в Хабаровске, Актюбинске, Красноярске.
При обсуждении перелета он молчаливо соглашался с Соколом, но в мыслях держал свой прямой короткий маршрут Нарьян-Мар – озеро Холмовское, который сокращал время перелета. Ранним утром 29 октября Ветров взлетел первым. Он полетел своим коротким путем. В составе экипажа 7 человек: командир экипажа – Ветров Иван Иванович, второй летчик – Дорофеев Владимир Федорович, штурман – Сорокин Алексей Иванович, второй штурман Гапонов Николай Иосифович, радист Дубошин Николай Степанович, воздушный стрелок – Мелехин Василий Прокопьевич и бортмеханик – Федоровых Михаил Васильевич.
Когда радист сообщил Ветрову, что район перелета закрыт туманом, Ветров усомнился и решил удостовериться сам. Влез в туман и теперь, крутясь в нем, осмысливал происходящее.
По расчетному времени они были в острогах Тиманского кряжа. Летчик понял, что они попали в каменный мешок. Он стал набирать высоту. Натужно ревели моторы, винты молотили туман. Стрелка высотомера медленно скользила по шкале прибора, показывая 100 – 150 – 200 метров.
«Каталина» зацепила днищем за вершину сопки. Страшной силы удар в считанные секунды разрушил самолет, выбросив из кабины бортмеханика Михаила Федоровых. Столкнувшись с землей, самолет стал бороздить ее и разваливаться на части. При ударе летчиков выбросило, а самолет загорелся. Стали взрываться патроны. Бортмеханик катался по снегу, сбивая с себя огонь. Вокруг слышались стоны и возгласы других летчиков.
Михаил Федоровых очнулся от пронизывающего холода. По всей округе валялись исковерканные обломки разбившейся «Каталины». В 30 метрах от самолета лежали мотор и крылья. Дальше бесформенной грудой металла темнел разорванный фюзеляж. Еще дальше – хвостовая часть. Михаил направился к груде металла, еще недавно бывшей самолетом, и остановился как вкопанный, увидев изуродованные тела товарищей.
А впереди неизвестность и запорошенная снегом тундра. Еще из школьной географии он знал, что почти все поселения людей располагаются по берегам рек, поэтому он шел, надеясь, что все равно выйдет к людям. Через несколько дней набрел на маленький незамерзший ручеек. С тех пор он шел вдоль берега.
Семнадцатое утро, как и все предыдущие, было пасмурным и пугающе тихим. Но вот до обостренного слуха Федоровых донеслись детские голоса и лай собаки, они долетали с противоположного берега ручья. Михаил приблизился к берегу. Он уже почти полз. Это был уже не ручей, а целая река – Сойма.
От Коткино до реки Соймы, где обычно рыбаки ставили ловушки из жердей с сетями, было три километра. Жерди были шестиметровой длины. Так вот он дошел до этого места, а на реке была полынья. Он достал эти жерди, уложил их и по ним переполз через полынью. Собака первая учуяла незнакомый запах и с громким лаем бросилась к месту, где упал человек. На лай собаки прибежали ребятишки, увидели человека в военной форме с оружием на портупее и немного испугались. Он им крикнул: «Не бойтесь, ребята, я свой! Помогите мне!» И даже выбросил на снег наган, но от сильной усталости снова потерял сознание. Среди ребятишек был и Павел Гаврилович Коткин. Ему и другим ребятам было тогда по 9–10 лет, они сбегали за взрослыми и сообщили об этом председателю колхоза Ивану Алексеевичу Елизарову.
Трое мужчин взяли ружья, запрягли две пары оленьих упряжек и поехали на берег. Федоровых лежал на берегу. От долгого пребывания на ветру, на холоде лицо его задубело, стало темно-коричневым, обросшим. Глаза покраснели и постоянно слезились. На него было страшно смотреть. Мужики, долго не раздумывая, повезли его в чум. В чуме было тепло. Топилась печка. В котле булькало – варилась оленина. Раздевая «находку», они увидели на кителе погоны с двумя звездочками, достали из кармана документы, удостоверяющие личность. Сомнения отпали.
Федоровых долго растирали, массажировали, приводя в чувство. Поили теплым мясным отваром из оленины. Завернули в оленьи шкуры. Спал он долго. Хозяин чума за это время съездил на большое стойбище в поселок Коткино, где был фельдшерский пункт, привез фельдшера. Фельдшер, женщина лет 30-ти, внимательно осмотрела его, прослушала и вынесла вердикт: «Немедленно переправить в фельдшерский пункт, там есть медикаменты и условия для лечения».
Председатель сразу дал лошадь, и летчика привезли в поселок, в дом Евдокии Васильевны Каневой. Ранен он не был, только сильно обморозился и обгорели руки. В этом же доме жила вдова Раиса Павловна Шумовская. А во второй половине дома был медицинский пункт. Лечила летчика медсестра Екатерина Александровна Гусева. Рая также помогала в лечении летчика, она смазывала ему руки гусиным жиром. Иван Иванович Коткин пришел с фронта весной 1942 года и частенько приходил к Рае, а заодно и навещал спасшегося летчика. Они часто общались. Когда летчик пришел в Коткино, люди говорили, что он родился в рубашке. За несколько дней до его прихода в тундре в окрестностях Коткино был обнаружен мужчина, загрызенный волками.
Пока Михаил лечился в Коткино, к нему приезжали из НКВД и допрашивали. Затем ездили раза три в тундру с оленеводами и его брали с собой, но он так и не смог им показать место гибели самолета и экипажа, не сумел вспомнить. Разбившийся самолет искали на По-2 и на Як-12. Но все безрезультатно.
На прощание связала ему Рая Шумовская шерстяные носки. И его увезли в Нарьян-Мар. Ехали они на лошадях до села Великовисочного. Там ему сделали перевязку и немного подлечили. Лечила его Ольга Александровна Смирнова – она в то время была зубным врачом. Из Великовисочного с почтовым обозом направились в Пылемец. Там была небольшая остановка и конечным пунктом была морская часть Нарьян-Мара. Когда привезли в Нарьян-Мар, в военно-морской госпиталь, у него были забинтованы по локоть обе руки.
Оттуда полетели в эфир радиограммы, оповещая командование флота: «Нашелся оставшийся в живых бортмеханик Федоровых из экипажа Ветрова. Находится в госпитале». Как только улучшилась погода, за летчиком вылетел самолет и доставил Михаила Федоровых в Архангельск. Снова госпиталь и длительное лечение. Через полтора месяца он был выписан из госпиталя. Заключение медицинской комиссии было суровым и не подлежало переосвидетельствованию: «К летной работе не годен». Так закончилась летная карьера техника-лейтенанта Михаила Васильевича Федоровых.
В начале 1945 года Рая Шумовская получила от него письмо, в котором он писал, что находится в Сочи на лечении. Второе письмо он написал из Москвы: видел Парад Победы 1945 года. Это все, больше от него писем не было.
Выписка из архива: «Федоровых М.В. в дальнейшем проходил службу на Черноморском флоте в 30-м, 40-м авиаполках, 36-й авиамастерской ВВС (1945–1947). В марте 1947 года уволен в запас в Советский РВК».
Полярная авиация внесла неоценимый вклад в развитие нашего сурового края. Мужественные летчики осуществляли ледовую разведку, оказывали неоценимую помощь метеорологам, геологам, рыбакам, исследователям Севера. В годы Великой Отечественной войны они конвоировали суда, проводили спасательные операции, выслеживали и уничтожали подводные лодки противника, занимались доставкой пушнины, рыбы, оленины и других ценных грузов. И все это проходило в тяжелых погодных метеоусловиях, без приборов определения высоты и ориентирования. Вечная память всем полярным летчикам, погибшим на ненецкой земле!
Сергей Козлов, краевед-эколог
От себя добавлю, самолет, вернее обломки его лежат в двух километрах юго-западнее сопки Лодка Тиманского кряжа, хорошо заметны с воздуха и самой сопки.
Еще в километре южнее лежит ТБ-3 - тот сохранился лучше, но до него в этот раз мы не добрались - не знали где лежит. Следующим летом постараемся добраться. В этом районе так же лежит Р-5 - оленеводы говорят что тоже недалеко. К этим самолетам так же были экспедиции в том числе Северодвинские краеведы.
(по рассказам очевидцев)
Была осень 1944 года.
Гидросамолеты «Каталина» возвращались с авиабазы острова Новая Земля, после продолжительных патрулирований акваторий Баренцева и Карского морей, проводки караванов судов и выслеживания немецких подводных лодок. Самолеты летели через город Нарьян-Мар, где делали заправку, мелкий ремонт, техническое обслуживание самолетов. В Нарьян-Маре в сороковые годы было подразделение Беломорской военной флотилии: 16-й аэродромный транспортный отряд 3-й авиационной группы, которая базировалась на территории Нарьян-Марского морского порта. Здесь же была небольшая гостиница для ночевок и отдыха экипажей.
Река Печора, в устье которой самолет-лодка «Каталина» производила посадку, покрывалась льдом. Для того чтобы произвести взлет, нужно было с помощью буксира-ледокола пробить во льду канал, вывести самолет на чистую воду.
Летчики 1-й авиаэскадрильи 44-го смешанного авиаполка ВВС Беломорской военной флотилии улетали из Нарьян-Мара попарно. Последними покидали Арктику экипажи капитана Сокола и лейтенанта Ветрова. Сокол, как старший по должности и званию, утверждал, что надо лететь на Архангельск по береговой черте. Это лучший вариант маршрута. В случае необходимости можно сесть в море, на воду. Но и Ветров не новичок в Арктике. В полк он был откомандирован из полярной авиации, в которой пролетал около трех лет. До этого проходил службу в 68-м отдельном разведывательном авиаотряде Амурской флотилии. Позже работал пилотом и начальником группы гражданской авиации в Хабаровске, Актюбинске, Красноярске.
При обсуждении перелета он молчаливо соглашался с Соколом, но в мыслях держал свой прямой короткий маршрут Нарьян-Мар – озеро Холмовское, который сокращал время перелета. Ранним утром 29 октября Ветров взлетел первым. Он полетел своим коротким путем. В составе экипажа 7 человек: командир экипажа – Ветров Иван Иванович, второй летчик – Дорофеев Владимир Федорович, штурман – Сорокин Алексей Иванович, второй штурман Гапонов Николай Иосифович, радист Дубошин Николай Степанович, воздушный стрелок – Мелехин Василий Прокопьевич и бортмеханик – Федоровых Михаил Васильевич.
Когда радист сообщил Ветрову, что район перелета закрыт туманом, Ветров усомнился и решил удостовериться сам. Влез в туман и теперь, крутясь в нем, осмысливал происходящее.
По расчетному времени они были в острогах Тиманского кряжа. Летчик понял, что они попали в каменный мешок. Он стал набирать высоту. Натужно ревели моторы, винты молотили туман. Стрелка высотомера медленно скользила по шкале прибора, показывая 100 – 150 – 200 метров.
«Каталина» зацепила днищем за вершину сопки. Страшной силы удар в считанные секунды разрушил самолет, выбросив из кабины бортмеханика Михаила Федоровых. Столкнувшись с землей, самолет стал бороздить ее и разваливаться на части. При ударе летчиков выбросило, а самолет загорелся. Стали взрываться патроны. Бортмеханик катался по снегу, сбивая с себя огонь. Вокруг слышались стоны и возгласы других летчиков.
Михаил Федоровых очнулся от пронизывающего холода. По всей округе валялись исковерканные обломки разбившейся «Каталины». В 30 метрах от самолета лежали мотор и крылья. Дальше бесформенной грудой металла темнел разорванный фюзеляж. Еще дальше – хвостовая часть. Михаил направился к груде металла, еще недавно бывшей самолетом, и остановился как вкопанный, увидев изуродованные тела товарищей.
А впереди неизвестность и запорошенная снегом тундра. Еще из школьной географии он знал, что почти все поселения людей располагаются по берегам рек, поэтому он шел, надеясь, что все равно выйдет к людям. Через несколько дней набрел на маленький незамерзший ручеек. С тех пор он шел вдоль берега.
Семнадцатое утро, как и все предыдущие, было пасмурным и пугающе тихим. Но вот до обостренного слуха Федоровых донеслись детские голоса и лай собаки, они долетали с противоположного берега ручья. Михаил приблизился к берегу. Он уже почти полз. Это был уже не ручей, а целая река – Сойма.
От Коткино до реки Соймы, где обычно рыбаки ставили ловушки из жердей с сетями, было три километра. Жерди были шестиметровой длины. Так вот он дошел до этого места, а на реке была полынья. Он достал эти жерди, уложил их и по ним переполз через полынью. Собака первая учуяла незнакомый запах и с громким лаем бросилась к месту, где упал человек. На лай собаки прибежали ребятишки, увидели человека в военной форме с оружием на портупее и немного испугались. Он им крикнул: «Не бойтесь, ребята, я свой! Помогите мне!» И даже выбросил на снег наган, но от сильной усталости снова потерял сознание. Среди ребятишек был и Павел Гаврилович Коткин. Ему и другим ребятам было тогда по 9–10 лет, они сбегали за взрослыми и сообщили об этом председателю колхоза Ивану Алексеевичу Елизарову.
Трое мужчин взяли ружья, запрягли две пары оленьих упряжек и поехали на берег. Федоровых лежал на берегу. От долгого пребывания на ветру, на холоде лицо его задубело, стало темно-коричневым, обросшим. Глаза покраснели и постоянно слезились. На него было страшно смотреть. Мужики, долго не раздумывая, повезли его в чум. В чуме было тепло. Топилась печка. В котле булькало – варилась оленина. Раздевая «находку», они увидели на кителе погоны с двумя звездочками, достали из кармана документы, удостоверяющие личность. Сомнения отпали.
Федоровых долго растирали, массажировали, приводя в чувство. Поили теплым мясным отваром из оленины. Завернули в оленьи шкуры. Спал он долго. Хозяин чума за это время съездил на большое стойбище в поселок Коткино, где был фельдшерский пункт, привез фельдшера. Фельдшер, женщина лет 30-ти, внимательно осмотрела его, прослушала и вынесла вердикт: «Немедленно переправить в фельдшерский пункт, там есть медикаменты и условия для лечения».
Председатель сразу дал лошадь, и летчика привезли в поселок, в дом Евдокии Васильевны Каневой. Ранен он не был, только сильно обморозился и обгорели руки. В этом же доме жила вдова Раиса Павловна Шумовская. А во второй половине дома был медицинский пункт. Лечила летчика медсестра Екатерина Александровна Гусева. Рая также помогала в лечении летчика, она смазывала ему руки гусиным жиром. Иван Иванович Коткин пришел с фронта весной 1942 года и частенько приходил к Рае, а заодно и навещал спасшегося летчика. Они часто общались. Когда летчик пришел в Коткино, люди говорили, что он родился в рубашке. За несколько дней до его прихода в тундре в окрестностях Коткино был обнаружен мужчина, загрызенный волками.
Пока Михаил лечился в Коткино, к нему приезжали из НКВД и допрашивали. Затем ездили раза три в тундру с оленеводами и его брали с собой, но он так и не смог им показать место гибели самолета и экипажа, не сумел вспомнить. Разбившийся самолет искали на По-2 и на Як-12. Но все безрезультатно.
На прощание связала ему Рая Шумовская шерстяные носки. И его увезли в Нарьян-Мар. Ехали они на лошадях до села Великовисочного. Там ему сделали перевязку и немного подлечили. Лечила его Ольга Александровна Смирнова – она в то время была зубным врачом. Из Великовисочного с почтовым обозом направились в Пылемец. Там была небольшая остановка и конечным пунктом была морская часть Нарьян-Мара. Когда привезли в Нарьян-Мар, в военно-морской госпиталь, у него были забинтованы по локоть обе руки.
Оттуда полетели в эфир радиограммы, оповещая командование флота: «Нашелся оставшийся в живых бортмеханик Федоровых из экипажа Ветрова. Находится в госпитале». Как только улучшилась погода, за летчиком вылетел самолет и доставил Михаила Федоровых в Архангельск. Снова госпиталь и длительное лечение. Через полтора месяца он был выписан из госпиталя. Заключение медицинской комиссии было суровым и не подлежало переосвидетельствованию: «К летной работе не годен». Так закончилась летная карьера техника-лейтенанта Михаила Васильевича Федоровых.
В начале 1945 года Рая Шумовская получила от него письмо, в котором он писал, что находится в Сочи на лечении. Второе письмо он написал из Москвы: видел Парад Победы 1945 года. Это все, больше от него писем не было.
Выписка из архива: «Федоровых М.В. в дальнейшем проходил службу на Черноморском флоте в 30-м, 40-м авиаполках, 36-й авиамастерской ВВС (1945–1947). В марте 1947 года уволен в запас в Советский РВК».
Полярная авиация внесла неоценимый вклад в развитие нашего сурового края. Мужественные летчики осуществляли ледовую разведку, оказывали неоценимую помощь метеорологам, геологам, рыбакам, исследователям Севера. В годы Великой Отечественной войны они конвоировали суда, проводили спасательные операции, выслеживали и уничтожали подводные лодки противника, занимались доставкой пушнины, рыбы, оленины и других ценных грузов. И все это проходило в тяжелых погодных метеоусловиях, без приборов определения высоты и ориентирования. Вечная память всем полярным летчикам, погибшим на ненецкой земле!
Сергей Козлов, краевед-эколог
От себя добавлю, самолет, вернее обломки его лежат в двух километрах юго-западнее сопки Лодка Тиманского кряжа, хорошо заметны с воздуха и самой сопки.
Еще в километре южнее лежит ТБ-3 - тот сохранился лучше, но до него в этот раз мы не добрались - не знали где лежит. Следующим летом постараемся добраться. В этом районе так же лежит Р-5 - оленеводы говорят что тоже недалеко. К этим самолетам так же были экспедиции в том числе Северодвинские краеведы.