Архипыч

Александр Шипицын

Местный
КОРОТКАЯ КОМАНДИРОВКА

Автор - Александр Шипицын



Как и великому основателю научного коммунизма Архипычу ничто человеческое чуждо не было. Правда, в отличие от Карла Маркса, который не только создал великую экономическую теорию, но и приударял за европейскими дамочками, Архипыч ограничивался представительницами лучшей половины человечества отечественного происхождения. Будучи человеком женатым, он и сам не смог бы объяснить, зачем он это делал. Очевидно, дьявол, сидящий в каждом из нас, сильнее всего выгибал тонкую пленку, разгораживающую Добро и Зло, в направлении Зла, именно в этом, ограничивающем отношения полов, месте. Зато в других местах силы Добра с большим перевесом брали верх над кознями лукавого.

Не задумываясь над проблемами мировой экономики, он, тем не менее, соблюдал правило – «не живи, где …», пардон, в общем, старался, чтобы между местом плотских утех и его местом жительства всегда была значительная и хитроумно запутанная дистанция. Но, познакомившись с Маринкой, он все же попал в коварные сети нечистого, который пользуется нашими слабостями, для нанесения максимального ущерба как нашей будущей, лучшей жизни, так и во время нашего бренного существования.

Марина совместно со своим невзрачным, неприятно пахнувшим дешевой водкой, супругом жила в том же общежитии, где в ожидании обещанной на работе квартиры, прозябал и Архипыч со своим немногочисленным семейством.

Общежитие, прозванное за его размеры в честь известного американского авианосца, «Энтерпрайзом», в плане имело вид буквы «П» с короткими ножками и длиннющей перекладиной. На каждом этаже, а их было четыре, коридоры простирались во всю длину здания, делая два поворота в соответствии с формой уже упомянутой буквы. И, хотя коридоры ничем не перегораживались, жильцы для входа и выхода из своего военно-морского жилища пользовались всеми тремя, порядком обшарпанными, подъездами. Их лестничные пролеты были украшены тривиальными сообщениями, что «Светка дура», а «Петька асёл!» или простыми математическими формулами, где результатом сложения неизменно являлся символ «Л». Справа и слева вдоль коридора располагались комнаты жильцов, а общие кухни, ванные комнаты и прочие удобства регулярно повторялись таким образом, чтобы ими могли пользоваться шесть-семь семейств. Частенько, та или иная ванна, а еще чаще туалет, закрывались на ремонт. На это время обездоленные жильцы переходили, к вящему неудовольствию соседей, считавших, ближайшие к ним, туалет или ванную своими, на иждивение счастливцев.

Итак, Архипыч и Марина были соседями, жили на одном этаже, но никогда раньше даже не встречались, так как жили в противоположных концах корабельного чертога. Но однажды, в субботу, когда его жена уехала к теще, а ее муж в обычную командировку, они случайно встретились на площадке перед домом.

Архипыч был видным мужчиной и всегда привлекал женские взгляды. Маринка ничего особенного собой не представляла; задорная мордашка и стандартная ладная фигурка, на которой все отпущенные природой выпуклости и плавные изгибы гармонично и соблазнительно сочетались. К тому же, как говориться, любила она это дело, и легко сходилась с людьми, особенно с мужиками, не слишком рьяно исполняющими библейские заветы. Муж ее часто уезжал в командировки и, зная контактный характер своей подруги, никогда не приезжал в неурочное время. Это избавляло его от изнурительных распрей, из которых Маринка всегда выходила победительницей.

- Мужчина! – весело окликнула она Архипыча, - Не скажете, который час?

- Пол второго, - общительно откликнулся он, глядя на крупные мужские часы, украшающие ее нежную ручку. – Что, часы сломались?

- Да, не идут, проклятые! Может, вы посмотрите, что с ними.

Архипыч, разбирающийся в часовых механизмах, не более чем в марках топлива для межконтинентальных баллистических ракет, тем не менее, взял ее за тонкое запястье и поднес часы к глазам. Маленькая стрелка застыла между часом и двумя, большая на шестерке, зато красная, центральная секундная стрелка деловито неслась по своей орбите. Часы были в полном порядке, чего нельзя было сказать об их обладательнице. Кончик ее носика побледнел, зрачки расширились, а дыхание стало прерывистым.

- Надо посмотреть. Жаль у меня отверточки, знаете, такой крошечной, нет. А

то бы я мигом…, чего там. – Ему тоже стало трудно управлять своим дыханием.

Оказалось, что нужный инструмент в наличии имеется, только находится он у нее дома, на третьем этаже. Отзывчивость Архипыча не имела границ. Движимый состраданием к беспомощному, хрупкому существу, страдающему от неизвестности, в смысле времени, он вызвался лично сопроводить обладательницу странных часов, к месту предполагаемого ремонта.

Уходя от Марины, он смущенно чесал затылок, хмыкал и удивленно крутил головой. Он и не ожидал, что все произойдет так буднично просто. И без того, отнюдь не безгрешный путь его, пресекло очередное препятствие, делающее причисление его к сонму праведников весьма проблематичным.

В последствии, встречая ее, он сдержанно здоровался и, не помышляя более о встречах под родной крышей, старался не замечать ее призывных, недоумевающих взглядов. Но ее муж опять укатил в очередную командировку и, воспользовавшись этим, Марина позвала его к себе. Теперь она хотела, чтобы он остался у нее на всю ночь. Архипыч не представлял себе, каким образом он может это сделать. Но женский ум, подавляемый тысячелетним господством мужчин, был изобретательнее.

- Скажи жене, что тебя посылают в командировку. Соберись, попрощайся,

выйди из дому, а потом зайдешь в мой подъезд. Ты понял? Любименький!

Подивившись ее сообразительности Архипыч, прикрываясь, якобы больной, тещей отпросился на работе в отгул, дома собрал командировочный чемоданчик, поцеловал жену и бодро вышел из подъезда. Обогнув «Энтерпрайз», он зашел в дом с противоположной стороны, причем, наблюдавшим за его перемещениями соседкам ничего в его маневрах странным не показалось. Ну, забыл что-то человек. А то, что вошел в другой подъезд – объяснимо, коридор-то все равно один.

Эмоциональная Маринка стонала, металась, и все норовила запустить свои лакированные ноготки в беззащитную спину Архипыча. Памятуя о возможных неприятных последствиях, он мягким, но решительным движением локтя пресекал подобные поползновения. Тональность и грудной тембр звуков, которые она издавала, не оставлял места сомнениям относительно процесса вызывающего такую бурю чувств. Если бы, более сдержанный Архипыч не гасил поцелуями наиболее выразительные возгласы, а работающая, в ближайшей кухне, стиральная машина не создавала шумовую завесу, бдительные соседи, обязательно бы заподозрили неладное. А самые наивные из них могли бы даже вызвать милицию, решив, что в этой комнате кто-то подвергается изощренным пыткам.

Стоны и метания продолжались до наступления темноты, пока он не устал. Затем спокойно, без бурных проявлений страсти, ещё раз поцеловал ее, назвал, как и свою жену «киса», а затем мирно уснул. Проснувшись среди ночи, по вполне обыденной причине, он натянул трусы и, всунув ноги в тапочки, взятые в командировку, зевая и морщась от света заливающего общий коридор, потащился к туалету. Место общего пользования, принадлежащее сообществу комнат, в число которых входило и жилище Марины, было закрыто на ремонт. Не увидев в этом чего-то необычного, зевая и почесываясь, Архипыч двинулся по коридору дальше. Но следующий по ходу его движения туалет был занят. Почти засыпая, он, наконец, добрался до свободной кабинки. Покончив со своими делами и, спустив воду, влекомый, умирающим со смеху, врагом рода человеческого, он оказался перед дверью своей собственной комнаты, откуда несколько часов назад, влекомый «служебным» долгом, вышел. Его удивило, что жена закрыла дверь на ключ, чего обычно никогда не делала, когда он выходил ночью.

Он постучал.

Что произошло дальше, когда верная супруга обнаружила за дверью, в три часа ночи, своего повелителя, уехавшего в командировку в полном облачении и с чемоданчиком, а теперь стоящего перед ней в тапочках и трусах каждый добропорядочный супруг может себе представить.

Досталось и Маринке. Осыпаемый градом ударов, толчков и щипков, под конвоем проснувшейся и прозревшей супруги, вооруженной щипцами для кипячения белья, он был вынужден раскрыть место греховных услад, так как надо было забрать свое командировочное имущество и одежду. Предоставив женщинам, возможность выяснять отношения, Архипыч улизнул в свою комнату, где в последствии подвергся новым истязаниям и упрекам.

Приехавшему через день Маринкиному мужу, доброжелательные соседи не преминули деликатно сообщить об имевшем место ночном происшествии. На что он мрачно хмыкнул: «Вот гадюка неугомонная!», но в присутствии жены, вспоминая предыдущие баталии по аналогичному поводу, тему эту далее развивать, не стал, а лишь вознаградил себя, за моральный ущерб, дополнительным стаканом водки.
 
Реклама
Шутки Мнемосины

Автор Александр Шипицын

Архипыч, пряча серо-желтое лицо и покрасневшие глаза, пробирался к месту в самом конце зала. Мутило его так, что хотелось выть. Характерный, с кислинкой, самогонный перегар удалось слегка завуалировать целой пачкой лаврового листа, засунутого за обе щеки, отчего и без того одутловатое, от трехдневных злоупотреблений, лицо приобрело и вовсе ему не свойственные размеры.
Собрание началось. В зале было прохладно. Докладчик что-то бубнил по бумажке. Сердцебиение и тошнота улеглись ненадежными кольцами на дне колодца, имеющего скользкие и сизые стены. Архипыч начал погружаться в дремоту. Видение гневного женского лица, появившееся на стене колодца, пробудило его засыпающую память. Он подскочил. Затем, с дикими глазами, прямо по ногам соседей ринулся из зала. В ответ на недоумевающие и негодующие возгласы, доносящиеся из президиума, он только рукой махнул и выскочил вон.
Покинув учреждение, он побежал, к стоянке такси, оттолкнул полноватого мужчину и, мыча что-то нечленораздельное, указал жестом водителю: “Вперед!” Желтая с шашечками “Волга” резко тронулась с места.
Задолго до кооператива, Архипыч, нашел ключи от гаража. У ворот он расплатился с таксистом и помчался к своему гаражу. Оглушенный паровозным шумом пульса в ушах и задыхаясь, он непослушными, ослабевшими от страшных предположений, пальцами открыл замки и потянул створку гаражных ворот на себя …
Вылетевший в образовавшийся проем тяжелый слесарный молоток угодил в центр его лба, оглушил, сбил с ног и принес тишину и успокоение забвением.
За несколько месяцев до этого, ценой долгих мытарств и изрядных затрат, Архипычу удалось сбыть с рук гараж, который располагался рядом с солидным учреждением. Затем он приобрел гараж недалеко от дома. Это решило ряд проблем. На работу теперь можно было ездить на своей машине, не подвергаясь контактам с сумками беспокойных старушек или с потными животами горячих толстяков. В гаражном подвале стало удобно держать картошку и домашние консервации, и такие вещи (старый хлам), которые выбрасываются исключительно через гараж.
Был в этом гараже плюс, о котором жена Архипыча не догадывалась. Задняя треть гаражного помещения была отгорожена деревянной, оштукатуренной и побеленной стенкой. Стенка же была снабжена, также побеленной, дверцей, которую маскировал, висящий на гвозде, старый плащ. Человеку не очень внимательному, впервые попавшему в гараж, и в голову не могло прийти, что здесь имеется потайная комната.
Предыдущий хозяин оставил еще довольно крепкий, диван-кровать. Журнальный столик, два скрипучих стула, действующая “Спидола” и престарелая настольная лампа делали тайное обиталище вполне пригодным для приватных бесед. На ободранной тумбочке стоял вполне исправный патефон и стопка пластинок в дранных бумажных конвертах с выцветшими портретами Дайаны Росс и Леонида Утесова. Гобелен с оленем, создавал старомодный, но почти семейный уют и позволял принимать в убежище гостей не только мужского пола. Все это великолепие обливалось слабым желтым светом, который с трудом пробивался сквозь запыленный шелковый абажур престарелой настольной лампы.
Мысль, принимать здесь не только особ мужского пола, пришла Архипычу в голову сразу же, как только он ознакомился с удобствами потайного помещения. На часть заначки он приобрел подушку, наволочку и две простыни, которые до удобного момента хранил в облезлой тумбочке. Был приобретен полуторакиловаттный калорифер, позволяющий, поддерживать вполне сносный температурный режим вплоть до холодов.
Людмилу, женщину преисполненную всяческих достоинств, включая строгий нрав и стройную, с классической грудью, фигуру, перемещала в пространстве пара стройных, и гладких ног. Архипыч приметил ее уже на второй день, с тех пор как стал ездить на машине домой. Частенько она тащила в обеих руках увесистые сумки, что ее совершенно не портило. Несколько раз он, обдавал ее взглядом такой откровенности и силы, что она, чувствовала его даже сквозь темные солнечные очки. При этом на лице ее появлялось выражение, какое бывает только у человека лезущего в холодную воду.
Они друг друга заметили. Дальше все как по писаному:
“- Не подскажете, как проехать до улицы Койкого?”,
“- Направо, налево, за кольцом опять налево, эээ…! Прямо!? Лучше я сама покажу. Нам в одну сторону.”
“- Окажите любезность!”.
Людмила, женщина не робкого десятка, пристроив сумки на заднем сидении, села рядом с Архипычем. Ей бросились в глаза его широкие плечи и, неприлично тонкая, для его возраста, почти мальчишеская талия. Вторая поездка сблизила их настолько, что они до темноты колесили по городу, а, остановившись за два квартала от ее дома, долго и ненасытно целовались. Кстати жила она, хоть и не близко от его дома, но в том же районе.
Люди они были взрослые; у Людмилы, от не шибко любимого мужа, двое детей было, Архипыч и вовсе мальчиком не был. Поцелуи разожгли жажду, которую в машине удовлетворить никак нельзя. Тут и выяснилось, что места лучшего, чем комнатка в гараже, и сыскать было нельзя. Посещали они эту комнатку регулярно. Правда, один раз чуть не попались.
Архипыч подбирал Людмилу неподалеку от ее работы, затем они ехали в гастроном. Как-то раз, он оставил машину с Людмилой возле магазина, а сам зашел внутрь. Прикупив все необходимое, он, на выходе, заметил свою жену, притаившуюся за киоском “Союзпечати”. Она наблюдала за машиной и, сидящей в ней Людмилой.
Решение созрело мгновенно. Твердым шагом, не подавая виду, что знает, где стоит и что делает его жена, подошел к своей “Волге”:
- Девушка, - громко, чтобы слышала жена, подмигивая Людмиле и указывая глазами куда-то за спину, произнес он, - это не такси. Вы ошиблись!
- Ой! Извините! - Внезапно прозревшая, Людмила все поняла, - А я думала это такси… Мне в центр надо.
- Нет-нет, я туда не еду. Выходите, пожалуйста. - И, повернувшись к подходящей жене, сказал. - О! Маша, как ты здесь оказалась? Ты домой? Вот хорошо! Садись, поехали. - И, продолжая негодовать, добавил, - вот ведь люди! Как увидят “Волгу”, сразу думают - такси. Хоть бы спросила, что ли.
В эту пятницу, отпросившись с работы пораньше, он позвонил Людмиле, назначил время и место встречи. Жене наврал с три короба, о, застучавшем, в очередной раз, движке. Подъехал к ближайшему гастроному за шампанским, свечами и деликатесами, которые должны были напустить романтизму в его скромное прибежище. Алая роза, растрогала Людмилу, чуть ли не до слез. Ее жлоб таких знаков внимания никогда не оказывал.
Архипыч поздоровался с соседом-полковником, и вскользь заметил, что собирается в моторе покопаться. Это и было роковой ошибкой в длинной, начинающейся с самого его рождения, цепи заблуждений и ошибок. Если бы сосед-полковник не знал, что Архипыч собирается заняться ремонтом, возможно и эта встреча окончилась бы благополучно.
Романтический ужин, так прекрасно начавшийся за журнальным столиком и обещавший лирическое продолжение на диване, был неожиданно прерван стуком в ворота. Разомлевший, от шампанского и присутствия Людмилы, Архипыч уже доставал из прикроватной тумбочки постельные принадлежности. Слегка раздосадованный внезапной помехой, он бросил простыни на диван, приложил палец к губам, вышел в гараж и закрыл за собой дверь в потайную комнатку.
Полковник с порога обрадовал:
- Жена твоя сторожам звонила. Говорит, что свояки твои из Белоруссии приехали. Просила найти и передать, - и, указывая на закрытый капот, спросил, - а мотором, заниматься не будешь?
- Да, ну его, мотор этот! Ничего страшного. Так троит слегка, - деликатно выжимая полковника за дверь, добавил, - Завтра выходной, вот и займусь.
Сбагрив соседа, Архипыч сообщил Людмиле:
- Свояков черт из Белоруссии принес. Жена искала. Она толком не знает где гараж, а телефон сторожей знает, вот и позвонила. Вот, гадство…, уходить, как не хочется!
- А ты далеко отсюда живешь?
- Да, нет. В пяти минутах.
- Так сходи, встреть, побудь с ними минут двадцать, придумай, что ни будь и сюда. А я полежу, музыку послушаю, подожду тебя. Ты, гараж-то, снаружи запри. Сторожа музыку не услышат?
- Да, где там! Тут в одном гараже сварка, в другом, что-то куют, в третьем песни поют. Гаражи - центр общественной жизни. Так что я быстро: туда - сюда и обратно.
Он поцеловал Людмилу таким долгим и страстным поцелуем, что и о свояках забывать стал, но Людмила, мягко отстранившись, подтолкнула его к дверям.
Свояки, приехавшие из Белоруссии, не чинились. Жажда, которая начала донимать их еще в дороге, и не думала успокаиваться. Стол был заставлен дарами Полесья и
ассортиментом ближайшего гастронома. Центр стола украшала бутыль с самогоном, такого устрашающего размера, что Архипыч усомнился в реальности происходящего. Сизоватая прозрачность содержимого не оставляла сомнений относительно ее крепости. Что несчастный Архипыч и почувствовал сразу же, выпив первый стакан, поднесенный щедрой рукой. Ему удалось проглотить здоровенный кусок сала и даже пожевать черного, с тмином, хлеба украшенного зубчиком чеснока, пока один из свояков борясь с невиданной бутылью, наливал второй стакан.
И суббота, и воскресенье прошли в борьбе с чудовищным и бесконечным объемом бутыли. Даже дружно выпитые, перед посадкой в такси стаканы, не истощили этот мощный источник. Вернувшись с вокзала и глуповато улыбаясь, Архипыч незаметно для себя наливал стакан за стаканом, пока спохватившаяся жена не унесла бутыль подальше от греха. Но к этому времени Архипыч был мертвецки пьян.
Вылетевший в образовавшийся проем, тяжелый слесарный молоток угодил в центр его лба, оглушил, сбил с ног, но не убил, как это показалось случайным наблюдателям. Выскочившая следом за молотком и потоком проклятий, женская фигура метнулась вон из гаражного кооператива.
Забытая легкомысленным любовником на три дня, несчастная мать двух детей и жена не шибко любимого мужа, последние 48 часов превращала, с помощью тяжелого слесарного молотка, сияющее синее чудо техники двадцатого века в груду покореженного металла. Сторожа ночной смены, слышавшие отдаленный грохот молотка, решили, что кто-то рихтует свою машину, и, пожелав Божьей помощи ночному трудяге, выпили за его тяжкий труд очередную стопку и завалились спать.
А Архипыч?… Ну, что Архипыч…. Залечил гулю на лбу, отрихтовал, не скоро и не дешево, покореженный кузов, вставил новые стекла и поклялся сам себе не быть впредь таким рассеянным.
 
СРОЧНАЯ РАБОТА

АВТОР - Александр ШИПИЦЫН



Гараж, купленный Архипычем для синей «Волги», располагался в кооперативе рядом с учреждением, где он служил, но от квартиры его был далековато. Добираться от гаража до дома надо было с пересадкой, вначале троллейбусом, а затем автобусом, набитыми не всегда дружелюбными, но часто подпитыми согражданами. Тратить на дорогу 40-50 минут было обычным делом. Но выбирать не приходилось. Еще повезло, что гараж хоть к чему-то был близко расположен.

Сегодня шеф приказал срочно дать предложения по улучшению организации трудового процесса, разумеется, в конце дня, и, само собой, предложения предоставить к началу следующего. Оставаться на работе не хотелось, и Архипыч, взяв необходимые документы, решил сделать требуемую работу дома, уютно устроившись после ужина на кухне. Он сложил бумаги в черный дипломат, запер кабинет, сдал ключи вахте и отогнал машину в гараж.

Подходя к дому, он с досадой вспомнил, что черный дипломат остался в машине. Чертыхаясь и проклиная себя, на чем свет стоит, он снова втиснулся в автобус, идущий от родных стен в сторону солидного учреждения. В спину его пихала неудобной угловатой сумкой беспокойная старушка, а в лицо крепко веяло дыхание гражданина, закусившего чесноком и донским салатом местный самогон изготовляемый, судя по запаху, из пропитанных лизолом шпал. В троллейбусе старушку заменил суетливый потный толстяк, а гражданин, судя по запаху, остался тот же. И часу не прошло, как Архипыч бодрой походкой подходил к своему гаражу.

Открыв гараж, он без особой радости обнаружил, что левое заднее колесо машины потеряло свою круглую форму и, сквозь двойной слой резины, опирается ободом о бетонный пол. Легкий, незлобивый характер Архипыча не дал ему опуститься до сквернословия, лишь слегка пнув проколотый скат, он, засучив рукава, принялся за дело. Заменить колесо, было делом пяти минут, и Архипыч, довольный, что, против обыкновения, запаска была в порядке, а домкрат не заедал, мыл руки у подвесного рукомойника. Легко и удачно выполненная работа подняла настроение, и Архипыч стал, было даже, насвистывать – «Мы парни бравые, бравые, бравые… », но вовремя спохватился, денег и так постоянно не хватало. Даже давка в транспорте и толчки сумкой пониже поясницы, получаемые, похоже, от той же старушки, не испортили его приподнятого настроения. Настроение у него упало только тогда, когда, подходя к двери квартиры, он не обнаружил в руке черного дипломата.

Словарь боцмана с сорокалетним стажем увял и поблек, возгласы человека, которому на ногу упала чугунная труба, потеряли свою выразительность, по сравнению с тем, чем обложил себя несчастный Архипыч. Было почти восемь вечера, а надо было вернуться в гараж, забрать бумаги и проделать нелегкий путь домой. На остановке его уже ждали: старушка с сумкой, толстяк и подвыпивший гражданин.

Подходя к воротам гаражного кооператива, Архипыч достал носовой платок и, завязав на нем узел для памяти, обмотал платок вокруг правой ладони. Принятая мера предосторожности, возможно, оказала бы свое действие, не окажись на его пути полковник запаса, бывший чекист и сосед по гаражу. Чтобы поздороваться с ним Архипычу пришлось снять платок и сунуть его в карман.

- Сосед, - обрадовано сказал полковник, - одолжи насос, колесо село.

- Конечно, конечно. Не поверишь, и у меня пробило, - поспешил выразить свою готовность в оказании помощи ближнему своему, ошалевший от четвертой прогулки на общественном транспорте Архипыч, - где-то он тут завалялся.

Совместные поиски потерявшегося насоса заняли не более двадцати минут. Еще пятнадцать ушло на обсуждение кандидатуры нового председателя кооператива. Обретший, в столь поздний час, насос, полковник лично проводил Архипыча до остановки, посадил его и, помахав на прощание рукой, побежал подкачивать колесо. А Архипыч, удобно устроившись на сиденье, воспользовался непонятным отсутствием старушки, толстяка и подвыпившего гражданина, даже погрузился в легкую, приятную дремоту. Правда, дремал он недолго – остановки три не больше, из дремоты он вышел, когда в полусне ему привиделся черный дипломат. Открыв глаза, он понял, – проклятый дипломат по-прежнему покоился на заднем сидении синей «Волги», мирно стоящей в его гараже.

Положение становилось отчаянным. Одиннадцатый час вечера, туда – пол часа, обратно, учитывая ночное время, минимум еще час. С суеверным ужасом он подумал, что ему не помогут никакие узлы на платках, и он обречен всю ночь мотаться взад и вперед, каждый раз забывая забрать из гаража дипломат. Поэтому, войдя в ворота кооператива, он позвонил от сторожей жене. Он не стал, опасаясь, что она вызовет бригаду скорой помощи, рассказывать ей, все перипетии сегодняшнего вечера, а только сказал, что на службе аврал и ночевать он не придет. Затем, открыв гараж, достал из подвала банку овощных консервов, а из рыбацкого сундучка кусок засохшего с зимы хлеба, разложил на верстаке злосчастные бумаги и, с трудом глотая импровизированный ужин, погрузился в тонкости организации трудового процесса солидного учреждения.

Покончив с делами, он, расположившись на заднем сидении своей машины, подложил под голову черный дипломат и не преминул злобно треснуть его кулаком по черному лоснящемуся боку.
 
Людям вот нравится... благодарят даже
мне не понравилось - ну, на всех не угодишь

Но может автор ветки и трех самых объемных постов ответить - при чем тут "Черный ангар"??? Каким боком это связано с историей авиации???
Может, попробуете в "Реестре" писать?
 
ЗВОНОК ШЕФУ


В застойные годы, служил Архипыч руководителем среднего звена в солидном учреждении, имеющем свою АТС. Ему как руководителю среднего звена и особе, лучше других разбирающейся в путанных и загадочных делах учреждения, выделили два телефона. Один, для нужд его отдела, имел номер 2-75, другой же, с номером 4-73, был запараллелен с аппаратом его непосредственного начальника. Ему часто приходилось оставаться за шефа.
В тот день он занимался вычислением модуля вектора деловой активности работников учреждения. Вектора, как известно, направленного на повышение продуктивности работы сотрудников. В эпоху всеобщей математизации и компьютеризации ни одно управленческое решение не могло быть принято без соответствующего, солидного, математического обоснования. И если вектор активности, по направлению, всегда совпадал, или был, по крайней мере, параллелен генеральной линии партии, то модуль, или, проще говоря, величина этого вектора, не всегда соответствовал чаяниям начальства. Более того, иногда, бессонными ночами, шефа терзали подозрения, что величина искомого вектора равна нулю. Или, о, ужас, она отрицательна!
В светлую, но парящую над земной суетой, голову Архипыча пришла блестящая идея. Гениальное всегда просто, и он решил, что для математизации процесса активизации, необходимо ввести, как это всегда делается в математике, некоторые обозначения. Тогда и контроль над пресловутым модулем осуществлять будет куда проще.
Еще на ранней стадии обучения в высшем учебном заведении, ему удалось ввести новую единицу системы СИ под названием «лигрыла». За что, тогда же он и был избран почетным членом ОРБ – Общества Райского Блаженства. Из физической сути данной величины можно было сделать вывод о целях и задачах названного Общества. «Лигрылой» определялась степень удовлетворения членов Общества очередным заседанием. Вычисление этой единицы, производилось по простой, но надежной формуле. Выпитое на заседании Общества спиртное (в литрах), умножалось на крепость напитка (в градусах) и делилось на число участников заседания (рыл). Например, 20 лигрыл, соответствовало степени удовлетворения человека, выпившего бутылку водки, считалось величиной достойной всяческого уважения, и было принято за эталон Общества. Кстати, вступительный взнос в ОРБ составлял семь рублей, а членский, вносимый непосредственно перед заседанием, пять.
Очевидно, что и дело активизации продуктивности трудового процесса поддается математическим преобразованиям. Надо только ввести соответствующие обозначения. Скажем: АЖП – активная жизненная позиция. ПОЛИМОРСОС – политико-моральное состояние личного состава. РУКРОП – руководящая роль партии. СТИДВОР – степень идейной вооруженности. Может быть, как фактор второстепенный – ДЕФИСС – денежно-финансовое содержание сотрудников, и так далее. Даже «Лигрыле», как понижающему коэффициенту, можно было бы найти достойное применение.
Этой мыслью следовало срочно поделиться с шефом. На столе у Архипыча стоял телефон 2-75, и он твердой рукой набирает 4-73. Естественно, в ту же минуту на соседнем столе начинает трезвонить аппарат, параллельный с телефоном шефа. Несколько раздосадованный препятствием, возникшим между его идеей и одобрением начальства, он кладет первую трубку на стол и, тем не менее, вежливо, отвечает на звонок телефона параллельного с шефом:
- Алло, я слушаю вас…, говорите.
Но говорить, как вы понимаете, некому. Шеф в данный момент был у своего шефа, ну, а Архипыч…, не мог же он слышать сам себя из другого телефона. Немного подождав и пожав плечами, он повесил трубку, и вернулся туда, где, как он полагал, его ждет шеф. Но вместо голоса шефа слышны только короткие гудки.
- Во, бляха ржавая! – пока еще спокойно, думает Архипыч, - Не дождался. Наберу снова.
Но и на этот раз, едва закончился набор на аппарате 2-75, начинает требовательно звонить телефон 4-73. Архипыч – человек ангельского терпения, безропотно поднимает трубку, чтобы выслушать, некстати позвонившего, абонента,
- Говорите, я слушаю вас, алло! – с вздохом обращается он к воображаемому собеседнику со смирением и терпением учителя, к которому, обратился первый ученик с вопросом, более демонстрирующим его рвение, нежели непонятливость, в то время когда другие учителя в соседнем кабинете наливают уже по второй.
В трубке слышны лишь неясные шорохи и вздохи, как если бы кто в полночной тиши пытался снять с несильно сопротивляющейся девушки шелковое платье.
- Да говорите же, я вас слушаю. Алло! – запасы его терпения пошли на убыль.
Но в трубке слышны только те же волнующие шорохи и далекие страстные вздохи.
Архипыч кладет трубку и возвращается к своему столу. Там опять слышны только короткие раздраженные гудки, говорящие, что шеф и на этот раз его не дождался, пока он говорил в молчащую трубку. Промокнув выступивший на лбу пот, он набирает номер шефа в третий раз, при этом, забыв, по вполне простительной в данных обстоятельствах для его возвышенного ума рассеянности, положить первую трубку на аппарат. Теперь сразу после набора номера шефа он слышит короткие гудки и, вполне обоснованно, догадывается - его опередили и шеф занят.
- Кой черт, чтоб ему лопнуть, звонит каждый раз, как я набираю шефа? - впадает в грех сквернословия Архипыч, и, забыв, что в кабинете он один, начинает закипать - Вот и трубку кто-то забыл повесить. Что за небрежность? – несправедливо сердиться он, кладя им же забытую трубку на рычаги аппарата и набирая шефа в четвертый раз.
Когда и на этот раз издевательски зазвонил 4-73-й, он только перекрестился, восстановив свои отношения с небесными силами. Чтобы было легче манипулировать двумя аппаратами, он поставил параллельный телефон к себе на стол, немного подумал, а затем попытался еще раз. Когда вновь затрезвонил 4-73, Архипыч перекрестил и его, а про себя, опять сворачивая на пагубный путь сквернословия, только и смог сказать:
- Ни бе, себе!
Осторожно положив на стол трубку 2-45, и убедившись, что в другой трубке, как и прежде подозрительная, в смысле взаимоотношения полов, тишина он погрузился в размышления. Небольшая серая муха села на аппарат и, тоже задумчиво, потерла передними лапками крошечную головку.
- Кто-то хулиганит, - решил он, подозрительно глядя на умную муху и кладя трубку 2-45 на аппарат 4-73 и, наоборот. Теперь попытки дозвониться хоть куда ни будь, стали и вовсе бесплодными. Плохо контролируя свои действия, Архипыч зашел в соседний кабинет, и набрал коммутатор,
- Девушка, - сказал он телефонистке, - кто-то хулиганит. А может быть пытаются организовать утечку информации!? - сгустил краски Архипыч, - Выясните, будьте любезны, кто звонил в последние полчаса на телефон 4-73.
- Такую информацию, - ответила знающая свои права и обязанности телефонистка, - мы можем предоставить только с разрешения заместителя по режиму.
- А мне…, да я только…- начал было Архипыч, но в ушах звучали уже хорошо знакомые ему короткие гудки.
Семен Григорьевич, заместитель начальника учреждения по режиму, уже десять минут безуспешно пытался сбить ластиком муху, которая в безнадежной жажде свободы басовито ползала по стеклу. Когда Архипыч вошел, мухобоец подобрал с пола, в очередной раз неудачно запущенный, ластик и выпрямился. Его очень обрадовал приход Архипыча, которого он, сам особыми знаниями не располагающий, за образованность чтил и, как он сам говаривал, «Архипыч у нас даже очень весьма…». Обычно при встречах они погружались в беседы о тайнах мироздания, неизбежно имеющие оккультно-мистический налет.
Семена Григорьевича, человека возраста почтенного, более чем проблемы возникновения Вселенной, интересовали вопросы загробной жизни. Он, как и всякий уважаемый ветеран соответствующих органов, имел на своей совести определенные прегрешения против законов Божьих и ценностей общечеловеческих. А посему, одновременно и вполне искренне, надеялся как на отсутствие загробной жизни, а, следовательно, и кары Божьей, так и, при наличии таковой, на неистощимое милосердие Всевышнего. Узнав, что посетителя, в данный момент, волнуют вопросы далекие от философии, а более его должности касающиеся, блюститель режима поскучнел. Прекрасно зная, что утечка информации их учреждению не грозит, из-за полного отсутствия таковой, он попал в щекотливое положение. С одной стороны, признай он печальный факт отсутствия информации, стоящей хотя бы стакан семечек в будний день, и его должность, чего доброго, сократят. С другой стороны, ему не хотелось начинать поиски явно виртуального шпиона, не сведя счетов с, окончательно обнаглевшей, мухой.
Жизненный и профессиональный опыт быстро подсказал выход из создавшейся ситуации. Он ловко и незаметно переложил бремя ответственности за сохранение высокой бдительности на того, кто бдительность эту проявил:
- Ты, Архипыч это дело так не оставляй, - начал он выслушав доклад о подозрительном поведении телефонов, - ты, на имя начальника учреждения рапорт напиши. – голос зама по режиму стал приобретать металлические ноты служебного пафоса, - И в рапорте этом укажи все признаки утечки информации. А мы на основании рапорта дело заведем, - пафос сменился тревожным набатом, - с тебя показания, черт возьми, снимем!
Архипычу начинало казаться, что он сам является причиной утекания гипотетической информации.
- Ну, там протокол…, расследование! - уже бушевал ветеран режима, - А то обнаглели, понимаешь!
Тут начальник режима, рассвирепев, с размаху, не целясь, кинул ластик в муху. Тот по закону подлости попал и разорвал муху надвое.
- Во! Понял? – обрадовался победе Семен Григорьевич, - Вот так мы и его, шпиона, то есть, по стеклу размажем. Главное, ты не отступай.
Перспектива заведения дела в службе режима не очень обрадовала Архипыча, и он бочком покинул кабинет начальника режима. Тот, воодушевленный собственной меткостью, уже выискивал новую цель для повышения уровня своих спортивных достижений и не заметил ухода бдительного сотрудника. А, может, просто вида не подал.
Но Архипыч не угомонился. Движимый желанием разгадать тайну двух телефонов, он, некогда знакомый с нехитрым устройством сущности человеческой, вздохнул и пересчитал оставшуюся до получки мелочь. Затем пошел в учрежденческий буфет за шоколадкой для знающей свои права и обязанности телефонистки. Завидев шоколад, работница связи, плюнув на служебный долг и должностную инструкцию, выдала распечатку звонков поступавших на телефон Архипычева шефа за всю последнюю неделю.
Сдерживая нетерпение, он поднялся к себе, изучил содержание распечатки, возвел глаза к потолку и долго морщил лоб, вспоминая, чей же это номер – 2-75? Так и не вспомнив, он заметил на шильдике телефонного аппарата с цифрами 275 умную муху, которая, тоже пытаясь, что-то вспомнить, терла крошечными лапками малюсенькую головку,
- Твое счастье, дура, что я не Семен Григорьевич! Живо бы кверху лапами с телефона слетела. А так, что ж. Сиди.
И он снова погрузился в увлекательный мир математизации процесса управления.
 
НОВАЯ «ВОЛГА»


Солидное учреждение, где служил Архипыч, находилось в городе, расположенном недалеко от Москвы. Со временем, лет через восемь проживания в общежитии, ему дали квартиру на другом конце города. В течение многих лет, по субботам и воскресениям, а также во время больших государственных праздников он, если это удавалось, когда сам, а когда и в составе своей не очень большой семьи, ездил в первопрестольную на электричке. Первое время ему приходилось подолгу ждать поезда, так как расписание и прочие житейские мелочи были гораздо ниже тех сфер, где пребывало его сознание. С годами, он стал строить планы своего посещения столицы таким образом, чтобы поспевать на электричку, уходящую из Москвы в 17 часов 27 минут, что ему и удалось накрепко запомнить. А график движения поездов в Москву помнила его, более приближенная к земным заботам, жена, так что проблема ожидания отпала сама собой.
Усердная работа в учреждении дала результаты. Благодаря невероятному самоограничению, примерной экономности супруги, совместным усилиям родственников с обеих сторон, а скорее загранкомандировке, куда ему посчастливилось попасть, Архипыч купил чудо техники двадцатого века синюю, сверкающую сапфирными гранями, «Волгу» - ГАЗ-24. Приехавшие «обмыть» машину родственники поздравляли его, восхищались машиной, долго, с неподдельным старанием, пинали скаты, подпрыгивали на сидениях и откровенно завидовали. Тещин брат, торгующий на рынке перекупленными субпродуктами, и так и не поднявшийся выше горбатого «зюзика», пинал колеса с особым усердием.
- Резина – барахло! - доложил он, опираясь на многолетний опыт эксплуатации Запорожского детища, результат своих исследований родичам. Но, так как он дал всего 50 рублей, к его мнению никто прислушиваться не стал. На другой день, едва очухавшийся с похмелья, Архипыч развез родственников по домам и поставил машину в заблаговременно купленный гараж.
Неделю или две он ездил только по области, не рискуя посетить столицу. Памятуя ужасы столичного движения и кошмарные случаи, отображенные средствами массовой информации, ему, вначале, даже страшно было об этом подумать. Но жажда острых ощущений и некий авантюризм, все же присущий его натуре, преодолели все его опасения. Съездив первый раз в Москву, он усвоил две вещи; во-первых, страхи и ужасы столичного движения сильно преувеличены, а во-вторых, ехать, следует туда, куда едут все, и попадешь туда, куда тебе надо.
Архипыч повадился навещать столицу каждую неделю. Ездил он аккуратно, правила дорожного движения соблюдал, штрафы, налагаемые ГАИ, существенно не отражались на семейном бюджете и поездки обходились без особых происшествий.
В тот понедельник, подходя к гаражу, он не испытывал каких-либо предчувствий, но открыв ворота ахнул:
- Бляха ржавая! А где же машина?
Более основательный осмотр гаража также не принес утешения, синее, сияющее сапфирным заревом, чудо техники двадцатого века исчезло, гараж был заполнен только звенящей в ушах пустотой.
Соседи по гаражу набежали быстро. Полковник в отставке, бывший чекист, владелец бордовой, Бог весть какими путями завезенной в страну и неизвестно как доставшейся ему, «Гренады» внимательно осмотрел замки, ворота и петли.
- Профессионалы! - заявил он с гордостью за похитителей, - никаких следов взлома.
Ему никто не возразил, вообще в его присутствии соседи старались помалкивать. Опытный полковник начал отдавать распоряжения. Он отогнал всех любопытствующих на пять метров от места происшествия, послал сторожа вызывать милицию и допросил ошеломленного пропажей Архипыча.
- На какие замки двери закрывал? Куда ключи клал? – профессионально вел допрос полковник, - Дубликаты ключей где? Точно помнишь, что запирал замки? У кого еще ключи есть?
- Ну да - чуть не рыдал обворованный автолюбитель, - на оба замка, на внутренний и на висячий. Вон, во внутреннем замке еще ключи торчат.
И по остальным, не совсем внятным ответам, деятельный полковник утвердился в первоначальном мнении, – машину угнали профессионалы высокого класса
- А когда ты машину в последний раз в гараж ставил?
- Ну, в субботу…, или, нет… скорее вчера, в воскресенье.
- Так в субботу или в воскресенье?
Уточнить ответ на этот вопрос, раздавленный горем Архипыч, не смог.
Подошедший сторож доложил, милиция уже едет. На вопросы чекиста твердо ответил, не видели они с напарником синюю «Волгу» выезжающей этой ночью. Всю ночь не спали, спиртного и на дух не принимали. При этом он старался стать так, чтобы мешки под глазами не слишком выделялись, а дыхание, обильно камуфлированное ароматами чеснока, не доносилось к вопрошавшему. И, вскоре приехавшей, следственной группе, он отвечал также уверенно и четко, останавливаясь только для того, чтобы перекатить жевательную резинку во рту, предусмотрительно, положенную туда перед приездом следователей.
Следователи отметили отсутствие повреждений на запирающих устройствах и на гаражных воротах. Затем сфотографировали замки, ворота, пустой гараж и, зачем-то, убитого горем Архипыча рядом с проницательным полковником. Они тщательно записали показания сторожа, пострадавшего и свидетелей, заверили присутствующих, что обязательно найдут пропажу, мол, надо же и им когда-то отличиться, сели в «уазик» и укатили.
У Архипыча весь день все валилось из рук. Он бесконечно повторял свой рассказ об украденной машине, тяжко вздыхал, махнув рукой, как бы смирившись с мыслью о безвозвратности пропажи. Слушающие его сотрудники вспоминали аналогичные случаи, из которых следовало, что машину ему больше не видать, сочувственно хлопали по плечу и уходили. На смену им подходили те, кто еще не слышал подробностей или не успел рассказать ему ещё более страшную историю автомобильных краж. А начальник смежного отдела, Василий Калистратович, так и не попавший в загранкомандировку, тоже сочувственно, хлопнул по плечу и сказал:
- Ничего! Пешком походишь - здоровее будешь!
Последующие два дня не принесли, сколь ни будь, утешительных новостей и не уменьшили пересудов. Полковник в отставке выдвинул предположение, что машину, возможно, разобрали на запчасти, каковые уже и продают на авторынке. Архипыч при этом и вовсе пал духом, а полковник продолжил, что уже был на рынке и даже видел выставленный на продажу волговский карбюратор. Прибывшей на рынок группе добровольцев, владелец подозрительного карбюратора сумел доказать, что карбюратор не волговский, а от подвесного лодочного мотора «Привет», чем страдальца несколько успокоил. Весь вторник и всю среду ограбленный Архипыч и неутомимый полковник будоражили гаражный кооператив и коллектив солидного учреждения, а в четверг все разговоры о краже прекратились. Исчезнув на пол дня, Архипыч к вечеру пригнал свою машину в гараж.
Потрясенным успехом оперативников соседям он рассказал следующее. В последнюю субботу он поехал на «Волге» в Москву. Заканчивая свои дела, поставил машину на Комсомольской площади, рядом с Ярославским вокзалом, а сам зашел в ближайший гастроном. Выходя из магазина, глянул на часы, оценил свое положение в пространстве и времени, и обмер, было 17 часов 20 минут. До отхода электрички оставалось семь минут. Припустив галопом, смерчем ворвался на перрон, влетел в вагон и нашел свободное место. Отдышавшись, он поздравил себя с удачей, с тем, что так вовремя посмотрел на часы, успел на поезд и даже ехал сидя.
А с машиной ничего не случилось. Как и бывает в таких случаях, на нее никто не обратил внимания и она целая и невредимая, правда изрядно запыленная, спокойно простояла четверо суток никем не охраняемая под самым носом у профессиональных угонщиков. Да еще, иногда попадающийся навстречу полковник, владелец уникальной «Гренады», укоризненно качал головой. Он не мог простить Архипычу так быстро закончившейся истории с пропавшей машиной, что не дало ему возможности проявить свои сыскные таланты, а может быть и за то, что репутация профессионалов так резко упала в его глазах.
 
АРХИПЫЧ В ГОСТЯХ У ДЯДИ




Бывая в Ленинграде, Архипыч, останавливался у дяди с тетей. Как и в этот, первый после поступления в училище, раз, когда его еще просто Колей звали. Его родственники были людьми интеллигентными. В Питере все интеллигенты. Там воздух или вода такая, что все сугубо интеллектуальной жизнью живут. Ведь надо же, ни в Эрмитаже, ни в Пушкинском музее, ни разу не бывали, Исаакиевский собор только издалека видели, времени, видите ли, нет, а все про все знают.
Итак, дядя с тетей у Коли были людьми интеллигентными, все достопримечательности наизусть знали (им о них, часто приезжающие родственники рассказывали), ну и обстановка в квартире у них была соответствующая. Дядя недавно ремонт сделал, новую мебель купил, старую – продал. Питерцы они люди практичные, ничего просто так на свалку не выбросят. Он и ванную комнату с туалетом обновил, а на унитаз, невиданный по тем временам, пластиковый, жемчужного цвета хомут приделал. Коля же, надо сказать, в училище слегка одичал. Да и то сказать, какие уж там, в казарменном туалете пластиковые хомуты - сел на очко орлом, дверь, если есть, запер на защелку…, а если нет, и так сойдет, вокруг ведь свои все, чего там стесняться. А по правде сказать, и дома-то у него все удобства во дворе располагались.
Утром дядя с тетей на работу ушли, Коле указали, где в холодильнике что лежит, чтобы сам себе завтрак сготовил. Коля, после казарменных подъемов, вволю навалявшись, сытно позавтракал яичницей с беконом, пивом «Мартовским» запил (дядя побеспокоился) – мода в Питере в то время такая была, чтобы все как у американцев. Закурил папиросу, его инструктор только «Беломор» курил, даже как инструктор пачку особым манером открывал, ногтем большого пальца посередине разрезал, а пачка при этом на две половинки разламывалась. Пару раз затянулся и в туалет пошел.
По казарменной привычке залез он обеими ногами на пластиковый хомут, а весил он прилично - килограмм под восемьдесят, почти одни мышцы, ну хомут и хрястнул, как раз в том месте, где обычно пятая точка наиболее плотный контакт с сидением имеет. Сделав свои дела, Коля, глядя на трещину, заделать которую никакой возможности не представлялось, затылок почесал, бросил окурок в унитаз, и ушел в город, культурно просвещаться.
Вечером дядя в туалет пошел, пятую точку в этом самом месте трещиной в хомуте защемил и очень сильно ругался. Больше всего его злило, что он понять не мог; как можно хомут этим местом сломать? Давно, видно в армии служил, позабыл все. А Николай на его вопрос ничего толком отвечать не стал, теперь то он сообразил, как тут сидеть надо было, а признаться неловко, и невнятно дядю успокоил,
- Чего, там, - дескать, - дядя. Я, во всех местах накачанный, повернулся за бумажкой, а
оно, гляди, и лопнуло.
Дядя недоверчиво головой покрутил, на Колину задницу покосился, свою потер, но ничего больше не сказал, видно смутно что-то из своего опыта припомнил.
В тот же вечер Коля, открывая дверь в залу, за ручку – пимпочку чешскую пластмассовую с золотистым ободком, потянул, а дверь, надо сказать, нижним краем за пол цепляла. Чтобы добиться желаемого перемещения, Коля и сил-то приложил совсем ничего, а ручку – пимпочку эту, оторвал. Дядя был уже начеку и тут же появился:
- Ты, - говорит, - обалдуй, сила есть – ума не надо! Мог и сообразить башкой своей непутевой. Слегка дверь за ручку от пола приподними и потяни на себя. Тянешь со всей дури! А с дури сам знаешь, что сломать можно. Еще хорошо, что я одну ручку в запас купил. Как знал, приедет олух типа тебя, и что-нибудь, да сломает.
Коля на дядю не обиделся, стоял только рядом да в смущении бок чесал, где-то подмышкой:
- Черт ее, дядь Петь, знает. Легонько только потянул…, импортная вещь.… Гляди, вот ведь хрупкая какая! И как это я?
- «Хрупкая», «легонько», - ворчал дядя, - а силища? Вон лапищи-то, какие, а сала то в башке и нет? Ноль, и ухудшается. У, турок!
Дядя любил все в доме чинить сам, и уже не сердился, а, принеся новую пимпочку, уже привинчивал ее, ловко орудуя отверткой.
- Снизу, коняга, поднажми. - Поучал дядя Колю, - А потом, лапищей своей, деревянной, тяни. Пол ли, нет ли!?
- Да чего тут не понять, - проявлял Коля свою сообразительность, приподнял, и тяни.
- Точно, - подтвердил дядя, - пошли чай пить.
После чая, черт понес, уже ученого, Колю в ту же залу. Памятуя полученные от дяди наставления, Коля, обхватил снизу нехилой своей ладошкой нежное произведение чешских умельцев, напряг крепкий бицепс свой и приподнял дверь. Пимпочка, оторванная давлением снизу, чуть не влетела в лоб, наблюдавшему за плодами своих трудов и поучений дяде. Впрочем, даже если бы она и попала, даже если бы она набила на дядином лбу солидную шишку, то и тогда его негодование не было бы большим. И тогда бы он едва ли смог сказать так много и так выразительно, как при виде столь наглого небрежения его педагогическими усилиями. Особенно его злила, собственная непредусмотрительность.
- Как я мог, - выговаривал дядя, - зная, что мой племянник такая бестолочь и деревенщина, позволить себе купить только одну запасную ручку!
- Надо было купить на всю получку этих ручек! - надрывался он, норовя дать Коле подзатыльник, - Надо было железные ручки поставить! Надо было, к твоему приезду сортир во дворе выкопать, - не удержался он и от мелкой мести, - а тебя, медведя, в стойло на ночь ставить, да к стенке цепью приковать, что бы ты при ловкости своей, здание не обрушил!
Коля виновато чесал другой бок на том же уровне, возле подмышки. Не зная от смущения, чем занять себя, он взял в руки тетины швейцарские часики, лежащие на столе в пустой хрустальной пепельнице. Эти часики дядя привез с войны, и они составляли главную гордость семейства. Дядя зарычал и кинулся к невезучему родственнику, но было поздно. Часики в Колиных руках звонко щелкнули и к неописуемому его ужасу заводная головка и корпус часов уже не составляли единого целого.
- Свернул, - стонал дядя, - головку свернул! Иди с глаз моих, видеть тебя не могу! Бурмыла чертова!
На шум скандала в залу с кухни, заглянула тетя:
- Ну, чего ты на ребенка разорался? – спросила она мужа, разобравшись в сути конфликта, - какие-то старые часы, ручки, хомут. Так ли это все важно?
Тете было жаль часиков, но она очень любила Колю и всегда защищала его от всех, даже от Колиной мамы, но когда на следующий день накрывала на стол, то Коле, вместо фарфоровой чашки, поставила простую алюминиевую кружку.
А когда Коля попытался заточить простой карандаш немецкой, из золлингеновской стали, опасной бритвой (вторая семейная реликвия), и выломал, в общем-то, небольшой кусочек ее лезвия, что лишило бритву ее функциональности, дядя подумал – как хорошо, что у курсантов отпуск всего тридцать суток.
 
Александр Шипицын,

А кто такой Архипыч то в истории авиации был?
Его Колей звали. У него была Волга и много любовниц и в туалет он залазил ногами на рундук. Учился в военном училище еще. Еще родственники в Белоруссии были у него.

А можно еще написать историю как Архипыч купил гири, шел домой, одну разбил, вторую - потерял. Большая часть описанных историй - городские легенды. Про разбитую Волгу и запертую любовницу рассказывают в каждом ГСК, якобы было у соседа у знакомого в другом ГСК. Много раз слышал эту историю.

П.С. Не хотел обидеть, но зачем писать по 2 раза. Напоминает СПАМ.
 
Были мы с экипажем в Фергане. Едем с аэродрома. Смотрим стоит крошечный узбеченок. В грязной ручонке зажаты три редиски. Интересуемся, прикола ради: Почем? Он: Пятдэсат капек. Мы, с улыбкой: А что ж так дорого? Он (серьезно): Нэ бэры.
Вот такой маленький и такой мудрый.
Я ж ни с кого денег за прочтение-то не беру. Не нравится - нэ чытай!
А Архипыч - это один чудаковатый штурман. Очень милый человек. Может еще понравится тебе. Многим уже нравится. Девки и сейчас сохнут. Летал в ВТА, сейчас на гражданке. При рассеяном характере и интеллигентной внешности, сумел 4-х амбалов положить голыми руками, ну и ногами, конечно.
А то, что его в знакомые истории вставляю, ну дык не только Ромео в любви замечен был. История одна - любовь. Она проще "Новой Волги", а пишут про нее, пишут, с сотворения веков пишут и ничего, не приедается.
Пошлют все дружно меня с Архипычем в одну сторону, ничего не поделаешь, глас народа - глас Божий, пойдем.
 
Александр Шипицын
А в каком городе действие происходит?
Так описываемые истории, происходили с ним или нет?
Александр Шипицын сказал(а):
А то, что его в знакомые истории вставляю, ну дык не только Ромео в любви замечен был. История одна - любовь. Она проще "Новой Волги", а пишут про нее, пишут, с сотворения веков пишут и ничего, не приедается.
двоякий смысл просто, то-ли происходило с ним это все, то-ли не происходило.
 
Реклама
Все мы знаем, что в Одессе - один вокзал. А в Черноморске их было два. Был Корейко на белом свете? Думаю что был. Архипыч, скорее всего в Подмосковье жил. Ну не все же холеным красавцам из фитнесс-клуба девушек покорять. И наш Архипыч не лыком шит.
 
Александр Шипицын,
Александр Шипицын сказал(а):
Архипыч, скорее всего в Подмосковье жил.
Так все-таки Архипыч вымышленный литературный герой? Или реальный человек?
 
Даже когда в газете очерк про конкретное лицо пишут, так ли уж точен портрет? А тут мы на рассказ претендуем и можно говорить лишь о прототипе. Такой прототип есть, но пальцем показывать не будем, чтоб не загордился. А что приукрасим маленько, не без этого: не один я его люблю и уважаю. От штурманской кабины мы его оторвем. Пересчеты курсов, скоростей и высот, а также определение угла сноса изобарическим способом, сами по себе вещи сложные и они уведут нас от Архипыча. Большинство из тех кто форум посещает уже отдали авиации что могли. Они остались людьми, со своими привычками, характерами и страстями.
Может показаться странным появление среди суровых мужей простого человека. Я хочу спросить летчиков и штурманов, инженеров и синоптиков, что для каждого из них важнее - служебная характеристика или сегодняшнее отношение других людей? Я лично не знаю как все, но мне теперь абсолютно все равно какой я был штурман, но очень важно, что я за человек. А сказать обо мне могут только другие люди.
 
КАК ПРОДАЛИ ПЕТЮ

Автор - Александр Шипицын

Пете не везло с самого начала. Хотя родиной его был Китай, но похож он был на рыжего грузина. На пароходе, плывшем в Европу, он лежал на дне контейнера и ящик с петардами давил на грудь. А уж из Польши его везли внизу большой клетчатой сумки под увесистой коробкой с батарейками «Duracel». Проклятая коробка одним углом лезла в правый глаз, что в последствии придало ему вид угрюмый и подозрительный.
Тетя Зина, хозяйка зеленого модуля с игрушками, увидев его, всплеснула руками,
- Ну и ну! – сказала она, - Куда ж тебя-то?
Она была добрая женщина, и, расправив, как смогла, скромные одеяния его, добавила:
- Ничего, отвисишься, даст Бог, разгладишься.
Умелыми руками она выровняла ему грудь, попробовала полностью открыть правый глаз, но не получилось. Причесать Петю не смог бы даже самый опытный парикмахер, его рыжие патлы вылезали пучками при одном прикосновении расчески. Завернутого в целлофан, Петю повесили под самой крышей.
Раскачиваясь на ветру, Петя вызывал скорее смех, чем ужас. Да и что может быть ужасного в кукле китайского производства. В кукле славянского, на китайский взгляд, типа. Славянское происхождение подкреплялось, синим цветом, по-китайски раскосых, глаз. А также рыжей, вылезающей от малейшего прикосновения, шевелюрой, почему-то орлиным носом и вышитым латинскими буквами именем “Pjetja” на спинке фиолетового свитерка, который как и прическа, интенсивно выделял клочья волокон, никогда не соприкасавшихся с овечьим стадом. Впрочем, имя могло оказаться и не русским. Но тетя Зина, не вдаваясь в тонкости китайско-латинской орфографии, окрестила рыжего горца Петей.
Третий год раскачивался Петя на ветру под крышей тети Зининого киоска. Время не пошло на пользу его товарному виду. Если он когда-либо и обладал таковым, это время безвозвратно ушло. Да и что хорошего было в кукле, потерявшей половину рыжей шевелюры,где правую сторону лица украшал полузакрытый, поврежденный коробкой “Duraccel”, глаз. Если дело заходило настолько далеко, что наивный покупатель, осматривая потенциальную покупку, пытался извлечь, из обычно молчаливого Пети, обещанную тетей Зиной «Маму», то после многократных перевертываний и потряхиваний, Петя издавал короткий звук, напоминающий модное слово «Блин!», что отпугивало законопослушных покупателей. Покупателей, закон игнорирующих, такая игрушка могла заинтересовать только как средство нанесения моральных травм. А так как на современных торговцах базарный рэкет уже перепробовал все средства, и они ко всему привыкли, то и эта грань Петиных талантов оставалась невостребованной.
Петина кривобокость даже вошла в поговорку. Стоило, кому-либо из базарного окружения малость перебрать, как ему обязательно говорили, - «Ну, что загнулся как Петя у Зинки?». Кукла начала приобретать популярность. Грузчики Семен и Павел даже как-то поспорили по его поводу. Семен, когда-то был летчиком и, как все старые летчики глуховатый, орал, что Петруху Зинуля, и к этому Рождеству не продаст, Павел же склонялся к мнению, что Петька скоро развалится и о продаже его и речи быть не может. Если бы Сеня не орал так громко, Петино существование окончилось бы тихо и незаметно. Тетя Зина почесав макушку, с досады плюнула бы и бросила совсем обветшавшего Петра в мусорный бак. А так судьбой куклы заинтересовалась базарная общественность. Отношение к несчастной кукле было неоднозначным. Некоторых радовал сам факт, что кто-то хотя бы и немного, а прогорел. Кому и поговорить было больше не о чем. А Клару Петровну, бывшего музыковеда областного масштаба, ныне торгующую косметикой, раздражал, как она говорила неэстетичный вид китайского изделия.
Знатный алкаш и попрошайка Михалыч, промышлявший сбором картона на макулатуру, как-то приняв Петю за попугая, даже спросил тетю Зину,
- Ты, чё, мать птицей торгуешь? Так тебе в крытый рынок надо.
- Вали отсюда, алкаш! - возмутился сосед тети Зины - рослый парень спортивного вида, торгующий дубленками. Вид умничающего пропойцы оскорблял его спортивную душу.
А тетя Зина ничего не сказала, она достала из-под прилавка стопку сплющенных картонных коробок перевязанных шпагатом и отдала ее Михайлычу.
- Хоть бы кто его у тебя купил, - посочувствовал алкаш.
- Да, и так уже за пол цены отдаю, не берут. Может и в самом деле выбросить, чтоб место не занимал?
- Не,- усомнился экономный Михалыч, - как это вещь выбрасывать? Купят, вот увидишь, купят.
Сам он, в газетном обрывке, заботливо сберегал, до следующего возлияния, соленые огуречные попки, и одобрить подобную расточительность не мог.
Миг удачи приходит неожиданно, когда потеряны все надежды. Настал звездный час и для Пети.
Перед киоском тети Зины остановился в глубоком раздумье мужчина лет пятьдесяти, одетый в дорогую замшевую, на молнии, куртку. Ему нужно было что-то для маленького внука, что-то чего тот, избалованный родней, еще не имел. Тетя Зина сразу все поняла. Она выбросила докуренную только до середины сигарету, выпустила под прилавок мохнатую струю дыма и быстро прилепила добренькую улыбочку:
- Мужчина! - хриплым от простуды голосом, сказала она, - Мужчина! Чем интересуемся?
Тот что-то неопределенное промычал и посмотрел вверх.
- Может для деток, что ни будь, хотите купить. Вот, глядите, шикарные автомобильчики, вот пистолеты. Вот мягкие игрушки, все импортное, английское и итальянское - без зазрения совести, зачастила тетя Зина, - все сертифицировано, я сама за товаром езжу.
К ее изумлению покупатель, подняв голову, задумчиво уставился на висящего под крышей Петю. Тетя Зина, имеющая змеиную реакцию, мгновенно оценила ситуацию.
- Вот, - сделав честное лицо, начала она, - прекрасная кукла, зовут Петя. Он открывает и закрывает глаза, его можно купать (купать Петю уже было необходимо). Если снять свитерочек и ползунки…, - она попыталась снять с куклы штанишки, Петя стал терять неплотно прикрученные нижние конечности. Осознав свою оплошность, тетя Зина тут же прекратила свои гигиенические попытки, - да, он еще в кроватке спит (кроватку в целях экономии заменяла плоская корзинка из рисовой соломки), переключила она внимание начавшего настораживаться покупателя.
- Прямо как Моисей. В корзине, – обрадовался покупатель.
Вдохновленную предстоящей удачей, тетю Зину понесло,
- Если его перевернуть он говорит «мама!».
Приученный современной электроникой мужчина, ожидал услышать, по меньшей мере, ответ автоответчика, начинающийся словами «Вы позвонили по телефону…», но грубо потревоженный Петя, своим пролетарским «Блин!» рассеял ангельскую иллюзию, вызванную воспоминанием об иудейском вожде. Неделикатное слово не обескуражило почитателя библейских персонажей, а даже наоборот вызвало у него одобрение.
- Круто, по-нашему, - сказал чудаковатый знаток Библии и не торгуясь купил Петю.
При этом он не обратил внимания ни на потускневший и потерявший от времени прозрачность целлофан, ни на полузакрытый глаз, ни на подозрительно болтающиеся в ползунках ножки. Кривобокость и ужасающий звук “Блин”, а также шикарная, но прикрывающую только половину головы шевелюра не насторожили его. Но главное, он не посмотрел на цену, за которую можно было приобрести настоящее электронное чудо,
Радостная весть концентрическими кругами разбегалась от, еще не верящей в чудо, тети Зины. Первым поздравил ее спортивный продавец дубленок. Он, правда, только буркнул:
-Да-а! Не думал. Вот уж не думал… Поздравляю! За шампанским посылать?
Клара Петровна, живо обсуждала новость с реализатором канцпринадлежностей, показывая пальцем спину, еще не далеко ушедшего, нового хозяина Пети, при этом они понимающе качали головами и крутили пальцами у виска. Грузчики Семен и Павел, а также примкнувший к ним алкаш Михалыч, разгребая толпу руками и крича по привычке «Берегись», устремились к сияющей тете Зине. Семен на ходу протирал полой синего халата граненый стакан, с которым не расставался ни при каких обстоятельствах. Михалыч ощупывал в кармане огуречные останки.
Разносчик чебуреков, забыв повторять свою устную рекламу «Чебрекь! Кофе Капучино!», медленно соображал, воспользоваться ли предстоящим скоплением народа в корыстных целях, или же отсутствием супруги для получения суетного удовольствия. Она в данный момент, находилась на другом конце рынка, протягивая проходящим самодельный медовик страшной своею рукой. Другого такого случая могло не представиться, и он решительно примкнул к толпе, пришедшей поздравить радостную тетю Зину.
Нищий, с нерусским именем Мадвал, всегда сидящий у входа на рынок, и никогда не дающий прохожим шанса заподозрить у него наличие хоть каких-то умственных способностей, не вставая с колен, начал перебираться поближе к веселящейся толпе. Первым его порывом был профессиональный навык; пустить слюну и, вытянув вперед, не знающую мыла, руку, бодрым мычанием, побуждать ближних своих творить добро. Но, поняв, из обрывков долетающих до него разговоров, в чем, собственно, дело, поддавшись общему настроению праздника, на радостях подбросил вверх свою шапку, рассыпав горсть мелочи, заработок последних пятнадцати минут напряженного творческого труда, за что в последствии немилосердно корил себя словесами безбожными.
Злополучный владелец легендарного Пети, тем временем подъезжал к дому. Зерна сомнения дали ростки, и плоды их были горьки. Становилась непонятной лаконичность приобретения, ставящая под сомнение наличие в кукле электронного устройства. Было также неясно, куда устанавливаются батарейки, и устанавливаются ли они вообще. Кривобокость, прикрытый глаз, орлиный нос и половинчатая шевелюра уже не представлялись изысканной фантазией дизайнера, в этих утонченных чертах явно просматривались дефекты производства и следы грубой транспортировки.
Домашние с подозрением отнеслись к заявлению об исключительной удачности покупки. Недоверие вызвала и сцена печального расставания продавщицы с дорогой ее сердцу вещью, за столь мизерную цену. Сомнение вызвали и поздравления соседних продавцов, якобы завидующих счастливому покупателю. А упоминание о рыдающих, менее удачливых, соискателей уникальной игрушки, вызвало раздражение домочадцев.
Не улучшила общего настроения и дочь, мать внука, для которого и было сделано столь ценное приобретение, только что возвратившаяся с базара.
- Что делается на рынке, уму непостижимо! Ма, помнишь ту уродливую куклу, что висела в зеленом киоске? Какой-то чудик ее купил. Представляешь! Вот чучело! Народ просто в восторге.
- Какой-то чудик?! Твой папа и купил. – Раздражению Ма не было предела. – И он еще рассказывает, как ему повезло! Не соображаешь, нечего покупать!
Папе еще долго объясняли бы разницу между качественными и не качественными товарами, увеличивая размеры проеденной плеши, намекая на его еще один природный недостаток, кроме полного отсутствия мозгов, но в этот момент в другой комнате захныкал проснувшийся внук.
-Петя! – сказал он, увидев в руке деда охаянную куклу, - Петя! - он протянул к ней пухлую ручонку. – Деда, дай!
Кривобокий, полутораглазый, рыжий грузин, славянского происхождения, сказал из своей корзиночки «Блин!», и был тут же прижат к теплому моторчику, стучащему под турецкой пижамкой. От изменившегося наклона один глаз у Пети закрылся совсем. А тот, что был закрыт наполовину, придал кукольному лицу вид неизъяснимого блаженства.
 
.....искренне сострадаю вашему душевному состоянию

сказал бы больше, да будет выглядеть неуважительно...(сказано с позитивом)
 
ПОРТВЯШКА

Друг мой, штурман Ан-12, Саша В. рассказывал.
Был он еще лейтенантом и за пределы Тихоокеанского Флота их молодой экипаж не выпускали. Непонятно почему. Ну Московская зона - не для желтых клювиков, но и пересекать Охотское море, при минимуме радиотехнических средств и ограниченном контроле с земли - не сахар. Но справлялись.
В тот рейс везли они полный Ан-12 больших бочек с портвейном в Магадан. Об этом свидетельствовали обычные бутылочные этикетки, наклеенные прямо на бочки. От Владивостока (Артем, Кневичи) до Магадана пилить часов пять, никак не меньше. Когда подлетали они к Магадану, радист заволок в штурманскую кабину объемную полиэтиленовую канистру. И попросил накрыть ее чем нибудь.
Шура накрыл ее меховой курткой и, приблизившись к уху радиста спросил:
- Что это?
- Портвяшка. - Ответил тот.
- Как из бочек? Они же опломбированы. Попухнем.
- Не боись. Комар носа не подточит.
В аэропорту, каждую бочку придирчево осмотрел строгий экспедитор. Он пытливо вглядывался в лица экипажа и уделял особое внимание пробкам и пломбировке. Все было в полном порядке.
Подали автобус. Канистру, упакованную в мешок, с почестями доставили в гостинницу. Там воздали должное ее содержимому. Портвейн был превосходен.
- А теперь рассказывай, - наливая по второму стакану, обратился командир к радисту. - Как сумел? Пломбы все целы - сам проверял. На пробках даже царапин нет.
- Смекалка, командир. Плюс детская любознательность. Вы читали в детстве, "Занимательную физику"? Там приводится один очень интересный опыт. Толстая игла загоняется в пробку, так, что бы ни ушко, ни острие из пробки не торчали. Затем эту пробку ставят на пятикопеечную монету, а по другому концу сильно бьют молотком. Игла прошивает пятак как масло. Сам экспериментировал.
- Ну? - Не понял командир.
- Вот я и попробовал. А не пробьет ли такая игла днище бочки? Пробивает, будь здоров! А если молотком быстренько, раз сто, в одном месте ударить? Получилось ситечко, через которое винцо и сочилось весь полет. Потом вверх "ситечком" бчки поставили и мусорочком с пола потерли. Под микроскопом эти дырочки не найти.Мы с бортачом и техником по АДО, две бочечки таким образом обработали. Труднее всего было их на пандус вкатить, а остальное дело техники.
- А винцо-то, класс! - вмешался Шура. - Наверное потому, что сквозь дубовые клепки просочилось.
- Ха! - сказал радист. - На шару и уксус сладкий, а тут - портвейн!
 
Но может автор ветки и трех самых объемных постов ответить - при чем тут "Черный ангар"??? Каким боком это связано с историей авиации???
Может, попробуете в "Реестре" писать?

Добрый день!

Я здесь человек новый - читаю давно, а пишу, вот, впервые. Скажу сразу - мне опусы А. Ш. нравятся. И я, пожалуй, даже знаю почему. Речь идёт не о конкретном сюжете или персонаже, не о редакции/коррекции. Речь о некой духовной составляющей этих рассказов. Они насквозь пронизаны духом СССР, советским, так сказать. Читаешь их и как будто оказываешься в стране своего детства, как будто тебя окружают люди, среди которых ты рос, учился, женился... Это скорее исторические прозведения, нежели художественные. Потому-то они и в историческом разделе. Ведь сами же говорите - такие Архипычи по всем широтам Союза были, это некий собирательный образ, и это и есть она, "история авиации". Ведь авиация - не только самолёты, но и люди. А в советское время (которое теперь уже, конечно, история) в авиации и в жизни всё так и было... и люди такими были, и отношения между ними такими были. И кстати сказать, эта советская история персонажей в авиации совсем не похожа на историю зарубежную и тем становится ещё особеннее и интереснее.

А.Ш., Вам большое спасибо и пишите, людям нравится.
 
Макс-механик.
Сказать, что вы вылили ведро бальзама на душу населения - это ничего не сказать! Вашу руку и жилетку. Вы попали в самую точку того о чем я думал. Когда шел в морскую авиацию думал - скрозь супермены. А там настолько обычные, замечательные парни, как и во всей авиации. Что отличало, как мне кажется: мудрость, юмор, смелость и... и безбашенность. А Архипыч... Пусть неясно кто он по должности и в каком звании, и где он живет, но вы же его узнали.
Макс, спасибо! А то я уже начал сумлеваться.
 
НЕЗАПОМНИВШАЯСЯ ПЬЕСА



Когда Архипыча звали Колей, и учился он в военном училище, у него была девушка. Ну, не совсем была, и, может быть, не у него, а переписывался он со школьной скамьи с девчонкой из Ленинграда. Шел он как-то, еще в девятом классе, мимо ГУМа в Москве, а там они – юные питерцы, на ступеньках галдят. Вот там-то они с Олей и познакомились, минуты две поговорили, а потом года четыре переписывались.
Коля как в училище поступил, всему свету письма слал бы, ну, а уж миловидной девушке, сам Бог велел. Оля его в каждом письме в гости приглашала. Питер посмотреть, с родителями познакомиться, а может просто из вежливости. Девочка она была культурная, папа на каком-то заводе инженером работал, радиосхемы чертил, словом никчемный был человек. Но интеллигентный мужик, как и все питерцы.
На третьем курсе, подкопил Коля деньжат, написал Оле, когда у него отпуск и поехал в Ленинград.
Питер всегда производил на него сильное впечатление. Невский проспект ошеломил множеством людей, заставил разбегаться глаза в разные стороны. Деловая толпа, катящаяся в подземных переходах и в метро, вызывала головокружение, и глаза двигались с такой быстротой, как если бы он пересчитывал вагоны, бешено несущегося поезда. В этом состоянии он пребывал дня два, а затем и сам деловито шагал к голове или хвосту поезда в метро в зависимости от станции, где ему следовало выходить.
Знакомство с Олиными родителями прошло без сложностей, а обед без происшествий. Коля брал вилку в левую руку, нож в правую, выпил рюмку рябины на коньяке, мужественно отказался от второй и почти непринужденно отвечал на вопросы Олиной мамы. После умело выполненной силами потенциальной тещи рекогносцировки, имеющей цель выявление состава, происхождения и имущественного ценза Колиной родни, разговор перешел к культурным ценностям.
- Театр, - внушительно говорил Петр Алексеевич, Олин папа, - театр в
Ленинграде, это особое явление. Если вы не были ни на одном представлении ленинградского театра, вы не видели Ленинграда!
- О! Кстати. – Сказала Катерина Сергеевна, Олина мама, - Маша принесла два
билета на завтра в…. Она назвала театр неизвестный Коле. - Там идет пьеса….. Опять название, ничего Коле не говорящее. - Наши, с работы, ходили. Говорят потрясающее впечатление, просто потрясающее! Сходите, с Олечкой, на это представление. Коля, - обратилась она к мало искушенному в богемных вопросах курсанту, - чем ты завтра будешь занят?
- Я-то? В Кунсткамеру пойду утром. А потом, потом можно и в театр. Когда
начало?
- Э –ээ! Кажется в семь. Да, точно, в семь, – сверилась она по билетам,
извлеченным из сумочки. Заезжай за Олечкой к шести. Я уверенна, не пожалеешь.
- Я и не сомневаюсь. Но…. А как Оля? Ты – то, завтра свободна?
- Один семинар можно и пропустить, – санкционировал мероприятие Петр
Алексеевич.
Оля не возражала.
На другой день, Коля, в приподнятом настроении, подходил к Олиному дому. Времени было достаточно и, желая избежать светских разговоров с потенциальной тещей, пока Оля будет собираться, он решил погасить избыток времени самым рациональным способом - выпив пару кружек прекрасного ленинградского пива. Изобилие и доступность пенной влаги, располагали к мелкому кутежу, погода соответствовала, воробьи скандалили возле крохотной лужицы пролитого пива, а мочивший в кружке седые висячие усы, старичок уже собирался начать, приличествующую моменту, беседу, когда Коля, допивающий вторую кружку, ощутил первые признаки надвигающейся беды.
Кто бывал в Ленинграде в начале семидесятых, а особенно на Московском проспекте, должен помнить полное отсутствие жизненно важных зданий неизвестного архитектора, за короткое пользование которыми, в наши дни, взимают плату. Коля, в еще легком беспокойстве, не отрываясь, поверх кружки, оглядел раскинувшейся перед ним проспект.
Урбанистический пейзаж не сулил ничего хорошего. Строгие ряды, уходящих вдаль, жилых домов и учреждений оставляли мизерную надежду на то, что между ними может оказаться скромное, но сейчас особенно нужное, здание пресловутого архитектора.
До назначенного времени оставалось минут пятнадцать. Почти не надеясь обнаружить искомое, или, хотя бы, неоконченную стройку, а может быть просто гаражный кооператив, где можно было бы избавиться от сыгравшей свою роль влаги, Коля двинулся вдоль проспекта.
Проспект был архитектурно законченным комплексом, где мелким человеческим слабостям места быть не могло. Коля как-то слышал о гнусных личностях, удовлетворявших свои физиологические потребности в подъездах домов или в лифтах, но он скорее дал бы повесить себя на дверях подъезда, чем совершил бы подобное. Внезапно его осенило.
- Учреждения, государственные учреждения! Там всегда есть места общественного пользования!
Но уже первая попытка навсегда отбила охоту обращаться с подобными вопросами в такие места.
Довольно быстро, Коля, к своей радости, завидел синюю табличку. Здание было высотным, и воображение рисовало множество дверей с двумя нулями. Но реальность всегда хуже даже самых бледных фантазий. Вестибюль был перегорожен турникетом. И, что хуже всего, вахтером там была молодая женщина.
- Вы к кому, молодой человек? – строго спросила она.
«К Писсуар Унитазычу», чуть не брякнул Коля, но вовремя спохватился и, сделав вид, что ошибся, покинул негостеприимное учреждение.
- Черт знает что! - выдавил сквозь зубы он, - Вот это, влип!
Времени не оставалось, пора было идти за Ольгой.
Олины родичи были в сборе. Из дальней комнаты выползла невесть откуда взявшаяся Олина бабушка. Коля ей понравился, и, узнав, что он курсант, пустилась в воспоминания о некоем родственнике бывшим в свое время тоже военным. Правда, вскоре выяснилось, что он не был родственником, а соседом по даче. Военным он тоже не был, хотя форму носил, так как работал проводником на железной дороге. Петр Алексеевич, чтобы скоротать, пока Оля прихорашивалась, время, принес и открыл две бутылки замечательного рижского пива, которое добыть можно было только в Ленинграде, да и то по большому блату, от вида которого у Коли потемнело в глазах.
До сих пор он не может понять, что помешало ему воспользоваться туалетом в Олиной квартире. Но он твердо помнил, что даже если бы кто-то из присутствующих догадался предложить ему это, он бы отказался. Кто может понять молодых и их представления о том, что допустимо в обществе, а что нет?
В театр Коля отправился в том же, если не худшем состоянии. Они с Олей шли по проспекту, и все оглядывались на них. Стройный и высокий Коля старался идти как можно плавней, чтобы не подвергать мочевой пузырь невыносимым толчкам. А миловидная, гибкая Оля, не догадывающаяся о причине его солидности, гордилась им и шла столь же величаво.
Бабушкины воспоминания и проблемы городского транспорта привели к тому, что в театр они попали в тот момент, когда трель третьего звонка уже затихала где-то в отдаленных коридорах. Этот звук убил последнюю надежду на посещение театрального туалета. Навстречу бежала приветливая капельдинерша.
- Быстрее, быстрее, молодые люди. Начинаем!
Она схватила Колю за руку и поволокла в зал, сзади спотыкаясь о Колины каблуки, поспешала Ольга. Коля молча покорился судьбе.
Первые пять минут спектакля принесли некоторое облегчение. Удобное мягкое кресло, прохлада и уют зала отвлекли от мучавшей его проблемы. Но вскоре положение стало угрожающим. Он закусил губу, прерывисто дышал, до скрипа стискивал зубы, а один раз даже застонал. Наблюдавшая за развитием спектакля, Оля замечала признаки глубокого душевного волнения, отражающиеся на лице ее спутника.
- «Как он, однако, переживает!», - думала она, - «Как глубоко трогает его игра актеров! Я думала военным этого не понять».
Что переживал Коля, мог бы понять человек, которому в мочевой пузырь запустили парочку, игривых ежиков. Были моменты, когда ему казалось, что его разрывает изнутри, и он, стиснув зубы, медленно выпускал воздух сквозь них. В эти моменты Оля бросала на него особенно сияющие взгляды. Был момент, когда в его голову пришла дикая мысль, оттянуть штанину и, в образовавшееся подобие трубы, попытаться слить под кресло впереди него, проклятые запасы. После он не раз благодарил сам себя за то, что не поддался дьявольскому искушению. Что говорили и о чем пели на сцене артисты, не соприкасалось с его сознанием. Правда, однажды, когда возмутительного вида артист, игриво предложил другому, сумрачному на вид исполнителю: «А не хватить ли нам пивка, для рывка?»
Коля сквозь зубы негромко, но внятно произнес:
- Вот подлец!?
- Что ты! - зашептала Оля, - Это положительный герой. Подлеца играет вот
тот другой, мрачный.
И, несмотря на то, что у мрачного субъекта на сцене была скверная репутация, и то, что он подло обобрал любителя «пивка», уже то, что он отказался пить пиво, вызвало у Коли горячую симпатию. Если бы в этот момент кто-то, стал бы, что ни будь пить, он бы с криком «Спасите!!!» кинулся бы из зала. Не вникая в смысл происходящего на сцене было невозможно определить, когда же наступит конец первого действия. И Коля ориентировался по часам. Минутная стрелка прилипла к циферблату и, только когда он досчитал до ста двадцати, слегка изменила свое положение. Время остановилось. Чугунное ядро, катаясь внизу живота, смяло все впечатления от происходящего на сцене. Смех в зале вызывал раздражение.
Закрытие занавеса и аплодисменты Коля воспринял как самое значительное событие современности. Он кинулся прямо по ногам зрителей в проход между креслами. На недоумевающий Олин взгляд, он буркнул: «Сейчас вернусь!» и кинулся вон из зала.
Выбежав в фойе, он начал поиски туалета. Это была еще одна ошибка в цепи ошибок этого дня. Оббежав фойе театра, он, к своему ужасу, сделал невероятное открытие; в этом, театре не было туалета! Теряя сознание, и сгорая от стыда, он спросил у женщины, носящей что-то наподобие театральной униформы:
- Подскажите, пожалуйста, где здесь туалет?
Почтенная леди в униформе театра, надменно, с видом царицы Савской, у которой спросили совета, эпилятором какой фирмы лучше пользоваться для удаления волос на ногах, указала куда-то под лестницу.
Подвывая и приплясывая, Коля кинулся в указанном направлении. Действительно, под лестницей находилась маленькая дверь, обозначенная двумя нулями. За ней был короткий коридор с двумя дверями, скромно обозначенными буквами: «М» и «Ж». Презрев, ближе к нему расположенную букву «Ж», несчастный Коля ворвался в заветную дверь. На ходу, расстегивая ширинку, он припал к белоснежному писсуару. Струя, вырвавшаяся из недр его естества, реактивной силой отшатнула его назад. Справившись с отдачей, Коля продолжил процесс освобождения. Трудно сказать, сколько прошло времени, но и первый и второй звонок застигли его за тем же занятием. И лишь на третьем звонке, истекающая струя потеряла свою мощь. Выдавив последнюю каплю, Коля еще пару минут не менял положения, до конца не веря в то, что он пережил этот трехчасовый кошмар. Убедившись, что выжать больше ничего нельзя, он гуляющей и счастливой походкой вышел в фойе. Полностью игнорируя шипяще подгоняющие приглашения капельдинерш, счастливый Коля направился в театральный буфет.
В буфете он, опасливо поглядывая на мерцающие изумрудом бутылки с пивом, купил дорогие шоколадные конфеты, и, не обращая внимания на негодующее шипение жриц Мельпомены, прямо по ногам возмущенных зрителей прошел на свое место. В ответ на непонимающий взгляд Ольги он торжественно протянул кулек. Сдержанно поблагодарив, она взяла одну конфету.
Что происходило на сцене, Колю не интересовало. Его организм ликовал. Даже, любящий пиво, положительный герой, уже не вызывал раздражения. Впрочем, как и мрачный подлец. Блаженное чувство комфорта заполнило все его существо. Счастливая развязка гармонировала с его настроением, что дало возможность Оле еще раз сделать положительный отзыв о чувствительности ее друга.
Как ни пытался Коля, в последствии, вспомнить содержание второго действия, в его воспоминании, оно скрывалось за сладким чувством комфорта и удовольствия. Вспоминать содержание первого действия он не пытался никогда.
Наградив артистов аплодисментами, они с Ольгой вышли в фойе.
- Прекрасная пьеса, - лицемерил он.
- Да, замечательная! - ответила она, и, не отвечая на его удивленный взгляд, спросила, - Где здесь туалет? Очень хочется «по-маленькому».
 
Реклама
Архипыча, бедного, совсем затерли. Но ничего, мы с ним одарим всех очередным шедевром. И вскорости.
 
Назад