Архипыч

ОСЬКА

Когда соберешься доброе дело сделать, тресни себя кулаком по затылку. Я пробовал, не очень больно получается, да себя больнее и не надо, главное, чтобы запомнил: добрых дел делать нельзя.
Уезжал в отпуск мой товарищ Альберт. А за полгода до этого его супруга себя этакой Цирцеей почувствовала, что без собачки на главную улицу гарнизона и выходить не хотела. На боковые еще туда-сюда, а на главную – ни за что. Как это без собачки? Все главные дамы гарнизона с собачкой, а она как сирота казанская – без. А там гастроном и другие магазины. А Альберт в последнее время, если в гастроном жена не сходит, и за стол садиться не желал. Пообедал он как-то в воскресенье без коньяка и пошел по дружкам собачку жене искать.
Пришел домой пьянющий, но с собачкой. Мелкий такой кобелек. Нинка, жена Альбертика, сразу засюсюкала и кобелька Оськой назвала. Оська был черного окраса, с желтыми пятнышками над глазками. Назвали они его Оськой и породу ему, тойтерьер, сами придумали. Ну, той или этой, нам какая разница, все равно в гарнизоне в собачьих породах никто не разбирался. Хочется женщине – пусть тойтерьер будет.
Носились они с ним, как с писаной торбой. Особенно Альберт Оську полюбил. Еще бы, его Нинель чуть ли не каждый ужин бутылку коньяка выставляла. Альберт и в столовую на ужин ходить перестал. Все Оську выгуливал, кормил и чистил его.
А Оська у них ох и шустрым чертенком рос. Я не раз видел, как Альберт по главной улице за Оськой носится. И ничему это меня не научило.
Подошло лето. Альберту, как награду, отпуск в июле дают. Как не поехать? И сомнений никаких, из нашего морозильника да в Сочи (у Альберта там брат жил) – это ж мечта. Все складывается, один Оська в отпускную идиллию не вписывается. Это ж сколько транспортных средств сменить надо? И везде все прямо глазки проглядели: А не идет ли кто с Осинькой под мышкой?
Решили они его нам подкинуть. А для чего друзья и нужны, если им пакость не сотворить. Моя-то обрадовалась. Представила, как она в гастроном, с Осинькой на поводке ходить будет и мне к ужину коньяк покупать. Коньячная перспектива и мне понравилась. Почесал я репу в том месте, откуда ботва реже всего растет, и согласился.
Первую ночь я надолго запомнил. Мне на полеты с ранья пораньше, а я и секунды не поспал. Оська, даром, что маленький, вздыхал, как большой. А потом и вовсе скулить начал. Я его три раза на улицу выводил. Что он там делал, я разглядеть не мог. Но толку от этого было ровным счетом никакого. Только его в квартиру заведу, он тут же выть начинает. Только что на руках его не носили.
Когда я на полеты ушел, он тут же свернулся калачиком на освобожденном мною месте и сразу уснул. Так у нас и повелось. Ночью я его развлекаю, а как уйду на службу, Оська тут же засыпает.
Я утром не построение собираюсь. Построение возле штаба дивизии. Это в двухстах метрах от моего подъезда. Тщательно собираюсь. Брюки наглажены – порезаться можно. Кремовая рубашка такой первозданной желтизной сияет, что и крем-брюле от зависти скиснет. Я, пока еще в тапочках, перед зеркалом причесываюсь и «Спартаком», был такой одеколон французский, поливаюсь. Погончики капитанские – муха не сидела, звездочки под микроскопом расставили с точностью только в математике достижимой. Осталось сияющие ботинки, галстук и фуражку белее Эльбруса надеть. Тут какая-то холера в дверь позвонила.
Я торопился и спрашивать, кто да что не стал, сразу дверь раскрыл. А Оська, он все надеялся, что хозяева его любезные за ним придут, шасть в дверь и был таков. Я даже не посмотрел, кто и зачем пришел, сразу за ним рванул. Еще бы, люди животинку доверили, а я…Оська убедился, что в подъезде Альбертика нет, в дверь – и на улицу выскочил. За ним я без фуражки, галстука, но зато в погонах и тапочках.
Это собачий сын далеко не убегает. Подпрыгивает и хозяев высматривает. Я к нему подлизываюсь:
– Осинька, Ось, Ось, Ось, Ось! Иди сюда, иди маленький, – и улыбочку сладенькую такую изобразил, а сам бы убил подлеца.
Оська эту мою двуличность сразу раскусил. Пляшет неподалеку, а в руки не дается. Как я подойду, он на пару шагов отбежит. Я уж и не вижу, что на главную улицу гарнизона выбежал, подзываю мерзавца. А он все дальше и дальше, а моя улыбочка все слаще и шире. Слышу, люди смеяться стали все громче и громче. И народа все больше и больше. Оглянулся я. Батюшки светы! А я перед самой трибуной возле штаба дивизии в тапочках, без фуражки и без галстука. Вижу, и генерал уже в дверях показался. Плюнул я на Оську, развернулся и домой. Пока оделся, пока вышел – опоздал на построение.
Что делать? Я огородами, огородами…. В строй пробрался. В задних шеренгах, среди мелких офицеров спрятаться пытаюсь. Комэск мне за спиной кулак показывает. А перед строем генерал с Оськой доклады командиров полков принимает. Причем,стоит генералу неудовольствие проявить, это сучий сын провинившегося облаивает, визгливо так, как комендант. Понял негодяй, кто тут хозяин. Первые шеренги от хохота давятся.
– Чья собака? – генерал сердится, – уберите, немедленно.
– Это капитана Синицына.
– Это который в тапочках перед построением тут маячил? Забирайте собаку.
Легко сказать, забирайте. Как я только в Оське кинулся, этот подлец от меня рванул. Причем так, чтобы меня оба полка как можно дольше видели. Пробежали мы таким Макаром метров триста. Нашел Оська в заборе дырку, юркнул туда и «адью».
Пришел я домой. На службу рукой махнул: потом с командиром договорюсь. Взял жену и пошли мы Оську по гарнизону искать. Построение окончилось. Если он в какой подъезд забежал – найдем, сколько там в гарнизоне домов? Но если в тайгу убежал, это все. Как перед Альбертом отчитываться буду? Срам, да и только!
До обеда мы с женой тайгу прочесывали. Глотки сорвали от крика:
– Оська! Оська! Ось-Ось!
Домой пришли. А там дочка Оську накормила, на руках держит и наглаживает. А он как нас увидел, обрадовался, хвостиком машет, рад, видите ли.
Он круг небольшой по гарнизону сделал, к себе домой сбегал, поскулил там. А когда понял, что его никто кормить не собирается, к нам прибежал.
А мне комэск долго потом выговаривал. Хорошо еще, не влындил на всю катушку.

МАТРОСЫ МОРСКОЙ АВИАЦИИ

Послали меня первый раз в патруль. В казарме старшина эскадрильи подвел и представил мне двух матросов. Матросы как матросы. Одеты по форме, чистенькие подворотнички, наглажены. Ботинки, хоть и не новые, хорошо отремонтированы и блестят. Все как положено. Один, повыше и массивней, – кореец, другой – киргиз. Кореец постарше и солиднее. Лицо широкое, скуластое и непроницаемое. Может от рождения такой апач, а может, жизнь научила и заставила. Киргиз симпатичный, стройный мальчик, живо всем интересуется, песенки из мультфильмов напевает, правда несколько своеобразно: «Придет серенький волчок и кусает вам бочок». Осмотрел я их и в комендатуру повел. И там без происшествий. Парни в патруле не впервой. Киргиз мне тактично подсказывал, что и как. Устав уставом, а в каждом улье у матки свои повадки. Корейцу все было до лампочки. Он не менял выражение лица, и что творилось за узкими щелочками глаз, не сказал бы ни один физиономист.
Когда мы вышли на патрулирование, уже стояла яркозвездная морозная ночь. Не зная, о чем принято говорить с матросами, я, пользуясь училищными знаниями по астрономии, завел разговор о звездах. Первым делом я указал на Большую и Малую Медведицы. Оба, оказывается, знали эти созвездия. Корейца звезды так же мало интересовали, как и то, что происходит вокруг него на грешной земле. Киргиз был более любознателен. К моей короткой лекции он добавил сведения о Галактике, сказав, что: «Это болшой верблюдиц молоко плескал».
Я решил познакомиться с ребятами и назвал себя. У корейца фамилия была Ни, а звали его совсем по-русски − Сергей. У киргиза была длинная фамилия, и я запомнил ее как Магометбайрахматлатыпов. Прошло уже сорок лет, и я не могу ручаться, что правильно понял и запомнил такую сложную фамилию. И имя растворилось в бассейнах моей памяти.
У человека с фамилией Ни не могло не быть в жизни казусов. И точно. Когда его ставили дневальным и в эскадрилью звонил мелкий начальник (крупные в кубрик эскадрильи не звонят) всегда происходило одно и то же. Сергей четко по уставу отвечал:
– Дневальный по первой эскадрилье матрос Ни слушает вас.
Теперь произнесите это вслух, и вы поймете, что звонившему мелкому начальнику казалось, что он столкнулся с явным неповиновением. Конечно, он тут же начинал возмущаться. И чем мельче был начальничек, тем сильнее:
– Как это «не слушает»? Я тебе покажу «не слушает»! Кто у телефона?
– Дневальный по эскадрилье матрос Ни слушает вас.
– Ты опять за свое! Я тебе дам «не слушает»! Кто у телефона? Фамилия?
– Дневальный по эскадрилье матрос Ни слушает вас….
И как в мультике: Тук-тук. И кто там? Тук-тук. Кто там, кто там, кто там…? – до бесконечности. И придраться не к чему было, ответ вполне уставной. Когда жаловались старшине эскадрильи, тот говорил:
– А! Тупой, как сибирский валенок. Без толку ему объяснять.
Сергей это слышал, но, не меняя выражения лица, продолжал доводить звонящих начальников до умопомрачения. И добился, что его ставили в наряд крайне редко.
А насчет тупости старшина погорячился. Ни был далеко не туп. В чем я вскоре убедился. Зашел у нас разговор о начальниках и подчиненных. Старших и младших.
– Почему мы, матросы, должны беспрекословно слушаться вас, офицеров? Я не касаюсь служебных вопросов. Но если дело касается жизненного уклада, разве не в праве мы сами решать, что нам полезно, а что вредно?
Я обратил внимание на чистую русскую речь Сергея и правильное построение фраз. Но не придал этому серьезного значения.
– Почему? Потому что у нас образование. У кого среднее специальное, у кого высшее, как у меня. Вот у тебя какое образование, – спросил я, рассчитывая услышать в лучшем случае, семь классов церковно-приходской школы при деревенском дацане.
– Я окончил филологический факультет Харьковского университета. У нас не было военной кафедры, поэтому меня призвали на два года.
Я прикусил губу. Я не считал наше училище ниже института, но тягаться в логике с выпускником филфака не считал себя готовым.
– Кроме того, – не подумав, отстаивал я право офицера на руководящую роль, – мы старше вас.
– Товарищ лейтенант. А сколько вам лет?
– Мне-то? – приосанился я. – Мне двадцать один год. С половиной.
– А мне 25.
– Хм! – только и нашелся я, что ответить.
Больше мне крыть было нечем. Положение спас киргиз:
– А наша эскадрилья есть азер. Он когда на тумбочка стоит по телефону скажет: «Матрос Амыров стоит, турубкам смотрит». Нэ правилно, надо сказать: турубка слышит. Это, да?
Он посмеялся, посмеялся и я, а Ни так и не изменил выражение лица.
– Товарищ лейтенант. Покушать немножко надым. Ужин сейчас.
Я отвел их в матросскую столовую. Она была рядом с летной. И сам пошел и поел.
После ужина к нам подошел посыльный из комендатуры и сказал, чтобы мы шли к Дому офицеров. Нас там старший патруль ждет. Через пять минут майор, начальник старшего офицерского патруля, инструктировал меня.
– Вон там, – он указал на стройку пятиэтажного дома невдалеке от ДО, – «чехи» пьянку устроили. Двоих отловили и уже на гауптвахте «пакуют». Там еще, как минимум двое, затаились. Ты со своими бойцами обойди стройку с той стороны, там прожектор светит. Постарайся арестовать этих субчиков. Но внутрь не лезь, могут и кирпичом запустить. Скоро их командир со старшиной и другими военными строителями подойдут, тогда и брать их будем. Стой на свету и не дай им убежать.
– Есть, – ответил я и пошел занимать указанные позиции.
Не успел я стать спиной к прожектору, как увидел внутри одного из темных оконных проемов первого этажа двух курящих солдат.
– Товарищи солдаты! – как можно грознее крикнул я. – Ко мне!
– Ща, салабон! Ты бы литер сосал у бабы клитор! Пошел на… – из темного проема вылетел обломок кирпича.
– Товарищи солдаты, – я от волнения пустил «петуха», – не усугубляйте свое положение.
В ответ раздался издевательский пьяный смех и поток матерщины. Я забыл указания майора и с криком – За мной! – кинулся в подъезд. То ли солдаты, увлекшись словесной атакой, пропустили начало моего штурма, то ли действительно были сильно пьяны, но как только мы ворвались в первую комнату, я налетел на одного из них. Мы сшиблись грудью и пьяный солдат отлетел к стенке. Второй, более шустрый, успел выскочить в окно. Мой киргиз, не задумываясь, прыгнул за ним вслед, и я услышал топот его удаляющихся ботинок.
Ни бросился на солдата и закрутил ему одну руку за спину. Мы вышли к Дому офицеров. Там уже ждала нас дежурная машина и резервный патруль.
– Где второй? – спросил майор.
Я не понял, кого он имел в виду: моего патрульного или сбежавшего солдата.
– Да они оба к лесу побежали, – махнул я рукой в сторону подступившей к гарнизону тайге. Майор приказал мне ждать с моим матросом и пойманным пьянчужкой возле машины, а сам с резервным патрулем побежал к лесу.
Ни отпустил вывернутую руку арестанта и стал несколько в сторонке. Он бесстрастно смотрел на солдата. Но тот его и не замечал. Я занимал все его внимание. Не помню, довелось ли мне еще хоть раз увидеть такое полное ненависти, перекошенное от злобы лицо.
Солдат стал прямо напротив меня, выпятил грудь и отвел руки с огромными кулаками назад. Прерывающимся голосом, заводя себя, он заговорил сквозь зубы, все повышая тон:
– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!! Товарищ лейтенант!!!
Я понял, что сейчас он меня ударит. Поэтому, слегка отставив левую ногу назад и перенеся вес на правую, ждал удара. Ударить его первым я не мог: все-таки это был солдат, не ровня мне. Если бы я его ударил, это могло быть расценено как рукоприкладство. Да и вообще, не мог я ударить солдата, и все тут.
Я решил поставить блок. А левой (я левша), если что, ударом в скулу сбить его на землю, если он осмелится кинуться на меня.
Но Сергей опередил солдата. Он встал между нами и сверля агрессора взглядом своих узких, пронзительных глаз зашипел:
– Опусти руки, дурак! В тюрьму захотел? Совсем уже оборзели эти «чехи».
«Чех» хоть и был пьян, несло от него какой-то химией, но не настолько, чтобы не понять значение слова «тюрьма». Скорее всего, он уже хлебал из этой чаши в своей жизни, и больше ему не хотелось.
Вскоре появился резервный патруль и мой киргиз. Они вели второго «гуляку» с закрученными назад и связанными руками. Это Магометбайрахматлатыпов поймал его, повалил на землю и, дождавшись патрульных, передал солдата им.
На следующее утро все патрули со своими матросами зашли в комендатуру получить повязки и указания на новый день. Во дворе стояли все четверо пойманных вчера солдат. Тот, которого я сбил грудью, оказался высоким и узкогрудым парнем с маленькой головой и с огромными кулаками. Со стороны казалось, что у парня три шара: голова сверху и две дыни по бокам. Я думал, что в похмелье он немного поубавит прыти и будет пребывать в раскаянии. Какое там! Он глядел на меня так же злобно и что-то шипел себе под нос.
А с моими матросами я потом часто встречался на аэродроме. Они оба были самолетными механиками. Встречаясь с ними, я дружелюбно с ними здоровался. Киргиз, пожимая мне руку, так и светился доброжелательством. А о чем думал Сергей Ни, не смог бы сказать даже самый опытный физиономист.

КО МНЕ КАКИЕ ПРЕТЕНЗИИ?

В свое время в морской авиации очень любили разного рода перебазирования. Полк А садится на аэродром Б, летчики с аэродрома Б перелетали на аэродром В и так далее. Заводились новые знакомства, дружили семьями. Правда, только половинами семей. Так, например, половина семьи летчика из полка А входила в тесный контакт с лучшей половиной семьи летчика из полка Б. Оставшиеся половинки об этом, как правило, и не подозревали. Они там сами входили в тесный контакт по собственному усмотрению. Это называлось перекрестное опыление и способствовало стиранию расовых и межнациональных различий, если таковые еще оставались.
Один летчик из полка, скажем, А, находился в тесном контакте с женой техника из полка Д, когда полк Д неожиданно вернулся на аэродром постоянного базирования. Выполнив свою миссию по опылению дам из полка, допустим, Г, радостный техник спешил домой, чтобы и здесь сорвать причитающуюся ему, теперь по закону, долю любви и ласки. И что же он видит? Открывает дверь своим ключом, заходит, а там незнакомый ему летчик прыгает на одной ноге, пытаясь попасть другой ногой в трусы. А жена готовится к тяжелому и неприятному разговору, кутается в простыню и начинает тихонько подвывать.
Начинается побоище с выкидыванием чуждого летчика в дверь и по лестнице. За ним летят предметы туалета и громкая ругань. Уничтожив следы пребывания незваного гостя, техник принялся за супругу, принимавшую активное участие в процессе перекрестного опыления. Он еще ей и в глаз толком заехать не успел, как в дверь кто-то постучал. Наш техник в ярости распахнул дверь:
– Кого это еще черт несет?
На пороге стоял тот самый летчик, которого две минуты назад вышвырнули из квартиры.
– Слушай, – начинает ночной гость, – чего ты на меня вызверился? Я что, знал, что она твоя жена? Или зла тебе какого желал? Я тебя впервые вижу, и ты не можешь так со мной поступать!
Хозяин призадумался. А ведь и правда. Летчик чужой, его не знает, зла ему не желает. Так почему он должен его дубасить?
– Ну, заходи, коли так.
Летчик зашел. Благовоспитанно ботинки у двери снял. Техник жене сказал, чтобы ужин подавала. Бутылку достал. И сели они за стол. Жена, молча, и сначала с опаской, накрывала стол. Вдоль стеночки передвигалась. Все продолжения драки ждала. Но мужички мирно беседовали, хорошо кушали и потихоньку выпивали. Расстались друзьями. Обещали писать друг другу и заходить, если что. Даже жене по загривку никто не съездил. Жена осмелела, и техника посуду мыть заставила.
Вот что значит справедливость и настоящая мужская солидарность.
(с) Александр Шипицын

ПЕРВЫЙ МОСКОВСКИЙ БАР


Грех сказать, что в конце пятидесятых – начале шестидесятых нигде нельзя было выпить. Как же: рюмочные, буфеты, закусочные, пивные, рестораны, пельменные и еще десяток заведений, которые у летчиков назывались одним ёмким словом – чипок. Но так, чтобы бар где был, это уж слишком. После 1957 года, когда на минуту приподняли железный занавес и стали всякие фестивали проводить, наверное, тогда и появились вначале в столице, потом в Питере, а тогда уже по всей стране – коктейль-бары. Я в 1969 году в Питер на каникулы ездил. И тогда на Невском такой бар углядел. Во, думаю, признак буржуазной культуры. Заглянуть, что ли? Потом буду в училище рассказывать об элементах загнивания Запада, к нам проникающих.
И правда, в баре было темно, играла чуждая нам музыка, и несколько негров в безобразно-наглых позах прожигали жизнь. Мне не слишком долго дали врастать в буржуазную культуру. Как только бармен узнал, что долларов у меня нет, а я – что советский эквивалент стоимости рюмки виски превышает стоимость мотоцикла М-1-М «макака», по обоюдному согласию с администрацией бара быстро покинул помещение.
А вот мой приснопамятный инструктор, прослуживший на крайнем севере несколько лет и набив почти полных два кармана советскими деньгами, попал в конце пятидесятых в первый коктейль-бар, открытый в Москве.
Освещение там оказалось вполне приемлемым, не то, что в Питере. Время было где-то около обеда. И бар не был битком набит, как следовало ожидать, при появлении каких-либо новинок. Вспомните, что было в Москве, когда первый «Макдональд» открыли, когда за гамбургером очередь больше, чем к Ильичу, была. И то правда, на Ильича только посмотреть можно, а канадскую новинку понюхать и вкусить можно. То есть пользы от «Макдональда» больше, чем от усопшего Ленина..
Да. Бар хорошо освещен, и в этом свете бросались в глаза несколько красивых, но непривычно одетых, девушек. Бросались узкие, не доходящие до щиколоток, брючки и прически, стянутые в «конские хвосты». Девушки, подобно мухам, опустив в высокие стаканы длинные соломинки, с удовольствием потягивали что-то разноцветное. При этом они одновременно с презрением, вызовом и удовольствием поглядывали на двух рослых капитанов морской авиации, одним из которых и был мой уважаемый инструктор.
Оба капитана уселись за столик неподалеку от стойки бара. Но подлетевший официант вежливо пересадил их за другой столик, потому что так у московских официантов принято. Можете зайти в любой ресторан, полчаса выбирать себе место, можете даже вызвать метрдотеля и долго советоваться с ним. Но когда он скажет вам: «Да садитесь за любой свободный столик» и вот именно в тот момент, когда ваша пятая точка начнет соприкасаться с сидением стула, откуда ни возьмись выскочит официант и скажет, что вы можете выбрать любой стол в ресторане, только не этот. А когда ваше лицо по цвету не будет отличаться от кремлевских звезд, вас, наконец, усадят, может быть, даже за тот столик, который вы выбрали в самом начале.
Вот наши два бравых капитана морской авиации устроились. Ощущая тугость наполнения двух карманов, они подозвали официанта, и тот им дал карту вин и напитков, заодно проинформировав, что закуски у них нет никакой. Но капитаны презрительно махнули рукой на этот факт и на карту вин и напитков. Мой инструктор при молчаливом согласии его товарища потребовал самый дорогой коктейль. Бармен назвал коктейль «Огненный шар» и сумму вполне не заоблачную.
Капитаны еще раз оглядели весь зал. Кроме них, в зале были одни девушки, во взглядах которых теперь преобладали вызов и интерес. Официант принес два высоких, узких стакана. В нижней половине содержался напиток коричнево-прозрачного цвета. В верхней – льдисто-прозрачного, а между ними плавал похожий на пинг-понговский шарик яркого желтого цвета. Еще раз оглянувшись вокруг, они взяли из вазочки, стоящей на столе, по длинной соломинке и под взглядами заинтересованных девиц попытались погрузиться в нирвану алкогольного блаженства. Первый же глоток заставил закашляться одного и поперхнуться другого. Девицы заулыбались, а одна нагло прыснула.
Когда парни восстановили дыхание, они решили, что трубочки надо опустить ниже шарика и начать не с льдисто-прозрачной, а с коричневой части коктейля. Оба, как по команде, опустили трубочки пониже и сделали второй глоток. И этот глоток не принес никакого удовольствия, хотя победили они его с большей легкостью, чем первый. Но горло и в этом случае обожгло.
– Ты, знаешь, я, кажется, начинаю привыкать. Вот это внизу, вроде, легче пошло.
– Так-то оно так. Но как девчонки не кашляют и с удовольствием эту гадость сосут? Давай попробуем трубочки в желтый шарик воткнуть.
Они воткнули трубочки каждый в свой шарик. То, что с большим трудом попало им в рот, было вообще ни на что не похоже. Густое, безвкусное, оно сильно пахло алкоголем и не приносило никакого удовольствия. Друзья молча уставились друг на друга.
– Ну и как?
– Тьфу, да и только! Как эти буржуи удовольствие от этого получают?
– Не зря замполит говорил, что гады они все. И не такая уж она «сладкая» эта капиталистическая жизнь.
– Попрошу у официанта, пусть хоть минералки принесет. Надо эту гадость как-то прикончить. Заплатили-то немало.
– Эй, товарищ! Да, вы, любезный! Принесите минеральной водички. Нарзан? Пойдет и нарзан. Ну, поехали.
Они налегли на свои трубочки. Каждый глоток из верхней части приходилось запивать минералкой, так как жгло немилосердно. Да и нижняя часть тоже блаженства не приносила и палила изрядно. И вторая попытка засосать желтые шарики почти ничего не дала. Официант в пятый раз пробегал мимо их столика, и уже все видели его растущее удивление.
С большим трудом они высосали свои коктейли. Желтые шарики, сплющились и лежали на дне стаканов. Трубочкам они совершенно не поддавались. Капитаны слегка опьянели, но удовольствия не ощущали. А ощущали изжогу и легкую тошноту.
Собираясь уходить, они подозвали официанта, дали ему на чай и спросили:
– Скажи дорогой! Как эти девчонки эту гадость через трубочки сосут? Это какая же у них практика? Мы на севере чистый спирт вместо чая потребляем, а тут чуть не задохнулись. Что тут за гадость налита в этом «Огненном шаре»? Невозможно его через трубочку пить.
– А вы что, его через трубочку сосали?
– Ну, да! Как все, – мой инструктор кивнул на девчонок, продолжающих с удовольствием потягивать свои коктейли.
– Ребята! Вы меня убили! Этот коктейль надо залпом пить. Внизу налит коньяк, сверху по ножу заливают чистый спирт, а между ними плавает яичный желток, на закуску. Как вы умудрились, я поражаюсь. То-то я думаю, чего они коньяк водой запивают?
Капитаны, провожаемые девичьими взглядами, вышли из первого в Москве коктейль-бара. Они хоть и не были стилягами, но любая из стильных барышень за такого капитана бегом бы замуж выпрыгнула. Только подмигни. И не посмотрела бы, что они от коктейля кашляют.

Уринотерапия

В авиаполку, где на вооружении Ту-22 стояли, техсостав готовится к проведению паркового дня. Летчиков увели на читку, приказов и зампапуаса –заместитель командира по инженерно-авиационной службе (зампоИАС) проводит инструктаж. Рассказывает, что делать надо. От его внимания не ускользают умильные, полные вожделения взгляды, которые его технари бросают на стоящий за его спиной бак. Бак на колесах и полон «шила*» – спиртоводной смеси слитой, с самолетов. Бак должны были еще час назад отправить на склад ГСМ, но в базе какой-то праздник, и бак будет стоять здесь до утра. Видно, что весь техсостав возлагает большие надежды на его содержимое и ждут только ухода инженера.
Инженер прекрасно понимает чаяния и помыслы своих подчиненных. Окончив инструктаж, он говорит:
– Что, «шила» решили попить в рабочее время? А кто план паркового дня выполнять будет? Так вот, хрен вам!
С этими словами он подходит к баку, забирается на колесо, открывает горловину, и, нисколько не стесняясь окружающих, прилюдно мочится в бак. По рядам пронесся стон. Зловеще ухмыляясь, замкомандира по ИАС бросает:
– А теперь пейте, если сможете.
Он сел в свой «Уазик» и укатил в штаб. Тоска и уныние охватили технарей. А ведь так хорошо, так многообещающе начинался парковый день. И вот… Мрачно курит технота. И вдруг самый старый из них, капитан МузЫка, восклицает:
– Мужики, сколько там «шила» в баке этом – литров 300, не меньше. А сколько он туда нассал, ну 200-250 грамм, не больше. Это же сотые доли процента! Это как если выше по течению в реке хером поболтать, а в ста метрах ниже женский монастырь забеременеет. Тьфу, да и только! Наливай, ребята!
И точно, ни один не помер. Некоторые даже утверждали, что похмелье легче прошло. Вот что значит – уринотерапия!

*Шило – спиртоводная смесь, название по самолету Ту-22, известного в народе как «шило»
(с) Александр Шипицын

РЫБНАДЗОР С ПОНЯТИЕМ







Когда Господь Бог отделил твердь земную от вод мировых, он населил пучины морские рыбами и тварями живыми, в пищу людям пригодными. А много позже Диавол создал рыбнадзора, якобы для охраны сущностей водных от алчности людской.

Который рыбнадзор глупый, он со всей дури кидается рыбу защищать и частенько среди рыб жизнь свою и заканчивает. Бездеятельный рыбнадзор живет долго, но не у воды. Так как его начальству результаты деятельности нужны. Всякие там отчеты, сколько сетей снял, сколько браконьеров оштрафовал и прочее. А чтобы между браконьерами и начальством ужиться и при этом умудриться процветать и дочек своих и племянниц замуж за хороших людей пристроить, тут умная голова нужна.

Петр Семенович Андреев как раз таким умным рыбнадзором и был. Вот, скажем, дед у нас сторожем на пирсе работал. Он две сетки в известных ему протоках ставил и всегда с рыбкой был. Но жадность человеческая пределов не имеет. Дедуля каждую свободную минуту посвящал вязанью третьей сетки, с помощью которой мнил резко благосостояние свое улучшить. Как Андреев узнавал о продвижении вязальных работ, уму непостижимо. Но как только дед третью сетку заканчивал, рыбнадзор появлялся и одну сеть «кошкой» снимал. Дед от злости картуз свой истопчет, новую сетку в протоку поставит и садится опять новую третью сеть вязать. А Петр Семенович доволен. И дед с рыбкой, и рыбе урон небольшой, и по начальству доклад идет: изъято незаконное орудие лова у неизвестного браконьера.

В среднем он две-три сети в неделю снимал. В период нереста – пять-шесть. Чтобы начальство видело: Андреев и в нерест бдит. А он говаривал:

– Да я за один день все сети ваши снять могу. Опустил «кошку» за борт и плыви себе потихоньку. А что я потом делать буду?

Государство, когда штрафы и наказания придумывает, неизвестно чем думает. Хотя известно, чем. Когда депутаты, каждый из которых, несомненно, умный человек, в одном месте собираются, их мозги в одну большую жопу сливаются. Вот ею они и думают, когда законы издают. Чем в сибирской глубинке человеку, как не рыбой, жить? Его семье на зиму две бочки омуля нужно. И хоть железную стенку вдоль реки поставь, он эту стену зубами прогрызет, а омуля на зиму засолит. Потому как жить, подлец, хочет, а его дети кушать. Так он поедет на рыбалку. Наловит пару мешков омуля и домой потихоньку гребет. Слышит, моторка тарахтит. Никак, рыбнадзор. Еще посодют. Он мешки с омулем за борт, а рыбнадзор проедет – опять сетку ставит. И так будет ставить и гробить ценнейшую рыбу, пока свои две бочки не запасет.

А штрафы! Когда уёк, то есть мойва по-западному, на нерест идет, его ж миллиарды и триллионы на берег прут. Он в это время самый вкусный. Самки икрой, а самцы молоками набиты, что твоя колбаса. Штраф за одного уйка – один рубль. А его на килограмм 50-70 штук идет. Вот десять килограмм наловил, нет, не наловил, а на берегу собрал голыми руками, тут тебе и штрафу на 500-700 рубликов. Зарплата командира экипажа.

Едет как-то с рыбалки один летчик на мотоцикле с коляской. Доволен, как слон после случки. Полная коляска уйка. Смотрит – мужик на дороге голосует. Там на востоке это святое дело – человека подобрать и подвезти. И денег никто не возьмет, разве если кто недавно с запада перевелся.

Подбирает он этого мужика. А это Андреев Петр Семенович собственной персоной. Едут, переговариваются во весь голос, мотоцикл перекрикивают.

– Ты, никак, с рыбалки едешь? – Андреев спрашивает. А что тут спрашивать, весь мотик в чешуе и дух, как на рыбзаводе в конце путины.

– Ага! – летчик видно новый, рыбнадзора в лицо не знает.

–Уйка ловил?

– Его самого. Вон полная коляска. Какое там ловил! Весь берег засыпан. Руками набрал.

– Ну, ты молодец!

– А то!

Едут они и так с удовольствием переговариваются. Выясняется, что летчик знает, что за уйка штраф положен. Знает сколько. В коляске, наверное, тысячи на полторы штрафу-то. Подъезжают они к проходной.

– Спасибо, что подвез! – Андреев летчику говорит. – А теперь давай подсчитаем, какой ты государству своей рыбалкой урон нанес. И какое наказание за это понести должон.

И летчику удостоверение рыбнадзора тычет. У того лицо – как дыня балхашская. Выручил человека, называется! Рядом дежурный по КПП крутится. И в рыло не дашь – свидетель. А Андреев фартук полностью не откидывает, а маленькую щель для руки делает. Достает понемногу уйка и в кучки складывает. По десять штук. Летчик наш зеленеет, представляет, во что ему рыбалка и его доброта обойдется. Никаких денег не хватит. И посадить могут. А Семеныч выложил пять кучек, на 50 рублей штрафу и говорит, чтобы прапорщик слышал:

– Так, а дальше бычок и красноперка пошли. На них запрета нет.

Выписал квитанцию на 50 рублей, акт составил и говорит:

– Плохо, что вы закон нарушаете. Но и мы люди – понимаем и верим, что вы больше так поступать не будете. А что подвезли – спасибо! До свидания! Да и рыбку заберите. Куда мне ее? Да, кстати, ты не холостяк, часом? А то у меня две племянницы на выданье. Красавицы, пальчики оближешь! Бери дружка какого и в гости приезжайте. А то эти кобылы…, ну, ладно. Бывай!

Летчик рад-радешенек, что так выкрутился и дешево отделался, прыг на мотик –и газу.

Так Петр Семенович до пенсии рыбнадзором доработал. Обеих дочек и двух племянниц за летчиков выдал. Тем, конечно, пожизненная грин-карта на всех водоемах района. И живет, внучат растит, окруженный любовью ближних и уважением дальних.

(с) Александр Шипицын

АВТОМАТ – ЭТО ПРОПУСК

Скучная вещь – дежурные средства (ДС). Это когда экипаж большого противолодочного самолета дальнего действия всем составом (девять человек летного и семь технического) целую неделю находится в ста метрах от этого самого самолета. И отлучиться можно только на полчаса всем экипажем три раза в день для поездки в столовую. Считалось, что в это время враг никаких каверз строить не будет. Но как сильно мы ошибались!
Самолет полностью готов к вылету в ударно-поисковом варианте. Он заправлен топливом под пробки и навешано на него множество разного типа гидроакустических буев, якобы способных вскрыть подводную обстановку. Для того, чтобы поиск не был голословным, в бомболюках висят еще 14 противолодочных бомб и две торпеды.
Скучно-то оно скучно, но первые три-четыре дня все отсыпаются, как сурки, после обычной гарнизонной жизни, наполненной под завязку службой, полетами, нарядами, марксо-ленинской подготовкой, семейной жизнью с ее детишками, пеленками, очередями, ссорами с женой и соседями, когда выспаться удается не всегда. Мы точно знали, в мирное время такие самолеты не поднимут, чтобы гонять китайские джонки. И могли мы спать круглые сутки напролет с перерывами для завтрака, обеда и ужина. И только правый летчик наш иногда возмущался:
– Неужели нельзя питание сюда возить? Одевайся всякий раз как есть захочется!
Самое удивительное, что полностью согласным с нашим ленивым правым летчиком, оказался … командующий авиации Тихоокеанского флота. Он ненавидел нашего командира полка и, когда приезжал к нам в гарнизон, только и изыскивал способ уесть нашего командира.
В этот раз он решил схарчить его на дээсах.
Известно, что дээсовский самолет должен взлететь через сорок минут после получения команды. Вот командующий и искал то слабое звено, из-за которого мы не вылетели бы в срок. И этим звеном, как ему казалось, была летная столовая.
– А вот, допустим, – говорил он, – сигнал придет как раз, когда они поедут на обед. До столовой четыре километра, да обратно четыре, да пока они вылезут все из «коробки», пока дойдут до столовой, пока их дежурный найдет и передаст команду и т.д. Не уложатся ни за что.
Был проведен эксперимент. Была дана команда «Челюсть», то есть «На обед». Мы четко знали, стоит нам только двинуться к коробке, как командующий подаст сигнал – «На вылет». Поэтому командир экипажа позвонил дежурному по столовой и попросил, как только ему позвонят и скажут «ДС на вылет», чтобы он выбежал к нам навстречу и дал знать, получил он сигнал или нет. Когда мы сели в машину, Володя Морозов, а командиром дежурного экипажа был он, так пришпорил водителя, что мы доехали до столовки за три минуты вместо десяти и еще издалека увидели прапорщика в белой куртке дежурного по столовой, который энергично махал нам руками, показывая на аэродром.
Мы резко развернулись и погнали на стоянку. Вся поездка вместо 20 минут, на которые рассчитывал командующий, заняла пять минут. Каждый из нас слаженно готовился к запуску, а я успел даже проложить на карте маршрут и в первом приближении рассчитал полет. Когда мы запросили запуск, прошло только тридцать минут от момента подачи сигнала, а уж за десять минут мы бы запустили два из четырех двигателей. На них бы вырулили, а еще два запустили бы в процессе руления. В нормативы мы вписались с лихвой.
Это нам на пользу не пошло, так как командующий после слов «Запуск запрещаю» прибыл на стоянку и долго мотал нам кишки, выискивая аргументы для снятия с должности нашего командира полка. Но ничего существенного не нашел и улетел во Владивосток в крайне раздраженном состоянии.
Мы пришли в свои ДС и почти сразу завалились на койки. Но спать уже не хотелось. За предыдущие три дня мы уже выспались настолько, что были в состоянии играть в нарды всю ночь напролет.
Утром я сказал Володе:
– Что-то не слышал я давно, как часовые менялись. Они обычно, как слоны грохочут, а тут всю ночь тишина.
Оказалось, что и командира удивило это обстоятельство. Он растолкал техника, дежурного по стоянке, который вообще-то должен был бодрствовать, но на радостях за нашего командира полка дрых без задних ног. Оказывается, что и он никого не менял, хотя это была его прямая обязанность.
– Так что, ты хочешь сказать, что наш матрос стоит на посту уже шесть часов и не делает никаких попыток смениться?
Заспанный техник озадаченно чесал свою лохматую голову.
– Быстро вставай и беги на стоянку, – посоветовал я, – выясни, что произошло. Не станет наш матрос просто так стоять на посту шесть часов.
Если бы я глядел в чистую воду все время, сколько простоял этот часовой, то и тогда вряд ли был так близок к истине. Дежурный техник, вооружив очередного караульного, погнал его на пост. Через пять минут он привел того часового, который самоотверженно простоял всю ночь. Пустой автоматный рожок торчал зажатый под мышкой. Автомата у него не было.
– Что это за новости в артвооружении? – поинтересовался Володя. – Где ваш автомат?
– Вы понимаете, – как-то уж очень занудливо начал матрос свое повествование, – ночью ко мне на пост пришел из эскадрильи наш сержант. Он сказал, что на дальней стоянке на посту стоит часовым Васька с первой эскадрильи. А к нему приехала девушка. Так вот этот сержант прибежал из казармы, чтобы Ваську предупредить, что к тому девушка приехала. Чтобы он попросил, чтобы его заменили. Так как девушка должна скоро уехать, и он может ее не увидеть и…
– Причем здесь девушка? Я вас спрашиваю: вы куда свой автомат подевали?
– Так я же и говорю. Юдин попросил меня…
– Какой еще Юдин?
– Ну, этот сержант, что пришел ко мне ночью на пост. Так он попросил меня дать ему на десять минут свой автомат. Чтобы он издалека был похож на разводящего или часового и чтобы его часовые, тот же Васька, не подстрелил.
– Ну?
– Я дал ему автомат.
– С патронами?
– Да, с патронами. Только он почему-то до сих пор автомат не вернул. А я ждал на стоянке и следующую смену не будил, так как думал, что он скоро принесет назад мой автомат.
– А пустой рожок под мышку зачем сунул?
– Чтобы издалека казалось, что я с автоматом. Светает уже и я ...
– Командир, надо срочно докладывать командованию. Ох, не зря этот пацан автомат упер!
– Я тоже так думаю.
Володя оставил меня наблюдать за матросом, а сам вышел в соседнюю комнату и начал звонить командиру эскадрильи и начальнику штаба.
Через полчаса они оба прибыли в ДС. Оба допрашивали нудного матроса. То, что тот грубо нарушил устав гарнизонной и караульной службы и заслуживает самого серьезного наказания, не вызывало сомнений. Но за тем, что кто-то завладел оружием, стояло нечто более страшное.
Сержант Юдин, красивый высокий парень, дальневосточник. Я его неплохо знал. Он был на хорошем счету у командования эскадрильи. До демобилизации ему оставалось не более трех месяцев, так как он был серьезным и исполнительным матросом. Он всегда казался мне очень порядочным человеком именно в таком сочетании, человек и порядочный. И вдруг он обманом (наш полк заступал в караул только в ближайшее воскресенье, а сегодня была только среда) отбирает оружие у матроса, который серьезно за свою доверчивость пострадает. Обзаводится автоматом с патронами и исчезает.
В гарнизоне запретили полеты. Были усилены патрули. Начальникам патрулей выдали патроны, чего обычно не делали. Матросам нашего полка второго года службы выдали автоматы и патроны.
Честно говоря, я думал, что наш сержант уже давно далеко в тайге промышляет и был сильно удивлен, когда узнал, что ищут сержанта только в гарнизоне и непосредственной близости от него. Дело в том, что и на третий день его видели в городке. Голод не тетка, и он появлялся в четыре часа утра возле пекарни, где выпрашивал буханку горячего хлеба. Потом на поселке, где жили гражданские, выселенные сразу после войны с Украины и Белоруссии за сотрудничество с немцами. Эти уж точно беглого матроса не выдадут.
Прятался он на удивление ловко. На секунду попадется кому на глаза и как будто растворяется в ночной темени. Искали его очень активно. Как бы ни был велик наш гарнизон, но это все же далеко не Москва. И три сотни офицеров и матросов, обшаривающих каждую щелочку, денно и нощно искали его. И не могли найти.
Замполит его эскадрильи обратил внимание, что четыре старослужащих матроса ищут его с особым рвением. Каждые пять минут они подходили к офицерам и советовали обследовать то или иное убежище. Там, как правило, никого не оказывалось, но они очень обогатили познания коменданта на случай облав или поиска затаившегося неприятеля. Мы и представить себе не могли, как много подобных «схронов» на такой небольшой территории, как наш гарнизон.
Но сколь веревочке ни виться… Более чем через неделю, под утро, около четырех часов Юдина обнаружили. Видели, как он в своей технарской куртке заходил в избушку к одной бабуле, которая разводила коз и свиней. Там его и взяли. Он зашел попить козьего молока с хлебом, повесил автомат на гвоздик, а когда патруль ворвался в избушку, не успел дотянуться до автомата. Его сбили на пол, положили на живот и крепко связали руки.
А он только и успел сказать:
– Эх, нельзя от оружия и на шаг отходить.
Потом началось следствие. Из него сумели вытащить только, что он не хотел никого убивать, а своим поступком хотел только привлечь внимание командование полка и дивизии к тому, что твориться по ночам в казарме.
Следователь оказался упорным и настойчивым парнем. По совету замполита эскадрильи он рассадил активную четверку по камерам и долго-долго беседовал с каждым из них. Он также долго разговаривал с матросами первого года службы. И вот что он выяснил.
Эта четверка старослужащих, одного года призыва с Юдиным, постоянно третировала «молодняк». Они отбирали у молодых матросов деньги, еду в столовой, посылки, избивали и даже насиловали некоторых матросов. Юдин неоднократно защищал молодежь. В тот вечер он заступился за особенно затюканного матроса, которого эти четыре подонка заставляли второй час плясать, привязав к его ноге веревку и дергая ее всякий раз. У молодого уже все лицо было в крови. И тогда Юдин бросился на извергов.
Четыре подлеца – это восемь кулаков, и они сильно избили Юдина. Когда он сумел подняться, то сказал:
– Вам, скоты, не жить!
Остальное вы знаете. Юдину дали неделю гауптвахты за неправильное обращение с оружием. Этих четырех увезли в СовГавань и, по слухам, посадили на разные сроки, от двух до шести лет. В полку объявили оргпериод и мы подолгу сидели на служебных совещаниях, поражаясь той гадости, что творилась в казарме по ночам. Было принято решение организовать ночное дежурство офицеров в казарме. И молодые матросы благодарили замполита, говоря, что теперь они хоть выспаться могут.
Так что Юдин пострадал не зря.
(с) Александр Шипицын

«АЛЬБАТРОСЫ» и БАКЛАНЫ

(Сборник рассказов о морской авиации)

Каждый, кому посчастливилось в жизни служить Ее Величеству Авиации осиян неким ореолом, а у летчиков-истребителей еще и вся грудь в синяках. Это от ударов себя кулаком в грудь, когда он заявляет «Я – истребитель!». Летчики морской авиации скромно носят двойной ореол в знак их службы Ее Высочеству Морской Авиации, проходящей в двух средах: в воздухе и над морем.

Падает самолет. Один пассажир спрашивает другого:
− Изя, под нами, что − горы?
− Нет, Абрам − море.
− Так я не понял. Мы что, еще и тонуть будем?

Но оставим героику нашей профессии специально обученным людям. Мне очень хочется показать, что герои, носящие морскую форму, кстати, по утверждению эстетов, самую красивую в мире, и зарабатывающие деньги в воздухе, как ни странно − самые обычные люди. Настолько обычные, что когда они снимают самую красивую в мире форму их от всего остального человечества не отличить. Разве, что иногда, после третьей стопки, мелькнет в глазах что-то юношеское и безбашенное.

За 28 лет, что я посвятил авиации, меня никогда не мучили заботы: что я и моя семья будем завтра есть? Где мы будем жить? И − как мы будем развлекаться?

Для хлеба насущного во всех авиагарнизонах существовали летно-технические столовые и Военторг, для крыши над головой − УДОС. Для развлечений у нас были: Дома офицеров, начальство и вероятный противник. Двое последних особо бдительно следили, чтобы мы не скучали.

А мы и не скучали. В этом вы сможете убедиться, если загрузите в свои компы книгу – «Альбатросы» и бакланы. Я ее так назвал потому, что позывные нашего противолодочного самолета начинались со слова «Альбатрос» и потом, нельзя не сказать ни слова о героичности нашей профессии. А бакланами морскую авиацию называли авиаторы других родов. Кто бы там чего не говорил − баклан птица полезная. Ею рыбку ловят. Ну и побакланить у нас любили не меньше чем в любой другой авиации.

Командир полка у нас терпеть не мог болтунов и всячески их регулировал. Но как только в полетах случится перерыв, сядет с нами в курилке и давай провоцировать:

− Ну-ка Дигант, или там, Лазаревич − траваните чего-нибудь.

А те рады стараться, заливаются соловьями. А я тут как тут, ушки − топориком и впитываю, кто чего скажет. Вот на две книги и навпитывал. Эта первая. Несмотря на солидный (около 700 обычных страниц) объем, тут, в основном, байки юмористического толка. Но есть, в шестой главе, рассказы, которые показывают, что не все нам хиханьки-хаханьки были. Были среди нас и те, что назад не вернулись. Светлая о них память! Но мы-то их помним весельчаками безбашенными, такими, какими они улетели.

Книгу я, в основном, написал для моих друзей, чтобы было что вспомнить и обсудить. Тем более, что той морской авиации уже нет. И мне хочется, чтобы дух ее не растаял бесследно, чтобы нас такими и запомнили: молодыми, веселыми и отчаянными.

Автор обложки – Елена Капинус, автор всех рисунков – Виктория Мийю.

Дорогой друг пройди по ссылке: http://delta-info.net/index.php/-1/656 Думаю, что тебе это будет интересно. В этой книге, солидной по объему – 700 страниц обычного формата, но веселой по содержанию, ты встретишь своих друзей из морской авиации. Это наша молодость. Глядишь, и напомнит чего. И еще, пошли эту ссылку своим друзьям. Может и им будет интересно прочесть про нашу молодость. Жду твоего мнения. Пока!
(с) Александр Шипицын

Александр Шипицын, а можно ее как-то получить в электронном виде на мыло, я бы лучше Вам например на мобильник кинул сколько скажите

svv сказал(а):

Александр Шипицын, а можно ее как-то получить в электронном виде на мыло, я бы лучше Вам например на мобильник кинул сколько скажите

Нажмите, чтобы раскрыть...

Аналагична

Относительно книги "Альбатросы и бакланы"

Парни, я тронут вашим вниманием и даже не знаю, что сказать. Во-первых, я живу на Украине. Во-вторых у меня корпоративный телефон и скоро 15 лет, как я не знаю даже как платить за него. Если вы бросите деньги (какие?) туду вас поблагодарит фирма, на которую я работаю, а мне с этого... ну, ровным счетом ничего. В-третьих, я не вправе распоряжаться книгой, так как нахожусь в договорных обязательствах с "Дельта-инфо". И затеял я эту бодягу, чтобы собрать Энную сумму и издать книгу в бумажном варианте, для вас, моих друзей. А что за проблема с оплатой? ПРойди по ссылке до слова "Купить". Там спустись вниз и увидишь инструкцию о платеже. Перепиши на бумажку № кошелька, зайди в ближайший маркет, Выбери "платежные системы", там Веб-мани, введи номер кошелька и эти 70 руб. Возьми квитанцию. Приди домой и отправь № квитанции на эл. адрес - ottoserg@yandex.ru, ну и мне, если захочншь для контроля на aashipitsin@mail.ru они тебе вышлют ключ и ты получишь книгу. С твоей стороны будет очень благородно рассказать твоим друзьям, как ты до этого дошел. Удачи, друг!

АНТИГОНОРАР

Как стало легко и просто писать и творить. Излагать мысль свою можно теперь наскоро. По «клаве» щелкать одно удовольствие. Не то что, сжимая заскорузлыми пальцами шариковую ручку за 35 коп. творить немеркнущие в веках произведения. Мало того, что мозоли на внутренней стороне пальцев набиваются, так лист за листом переписывать надо. Специалисты утверждают: не менее 20 раз следует проделывать эту процедуру. А теперь… Красота. Шпарь во все тяжкие. Мало того, еще и красненьким подчеркнет. А если совсем не знаешь, как слово писать – подскажет. Если бы Дюма имел такую машинку, то не только вся Франция, а и все прогрессивное человечество до сих пор и половину его произведений не прочло.
А сейчас – красота! Машинка есть, редактор есть, секретарь есть, даже на почту ходить не надо. Только нашлепал немеркнущее произведение, а уж через пять-десять минут восторженные критики прекрасные рецензии шлют. Дело за малым. За сюжетом, фабулой произведения, ну и за мыслишками хоть кой-какими.
С сюжетами – завал. Кто-то подсчитал, что их, бедных и ходящих, всего двадцать две штучки по миру ходят. Если каждый из нас, пишущей братии, их эксплуатировать будет, то это одних Дездемон полтора миллиона передушат, а королей Лиров по свету как собак нестерильных будет. Да и от Дорианов Греев деваться некуда станет.
Филологи те сразу себе нишу застолбили. На орфографии только дурачки невнимательные попадаются. Это те, кто думает – если красным подчеркнуто, то комп свое восхищение проявляет удачно подобранным словом. А вот те, кто свой стиль иметь пытаются, те сразу же на бдительное «Нннииизззззз-я!» натыкаются. Непрост, ох непрост русский язык. Но тому, кто правила грамматики осилит и все запятые на правильные места расставит, жить на этом свете гораздо проще будет. Это только Даль из села в село ездил, с людьми беседовал, живой русский язык изучал. И Шурик на ослике девушек в горах тырил.
А сейчас на какой сайт ни зайди, изо всех углов и щелей критики набегут. Аж дрожат от вожделения: «Автор появился». И давай его кромсать и позорить. Да ты, батюшка, и языка не знаешь, да ты глуп, как пробка, да ты в 96 рассказах 109 ошибок синтаксических допустил. И как тебя земля носит? И это еще на нормальных сайтах, а уж на альтернативных так обложат, что лучше детдом ограбить или десяток старушек под топор пустить, чем вшивенький рассказик осмелиться опубликовать.
Ну-ну. Читаю, учусь у филологов, что ж писать надо. И как. Ан читать то у них и нечего. Пишут о своих воспоминаниях, как в институте да школе учились, как занятия пропускали, как влюблялись и какие при этом восторги испытывали. Те, что понаглей, в деталях половые акты описывают, уделяя особое внимание инцестам и извращениям. Некоторые в фентези бросились. Это когда у непонятно где обитающих людей есть лазерное и ядерное оружие, но бьются они исключительно на мечах. Или про вампиров чего-нибудь. Драконы и ведьмы тоже хорошая тема. А также про тюремные порядки.
Отчего репертуарчик такой жиденький? Оттого, что обычной, нормальной жизни, переполненной событиями и картинами, не видели, не видят и видеть не хотят.
А прославиться всем хочется. Вот все, что им в голову взбредет, быстренько на «клаве» нащелкают и в журналы шлют. Там тоже люди с нормальным пищеварением сидят. А чтобы этот процесс поддержать, надо туда что-то съедобное регулярно подбрасывать. А оно денег стоит. И денежки эти, те, кто славы жаждет, готовы хоть сейчас перечислить. Только непонятно, за что же их перечислять? Раньше все ясно было. Писатель поработал, честь ему и хвала – то есть гонорар. А теперь сам написал, да сам еще и плати. Недолго издательская братия репу чесала и придумали – авторский взнос. И понеслись в журналы слюнявые опусы, рассказы, как приснилось чего-то и как Машка сначала упиралась, а потом все же согласилась, и как им всем хорошо было. И то, что в интимных письмах оно и неплохо было бы, на всеобщее рассмотрение выносится. А мы потом жалуемся – по телеку смотреть нечего.
Журналы ладно. Их прочли и выбросили в урны. А книги – это на века. Слава Богу, их почти не читают, а только издают. Тиражами по 30-40 штук. Иллюстрации на ксероксе шлепают. Я как-то одну такую в руки взял, думал, это про ужасы в кошмарных пещерах. А это, по замыслу, жизнеутверждающая и оптимистичная вещь оказывается.
Совсем немного осталось, и мы с вами увидим шикарно изданные книги, в которых только блеяние и мычание тремя-четырьмя буквами записано будет. Зато на мелованной бумаге и в подарочном оформлении.
(с) Александр Шипицын

ДИРЕКТОРА





Это я не о тех, которые в больших кабинетах чаи да кофеи гоняют и секретарш по попкам гладят. Те, известное дело, люди занятые и им работать вовсе некогда. Как говаривал один такой:

– Тут только я имею право ничего не делать.

Я о тех, что весь день на ногах, как шмели, носятся. И среди них такой разброс, что никакой квалификации не поддается.

Возьмем примерно одинаковые предприятия гостиничной сферы. Среднего масштаба. В мелких там и одна бабушка управляется. В крупных опять попка секретарши высовывается. А такие – от двадцати до ста номеров.

Вот, скажем, в Лулео, что на севере Швеции, мотельчик стоит. Небольшой – 15-20 домиков. В каждом домике от двух до двадцати номеров. Как раз сотня номеров набирается. Администратор, все время одна и та же красивая рослая девушка Хельга, все успевает. И ключи выдает-принимает, и номера постояльцам показывает, и заявки-ваучеры подписывает, и деньги принимает, и квитанции выдает, там у них с этим строго. Успевает именные красочные сертификаты выдавать, что б потом можно было погордиться перед родственниками, что на севере Швеции был. А также ведет всю бухгалтерскую документацию. И все одна, и все успевает. Даже маечками сувенирными и прочими флажками приторговывает.

В столовой шведским столом Линда управляет. Очень на администратора похожа. Такая же рослая, стройная и красивая. Оказалось сестра ее. Все у нее блестит. Десятки блюд и напитков. И подает, и убирает, и моет, и чистит, и готовит – все одна. И успевает.

Между номерами ползает пожилая шведка с десятилетней девочкой. Постели меняют, убирают и мусор выносят. Чего на нее смотреть. Горничная она горничная и есть. Правда, на сотню номеров. Одна, с девочкой десятилетней!

Мы в сауну пошли. Саун там три: женская, мужская и для инвалидов. Кроме того, общий Охотничий зал с камином, кабаньими и оленьими головами. Короче, хозяйство большое, и со всем этим один дедок управляется. И чистит, и моет, и топит, а если у клиентов просьбы какие, тут же их выполняет. Вот и мы с Шурой Киевским попарились, на речку сбегали, погрузились в ее хрустальные глубины и назад. Пива захотелось. Тут этот дед под рукой. Шура ему на английском:

– Сгоняй, дедуля, в бар, пивка принеси, – и две сотни крон ему тычет.

Дедушка понимающе улыбнулся, жест рукой сделал, дескать, ща, сей момент-с. В шесть секунд уже назад бежит. Четыре бутылки пива тащит и сдачу в другой руке. Шура ему показывает: сдачу, мол, себе забери. Тот только ахнул от такой щедрости. Мелко-мелко кланяться начал. И не уходит, может, господа еще чего соизволят.

Хлебнули мы с Саньком пивка, закурили. Пообщаться захотели:

– А что, дед, – спрашиваю, – кто тут директор?

Дедуля захихикал и рукой замахал:

– Какой я директор? Так, управляюсь тут помаленьку.

– Да, нет – не сауны, а всего комплекса мотельного?

Тут и баушка с ведром, шваброй и девочкой подошли. Остановились, в разговор вникают.

– Так я про весь комплекс и говорю, – дед на своем стоит.

– Ну, ладно, – Шура решил, что от деда толку мало будет, к бабушке обернулся, – Who is the owner of this motel?

– He is, – пальцем в деда тычет.

Мы, конечно, ошалели, комплекс, по меньшей мере, миллионов пять стоит, это в долларах США. И его владелец нам за пивом бегал!?

– А вы кто? – только и нашлись мы, что спросить у старушки.

– А я его жена. Это внучка – Элис. Линда и Хельга – наши дочери. А вон те парни, – с гордостью указала она на двух водителей, разгружающих пикапы, – мужья дочерей, наши зятья.

– Так тут что, только ваша семья, семь человек всю гостиницу обслуживают?

– Нет, восемь, еще Эрик – внук наш, помогает. Но он сейчас в Стокгольме на конкурсе математиков. Через год школу закончит. Большой талант в математике.

– Но здесь же много работы!

– Too much, mister! – вздохнула старушка, подняла ведро и швабру, кивком позвала внучку и потащилась к следующему домику. А дедушка подхватил колун и поспешил к поленнице колоть дрова для камина.

Вот это директор, это хозяин! Все делают только своими руками. Правда, и делиться ни с кем не надо. Все, что заработали, в семье останется.

А то я недавно в России был. Пришлось на несколько дней остановиться в придорожном отеле. Двадцать четыре номера, кафе и СТО. Про СТО ничего говорить не буду, там человек десять работали. Машин много, может так и надо?

В кафе – бармен, официантка, два повара и подсобная кухонная работница. Клиентов прямо море – мы с женой и еще одна пара сутки жила. Девушки работают посменно – 24 часа и через двое суток. Точно так же в гостинице. Администратор, две горничные и один (!), один престарелый охранник, которые меняются по той же схеме. Сауны нет, бильярда нет, боулинга нет.

Да, еще забыл бухгалтера и экономиста, в двух кабинетах сразу за комнатой охранника. И венчает всю эту иерархию – директор. Он не сидел в кабинете, который у него все-таки был, а деятельно носился по всему комплексу. То его можно было увидеть на кухне, то он осматривал номера, то проверял счета и документы у экономиста. Он досконально вникал в нужды и удобства постояльцев. Его хлопоты простиралась настолько далеко, что за эту неделю я дважды встретил его в коридоре, когда он вел под локоток девицу неотягощенную излишком моральных принципов. Девица посмотрела на меня прозрачными глазами и сказала «Гы!». Очевидно, он пригласил ее, чтобы убедиться в исправности кроватей в комнатах, предназначенных для гостей. Этому вопросу уделялось особое внимание, так как и хозяин гостиницы тоже приводил с собой девицу для проверки состояния постельных принадлежностей. Эта была статусом повыше, так как на меня даже не взглянула, а горничная несла за ними большое блюдо фруктов.

Вот и непонятно, почему у нас народ бедствует? Еще бы, обслуга всего гостиничного комплекса из двадцати одного человека безбедно существует на выручку с двух номеров и четырех обедов за минусом затрат на двух проституток. А в Швеции одна семья еле-еле сводит концы с концами на выручку от ста постояльцев. Которые еще едят и пьют за шведскими столами – будь здоров.

(с) Александр Шипицын

Звание досрочно

28.04.2013 Раздел: проза


Если двигатель в воздухе останавливается, это ж он не просто так останавливается. Вот работал-работал, тонны тяги вырабатывал и вдруг – стоп машина, ни килограмма. А когда турбовинтовой становится, то винты, если их не зафлюгировать, еще и в обратную сторону тянуть начинают, сопротивление воздуха сказывается. А вот чтО этот двигатель остановило – поди, разберись. Тут еще высота-спасительница и скорость-защитница уменьшаться начинают и спокойствия душе от этого никак не прибавляется.

У молодого, но весьма перспективного летчика (спортсмен, мастер спорта по легкой атлетике, не пьет, не курит и не тянет к этому, женат и по бабам не ходок, партийный – спасу нет, преданней парторга полка) в полете один двигатель стал. И надо ж такое, пока с инструкторами летал, программу становления проходил, хоть бы один движок хоть раз чихнул. А тут первый раз самостоятельно за Курилы вылетели и такая неприятность!

Ту-16 – такая машина, что если ему тяги не хватает, то и потолок у него стремительно, вместе с падением скорости, уменьшаться начинает. Это первое, что из инструкции экипажу Славе в голову пришло. Он еще и осознать толком не успел, что правый двигатель стоит, а уж штурвал от себя отдал и через левое плечо разворот начал. Как бы там ни было, а чем ближе самолет к дому рухнет, все лучше – не так далеко спасателям добираться будет.

Первым штурман заблажил:

– Командир – курс… куда крутим? Командир – высота, зачем вниз пошли? Скорость, скорость – командир!

Правый летчик, тот сразу понял, в чем дело, как только увидел, что указатель оборотов правого двигателя к нулю устремился, но именно поэтому ни слова сказать не мог, только глаза пучил.

– Так! Штурман, помолчи! Радист – командиру. Ради-и-ист, ответь командиру.

– На связи, командир.

– Доложи по дальней связи на Аркан. Отказал правый двигатель, занимаю эшелон 3600, левым разворотом на курс домой.

После этого в экипаже, и без того молчащем, и вовсе тишина мертвая наступила. А ну, как за правым двигателем и левый станет? Других движков на самолете нет. А до родного дома больше тысячи километров. До Сахалина и то 700, не меньше. И опять командир:

– Правый летчик. Приготовиться к аварийному запуску двигателя в воздухе. Проверь включение АЗС и наличие топлива по группам баков.

Все они по уму сделали. И правый летчик, и второй штурман (убедился в наличии питающих напряжений и генераторы правого двигателя отключил). Четыре попытки запуска произвели. Никакого толку. К этому времени успели снизится до 3600 метров. Штурман, который все понял, курс домой из текущей точки рассчитал. В экипаже тишина, все за …за…за то ухватились, что под рукой оказалось. Держатся и молчат, молча молчат, так молчат, что у кого-то даже коренной зуб треснул – стиснул очень сильно челюсти. Потому как очень сильно выть от страха хочется, а нельзя, стыдно. Командир молодой, первый раз самостоятельно за Курилы пошел. Справится ли.

Слава и сам не знает, верить себе или нет, но как-то все спокойно у него получилось. Не поддался панике. Не привел кресло в исходное положение для катапультирования. Хотя мыслишка такая была. Но если бы он возню с привязными ремнями начал, то правого летчика уже и след над килем простыл бы, а за ним и все остальные выстрелились бы. А куда выстреливаться? В Охотском море спасения нет. Лучше сразу пулю в лоб. Вот и получается, что жизнь их всех шестерых на одном движке и на Славиных нервах держится.

Когда с инструктором летишь, от Курил до Сахалина пулей долетаешь и пуск тактический сделать некогда, а тут время тянется и тянется. И скорость, конечно, меньше, и ветер, как назло, в лоб все 80 километров в час. Поэтому, если обычно до Сахалина час лететь, то тут все полтора. А сейчас каждая минута часом кажется, а час вечностью.

Но, как бы там ни было, появился батюшка Сахалин. Сперва на экране локатора, а потом и визуально. Благо, что день и благо видимость миллион на миллион. Все же есть Бог на белом свете и Он милует! Хорошо, что днем и хорошо хоть погода не вносит свои утяжеляющие поправки.

Связь с руководителем установили. Там, на удачу экипажу, спокойный руководитель полетов оказался. После разговора с ним стало казаться, что полет с одним двигателем это вроде как одно удовольствие: топлива – хоть залейся, в кабине не так шумно и на внеочередную посадку тебя за ручку заведут. Предложили Славе на Сахалине сесть. На его усмотрение. Но предупредили, что в этом случае они без обеда останутся, так как Леонидово не работает, руководителя полетов нет и помочь ему там совсем некому будет.

Второй штурман, хоть его никто и не спрашивал, встрял в том смысле, что как это без обеда? Осмелел паршивец. Тут и другие члены экипажа признаки жизни подавать стали, а Слава, командир, вспомнил, что по инструкции он обязан был прежде всего успокоить экипаж.

– Экипаж, внимание, – нажал он кнопку СПУ, – без паники! Всем сохранять спокойствие! – приказал он, несмотря на то, что от момента остановки двигателя прошло больше часа.

Видно, сказалось нервное напряжение. Экипаж взорвался от смеха. Даже Слава, поняв, как не к месту его успокоение, засмеялся. Но быстро взял себя в руки.

– Внимание, экипаж! Мы еще не сели. Рано радоваться.

Все затихли и прислушались к докладам штурмана об удалении до аэродрома. Когда дальность до точки посадки составила 50 километров, все опять облегченно вздохнули. Даже если станет второй двигатель, запас высоты и аэродинамическое качество позволят дотянуть до полосы. Но второй двигатель не подвел, и они благополучно произвели посадку. Мало того, они самостоятельно зарулили на стоянку, а когда вышли из самолета, принялись «качать» спасшего их жизни командира.

Проведенный разбор и анализ причины происшествия показал, что виновником является конструктивно-производственный недостаток (вышел из строя топливный насос правого двигателя) и, следовательно, экипаж обвинять не в чем. А раз экипаж не виноват и вел себя достойно, его следует наградить. Что и было сделано на ближайшем общем собрании офицеров дивизии.

Слава был еще старшим лейтенантом, и командующий решил, что самым желательным для офицера – это досрочное получение очередного воинского звания. Что он и предложил осуществить командиру дивизии. Правда, он не учел того обстоятельства, что до срока получения капитана Славе и его однокашникам оставалось чуть более месяца.

Правом досрочного присвоения воинского звания обладает только министр обороны. А документы к нему идут сложным и запутанным путем. Кроме того, он подписывает представления в определенные дни месяца. И сработало наше обычное правило: чем больше мы стараемся сделать как лучше, получается как хуже.

Все Славины друзья, даже далеко не самые блестящие офицеры, давно получили своих «капитанов», а он еще полгода ждал, пока министр обороны соизволит по-царски наградить отличившегося летчика «досрочным» присвоением очередного воинского звания.

(с) Александр Шипицын

АЛЬТЕРНАТИВНАЯ МЫСЛЬ

Сейчас, в век новых решений и поступков, мне в голову все чаще и чаще альтернативные мысли приходят. Все, наверное, помнят, как Крупп решил сталь под давлением разливать. Все спецы только пальцем у виска крутили. И докрутились. Уволил он их и взамен стеклодувов нанял. Те не знали, что сталь нельзя под давлением разливать, и… разлили.
Вот, скажем, террористы задолбали. Как перед вылетом охрана ни изощряется, а все равно на самолет оружие проносят и самолеты, с риском для драгоценной жизни в нем летящих, угоняют. Или, того хуже, в нужные и полезные здания самолеты втыкают.
Надо бы наоборот. Не отнимать у пассажиров все, что хоть отдаленно на оружие похоже, а каждому перед вылетом по ножу и пистолету раздать. Ну, не без этого, кого и поранят, зато каждый, кто хоть мизерное движение в сторону захвата сделает, будет немедленно изрешечен, что твой дуршлаг. И все остальные спокойно долетят. Известно: Бог создал всех разными, а Кольт уравнял их.
Или вот деток в школе все уговаривают: учитесь, учитесь родненькие. Ведь на пользу вам. А надо заборы вокруг школ понаделать и охрану выставить, чтобы школьников внутрь не пускала. И что вы думаете? Сто процентная посещаемость будет, и ученики на коленях учителей просить будут, чтобы учили их, бестолочей, хоть чему-нибудь.
Доказывают, доказывают алкашам, что пьянство вредно. А надо наоборот – всех обязать ежедневно литр водки выпивать. Кое-кто, конечно, и дуба даст, но зато все остальные во всю жизнь капли в рот не возьмут. То же и с курением. Всем детям, достигшим возраста десяти лет, ввести курс обязательного курения с выкуриванием в день пачки сигарет. Обрыгаются они, знамо дело, как миленькие, но уже ни один из них в жизни на сигареты не посмотрит.
Или вот физкультурой ленятся заниматься. И не надо уговаривать. Надо ввести обязательное лежание в течение недели. Даже в туалет – ползком. Через неделю и лопате, как родной мамочке, рад будет, когда все бока пролежит себе.
На пляжах везде пишут: «За буйки не заплывать!» И хоть вода и до буйков и за буйками совершенно одинакова, всегда найдется несколько человек, отравляющих существование спасателей. А надо написать: «Купание разрешено только за буйками». И вот увидите, не найдется ни одного идиота, чтобы за буйки заплыл.
Не надо писать: «Не влезай! Убьет!» Лучше напишите: «Залазь! Может, и не убьет!» И череп не угрюмый надо рисовать, а наоборот, улыбающийся во весь рот. Дескать, и на том свете люди живут.
Здравомыслящий, живущий в дружбе и сотрудничестве со своей головой читатель подумает, что за вздор тут написан?! И, в лучшем случае, переключится на другой сайт, что будет весьма прискорбно для сайтовладельца и для автора этих строк. А в худшем включится в полемику и начнет намекать, что иным авторам очень была бы к лицу рубашка с длинными, элегантно завязывающимися на спине рукавами. Возможно, они и правы, но я попрошу еще минуточку внимания и терпения.
Вот когда народу плохо живется, не хватает рабочих мест, в больницах нечем кормить и лечить больных. Когда в школах… да что там говорить? Оглянитесь вокруг, все это в наличии. Как улучшить положение несчастного народа? Эта мысль сверлит черепа лучших представителей народа не хуже соседского перфоратора. Вот поставьте себя на их место. Первая мысль, что приходит вам в голову – если будет больше денег в казне, легче решатся все эти проблемы. А как наполнить дырявую казну? Есть только один способ – собирать больше налогов, то есть увеличить их.
А теперь включаем альтернативное мышление. Раз первая мысль была увеличить налоги, значит, альтернативная мысль будет…правильно, уменьшить налоги. Анализируем ее. Мы уменьшаем налоги, становится выгодно заниматься производством, оказывать услуги и вообще работать и заниматься бизнесом. Становится больше рабочих мест и в сумме налогов собирается больше. Это придумал не я. Чингисхан собирал дань в размере одной десятой, а с некоторых и одной двенадцатой доли заработанного. Когда его спросили, почему он так мало берет с покоренных народов, не признак ли это его слабости? На что великий воин и политик ответил:
– Я могу все у них забрать. Тогда они умрут от голода. Кто будет тогда работать и платить мне? Десять таньга с тысячи это больше, чем тысяча с одного.
Очевидно, за тысячу лет, прошедших с тех пор, человечество разучилось мыслить альтернативно, так как нынешним депутатам не приходит в голову такая простая мысль. С миллиона предпринимателей, если брать по тысяче гривен, соберется больше налогов, чем если брать по десять тысяч с тысячи предпринимателей. Вот вам и польза от альтернативного мышления.
Даже из чисто теоретических соображений, вспомним закон единства и борьбы противоположностей, из которого следует третий закон Ньютона, что сила действия равна силе противодействия. Чем сильнее государство будет прессовать предпринимателя, тем сильнее он будет сопротивляться. Вывод: ослабь натиск, и народ сам увеличит отдачу. Законы природы, в отличие от придуманных депутатами, действуют всегда. К ним не надо пристраивать никаких механизмов обеспечения. Хотим мы или не хотим – они будут работать.
Следовательно, если возникла проблема – обдумай ее. Хорошенько запомни первое, что пришло тебе в голову. И никогда, никогда не поступай в соответствии с первой мыслью, а ищи альтернативный вариант.
(с) Александр Шипицын

Тактический прием



− И почему в нашей родной морской авиации тактика такая прямолинейная? Удар с разных направлений, удар в узком секторе, группа малых высот, группа больших высот… и все.

− А что делать, товарищ генерал-майор! Океан, он и есть океан. Открытая плоская местность. Ни засаду устроить, ни обходной, через Альпы, маневр. Мы у врага − как на ладони, − оправдывался командир полка, перед комдивом во время постановки задачи на летно-тактическое учение.

− Все правильно, как в академии учили. И претензий нет, и полка вашего не будет, если в реальных боевых действиях будете действовать так, как в академиях учились. Противник все ваши действия на пять шагов вперед просчитает и, силы свои правильно распределив, вас как куропаток перещелкает.

− Так что же делать, − командир полка в задумчивости смотрел на схему нанесения удара по авианосной ударной группе.

− А то, что вы сейчас делаете − думать. Думать, думать, думать. Пока мозги не закипят.

− Да что тут придумаешь. Море плоское, как блин на масленицу…

− Так вы считаете, что ничего придумать нельзя?

− Даже не знаю, что вам ответить.

Полк, затаив дыхание слушал.

− А хотите я вам докажу, что можно придумать, если поднапрячь свои мыслительные способности?

Генерал взял мел и подошел к доске. Он, весьма схематично изобразил береговую линию Японского моря вплоть до Цусимского пролива. В самом узком месте он нарисовал условный знак, обозначающий авианосец.

− В начале шестидесятых годов седьмой флот США пополнился за счет прибытия нового ударного авианосца «Энтерпрайз», качественную фотографию которого получить, никак не удавалось. Как только наши разведчики появлялись на горизонте, американцы поднимали несколько истребителей и, или не давали подойти к авианосцу, или один из них становился под фотолюки разведчика Ту-95. На фотографиях, сделанных издалека и в перспективе разобрать детали не представлялось возможным. Командование флота поставило задачу: делайте, что хотите, но фотографию палубы «Энтерпрайза» в плане привезите.

− Сели мы с начальником штаба полка, достали все академические учебники, посвященные разведке кораблей в море, и давай их листать. Ничего, что нам было неизвестно мы не нашли. Единственное на что обратил внимание НШ, так это то, что на авианосце имеется группа слежения за переговорами в эфире. Думали, мы думали и родили неплохую, на наш взгляд, идею. Мысль оказалась не только не плохой, а, как показало время, весьма успешной. Правда, отдельные моменты выходили за пределы компетенции командира полка, но мы прибыли на прием к командующему Тихоокеанским флотом, изложили ему суть проблемы, и он обещал нас поддержать.

− Итак, утром в воскресенье взлетает гражданский, полный пассажиров Ту-104 в Хабаровске и берет курс на Владивосток. У гражданских бортов позывные несколько отличаются от наших, военных. В положенном месте он связывается с аэропортом Владивосток и начинает снижение для захода на посадку. В точно рассчитанное время с приморского аэродрома взлетает Ту-95 и под своим «военным» позывным следует на север по трассе в Хабаровск. Над трассовым радиомаяком, что стоит в Арсеньеве, они сближаются так, что на радиолокаторе сливаются в одну засветку. При этом самолеты разнесены по высотам − разведчик ниже, гражданский выше.

− Как только они «слились» оба самолета начинают разворот. Ту-95 вправо со снижением, а Ту-104 влево с набором. Вот тут-то весь фокус и заключается. Аэрофлотовский Ту-104 начинает работать под «военным» позывным и следует обратно в Хабаровск. То-то пассажиры были удивлены. Но, ничего, через час они опять вылетели во Владивосток, только покатались немножко больше, чем рассчитывали за счет министерства обороны. А Ту-95 под «гражданским» позывным продолжает снижение, как будто для захода на посадку во Владивостоке. Внешне создается впечатление, что «военная засветка» пошла себе на север, а «гражданская» в соответствии с расписанием садится во Владивостоке.

− Снизившись до минимально-безопасной высоты, Ту-95 берет курс на юг. Пересекая береговую черту, он снижается еще ниже до предельной малой высоты и разгоняется до максимально-допустимой скорости. И на этой высоте и скорости спешит туда, где крейсирует «Энтерпрайз». На авианосце все спокойно: советские военные самолеты не летают, только один пошел на север. Дежурная группа «Фантомов» находится в штатном режиме. И тут, на удалении порядка ста километров на радарах обнаружения появляется, как бы из ничего, стремительно летящая на авианосец «засветка». Это, конечно, может быть только советский разведчик.

− Пока оператор радара протирал глаза. Пока объявили «алярм», да пока летчики заняли места в кабинах своих «Фантомов» и взлетели, наш Ту-95 успел два раза пройти над палубой и, уж будьте уверены, АФА-БАФ в фотолюках щелкал не переставая. Так же как и зубы американских асов вдогонку нашему самолету. Снимки получились просто превосходные, хоть на фотоконкурс отправляй, безо всяких помех.

− Товарищ генерал, а кто был командиром этого Ту-95?

− Кто-кто? Да я же и был. Я тогда только стал командиром полка и штурманская группа у меня была − второй такой не найти. Но суть не в этом, а в том, что надо думать и на морской поверхности гора вырастет за которой можно, в случае чего, спрятаться.

Теперь много лет спустя, я вспоминаю обстоятельства гибели двухсот пятидесяти шести пассажиров и экипажа южно-корейского «Боинга», сбитого советским истребителем в районе Южного Сахалина. А ведь и тогда «Боинг» возле Камчатки сближался с американским разведчиком эРСи-135 в одну засветку. Потом тот, что с военным позывным ушел на северо-восток. И на месте падения «Боинга» что-то водолазы не шибко много человеческих останков нашли. Никак не 256. И списки погибших америкосы до сих пор не предоставили.

Американцы хорошие ученики и легко перенимают все лучшее. Не выкинули ли они тот же фортель, что наша советская морская авиация при помощи Аэрофлота? И не лежит ли на дне Татарского пролива возле острова Монерон эРСи-135, а не Боинг?

(с) Александр Шипицын

Дорогие, авиабратаны и аэросестренки!


Рад сообщить вам, что в издательстве электронной книги Дельта-Инфо проклюнулась и увидела свет моя новая книга «Авиасборник» http://delta-info.net/index.php/-1/672. Снес я это яйцо давно и носился с ним дожидаясь, когда эта птичка там внутри созреет. Подкармливал я ее тем, что застряло в моей памяти, начиная с первого дня поступления в училище и редкими зернышками, подобранными на авиационных сайтах.
Полностью отвечая за базар, могу вас заверить, что с прочтением этой книги в вашем доме резко возрастет расход кипятка, а потолки сильно промокнут ибо тут собран лучший авиационный юмор, начиная с братьев Райт и самолета Можайского, по наши дни. Вы возразите: что ж смешного в бородатых анекдотах и байках времен Нестерова? Я тоже так думал. Но оказалось, то, что знают пвошники, не знают штурмовики, а что знают морлеты, не слышали вертолетчики. То есть я уверен, что вы не единожды наткнетесь на перлы, которые вызовут неудержимые раскаты вашего истинно авиационного смеха, заглушающего звуки форсажа «Бигфайера» на взлете с полным весом. А уж вспомнить лучшие моменты нашей авиационной жизни всегда приятно.
Я, почему так назойливо вкручиваю вам про эту книгу. Называть ее своей я могу не более чем на 20 процентов. Да, я внес свой посильный вклад в сокровищницу авиационного юмора. Но опять же, моя заслуга лишь в том, что я добросовестно записал все, что слышал в кандейках и курилках во время ожидания очередного вылета. А уж как наша братия может травить, не мне вам рассказывать. Так что книга эта – ваша, а я вроде как бы при ней состою, где пыль смахну, а где и добавлю чего.
Будет несправедливо, если все наши хохмы, истории и прибаутки уйдут вместе с нами. Мы же сохранили то, что пилоты «Фарманов» и «Ишачков» рассказали нам. Авиация сейчас несколько другая. И по качеству и по количеству. Молодежь все больше занята добыванием средств к существованию и мне кажется, на современных аэродромах уже нет той бесшабашно-безбашенной атмосферы. Короче, как бы там ни было, вот перед вами сборник авиационного юмора. Откройте и убедитесь, что мы и наши крылатые предки ценили острое словцо и знали толк в юморе.
Тут есть один деликатный момент. Наша авиация зародилась в недрах РККА − рабоче-крестьянской Красной армии. Ну, а уж коли армия была рабоче-крестьянской, то и язык у нее в ходу был тоже рабоче-крестьянский. Вспомните хотя бы впечатления тамбовского крестьянина об авиационном параде в Тушино. Кто не знает, напишите мне, я расскажу. А то даже мне неудобно эти впечатления повторять, где представлено только одно слово на букву «ху» в разных вариациях.
Тогда никто и предположить не мог, что этот язык когда-нибудь достигнет очаровательных ушек, украшенных брюликами и жемчугом. И как-то так получилось, что из некоторых песен слов не выкинуть без того чтобы песня не стала фальшиво звучать. Уж я и так и сяк выкорчевывал эти исконно народные слова. Но во многих случаях выкорчевать не получилось. Я их стыдливо и целомудренно прикрыл многоточиями. Получилось, как у того пьяницы, который припудрил свой красный, размером с картошку, нос, а мешки под глазами с фиолетовыми прожилками оставил как есть. Но вот какое дело, и вы в этом можете сами убедиться. Мат в авиационном фольклоре имеет такой же безобидный вид, как и высказывание вашего малолетнего отпрыска, сообщающего, что у них в детском саду некий Васька «показывал свои глупости». У тех читателей кого подобные выражения оскорбляют, заранее прошу прощения.
Что же вошло в наш «Авиасборник»? Это прежде всего авиационный сленговый словарь, состоящий из 2100 слов, выражений и аббревиатур. Моя семья не раз думала, что дед спрыгнул с ума, так я смеялся, когда натыкался на очередной перл, который включал в свой Словарь. Затем идут песни, которые мы поем приземлившись за столом. Следом появляются стишки и прибаутки. Ими мы не раз поднимали настроение на аэродромах и в классах подготовки к полетам. Вспомним мудрые мысли, которыми щедро делились наши наставники-инструктора, затем веселые авиамелочи и строки из летных характеристик. А уж, если в песне поется, что «…и трижды плюнем через левое плечо», как обойтись без сборника авиационных примет и суеверий? Затем идет глава «Розыгрыши». Мы-то знаем, что авиация держится на заклепках и под…бках. И большую часть книги составляют авиационные анекдоты и байки.
Байки про случаи в полете и на земле, про замполитов и известных авианачальников, авиационную медицину и летную столовую, технарей и тех тупорылых, которые пытались наводить в авиации порядок. Отдельная глава содержит байки и истории из жизни гражданской авиации. Как не крути – все же родная кровь. И, конечно о том, что происходит в забугорной авиации и с нашими летунами, когда они попадают за границу.
С трепетом и надеждой предлагаю вашему вниманию «Авиасборник». С трепетом, ибо затаив дыхание жду суждений асов воздуха и асов пера. И в надежде, что авиаторы с радостью вспомнят годы своей службы, а кто не служил полюбят ее, и с еще большим уважением будут относиться к отдавшим свои лучшие годы Её величеству Авиации.
Авиационного здоровья и удачи всем кто прочтет эти страницы!

Александр Шипицын

ЛЕТУЧИЕ ГОЛЛАНДЦЫ

Полет на ночной «радиус». Это когда продолжительность полета на Ту-142 больше двенадцати часов и в основном в ночное время. Летим мы парой и возвращаемся из Тихого океана. Время около пяти утра, самый разгар «собачьей вахты».
Полет протекает настолько спокойно, что даже противно. Я − штурман ведущего. Все запланированные на полет задания выполнены. Теперь сижу и выдерживание линии пути контролирую. Проложил на карте эту самую линию на десять минут вперед и жду, когда эти десять минут пройдут. А они тянутся и тянутся, как лапша в китайском супе.
В экипаже тишина необычайная. Уж не помню, когда КОУ и радист о самочувствии докладывали. Ну и ладно, пусть парни поспят. И ведомый молчит. Все ему, наконец-то, стало понятно. Еще бы − девятый час полета. А когда туда летели – замучил, с внешней связи не слезал, каждый градус, каждый метр со мной согласовывал. Сейчас умаялся – молчит.
Настроил я радиокомпас на веерный маяк Шумшу. Посчитал точки и тире. Проложил от не фиг делать получившуюся линию положения. И она показывает, что мы на линии заданного пути. Пострекотать что-ли секстантом на Пояс Ориона или Денеб Лебедя? Так это надо секстант доставать, потом в ТВА и ТВАЗ* лезть. А ну его. Вот, кстати, скоро Курилы должны в локаторе появиться. Поглядеть, что ли?
Перед тем как припасть лицом к «трубе» посмотрел на часы. Четыре пятьдесят. Смотрю на экран и кроме развертки и масштабных колец ничего не вижу. И они почему-то пропали. Э! Куда развертка делась? Я подскакиваю и смотрю на часы. Пять ноль две. Заглядываю опять в «трубу». Все на месте и, даже, тоненькая цепочка Курил на удалении 300-350 километров появилась.
Это что же выходит? Выходит, что я двенадцать минут спал! Ужас! Кошмар! А как остальные члены экипажа?
− Командир. Командир, − негромко говорю в СПУ, − команди-и-ир!
После пятого или шестого призыва слышу заспанный голос командира:
− На связи, штурман. Что случилось?
− Да, ничего. Глянь сюда.
Я отдергиваю шторку и смотрю на командира. Он смотрит на меня. Складываю ладошки и подкладываю их под щеку. Это вопрос: «Ты, спал?». Чтобы на магнитофоне не записалось. Он смущенно кивает. Я большим пальцем показываю вправо: «А правак?».
− Можешь не сомневаться, − подтверждает он мои подозрения голосом по СПУ.
− Ну, про остальных и не спрашиваю − то же самое. Надо растолкать, − предлагаю я. − Хорошо бы ведомого на связь вызвать. Как они там?
− Пятьсот тридцать второй! Пятьсот тридцать второй, ответь пятьсот тридцать первому, – тут же выходит командир на связь с ведомым. – Как слышишь, пятьсот тридцать второй?
Как и в случае с командиром, ведомый ответил на шестой или седьмой запрос.
− На связи, пятьсот тридцать второй, − и голос такой, как будто он в пижаме, а не комбинезоне летит.
− Доложи обстановку в экипаже.
− А! Сейчас, − и он ушел со связи минут на пять.
Мой командир принялся тормошить экипаж:
− Правый летчик, правый летчик. Отключи автопилот и возьми управление. Второй штурман, борттехник… Экипаж доложить о самочувствии.
Слышу, завозились. Неохотно, но докладывают, как им хорошо. А я настроил радиокомпас на знакомую японскую средневолновую станцию. Там всегда лихую, современную музыку передавали. Вот и сейчас они такой рок отбацали, что укушенного мухой цеце из могилы поднимут. Нажал на кнопку «циркулярный вызов».
− Экипаж, внимание! Штурман приглашает всех поочередно перейти на вторую сеть и в режиме «РК» послушать позывные, – это я им зашифровано предлагаю музыку послушать и приободриться.
Смотрю, второй и третий штурманы задергались в такт с музыкой. Бортач и оператор СБД тоже. Третий штурман кипятильник включил, кофе готовит. КОУ радисту рассказывает, как на рыбалку ходил. Вобщем задвигались и проснулись. Дымом потянуло. Это командир, вопреки всем запретам, закурил. Значит и мне можно. Только проверил, надежно ли затянут вентиль «Кислород». Думаю, что и в ведомом экипаже такие же изменения происходят. Тем более, что он как раз доложил:
− Пятьсот тридцать второй. На борту − порядок.
А то просто подумать страшно. Два экипажа огромных машин, восемнадцать человек и все, до единого двенадцать минут спали. Точно − Летучие голландцы.
ТВА и ТВАЗ* – таблицы высот и азимутов светил и таблицы высот и азимутов звезд, применяются для определения астрономических линий положения по светилам и звездам.
(с) Александр Шипицын

ПАНТАЛОН – ПАНТАЛОН


Пригласили нас турецкие друзья их производство посмотреть. Может, купим у них чего-нибудь. Возил нас господин Эльчин-азербайджанец, турецкий бизнесмен.
Выезжаем с очередного предприятия. Дело ближе к обеду. Турки очень гостеприимные хозяева. Тщательно ресторан выбирают. Если гостю рыбки хочется, то в рыбный ресторан, а если мясца пожевать – в мясной. Редко смешивают. И то только там, где нашего брата навалом.
И надо же с Семеном, технарем нашим, беда приключилась. Вылезал он из машины, неловко ноги растянул. А штаны у него, на …., на,… в общем, сзади, треснули по шву. Как спелый арбуз. Даже трусы красного цвета с черными якорьками вылезли.
– Сеня, – шепчу, – беда, Сеня! Штаны у тебя… того, по шву лопнули.
– Будет вам шутить, – а сам, как рак, красный, – не может этого быть!
И рукой полез, проверяет.
– Чего не может? Да у тебя якорьки все наружи, будто швартоваться собрался. И фон красный.
– Что же делать?
– Так. Не переживай! Я сейчас, деликатно, с Эльчином поговорю. Он поможет.
– Господин Эльчин-бей, – начал я, – у нас маленькая неприятность. У Семена штаны сзади по шву лопнули. Он переживает и стесняется. Нельзя ли тихо и незаметно его в какую-нибудь комнатку посадить. Дать ему иголку с черной ниткой. Он последствия аварии сам ликвидирует. Только, прошу вас …, стесняется очень. Конфуз международный, можно сказать.
– Хорошо-хорошо. Все сделаю, как надо. Не переживайте. Вы по-турецки говорите? – Нет. Только «мераба» и «гюле-гюле» (здравствуй и до свидания) знаем. А зачем?
– Нет, это я просто так спросил.
Подъехали к офису. Сеня куртку свою как можно ниже за полы потянул. Меленькими шашками, как начинающая гейша, семенит, чтобы прореха шире не стала. И быстренько в дверь – шасть. Зашли, поздоровались. На низенький диванчик уселись.
Господин Эльчин нас хозяину кабинета представил. Слышу, господин Эльчин о беде нашей рассказывает:
– Руси мюхендис панталон йыртылмак.
Не надо быть большим полиглотом, чтобы понять, о чем речь идет. Хозяин кнопку на селекторе нажал и секретарше что-то сказал и раз пять «панталон-панталон» повторил. А сам с большим интересом на инженера моего смотрит и улыбку с большим трудом давит. Слышу, на балкон кто-то вышел, и на всю улицу кричит:
– Ла-бла-бла-бла! Руси мюхендис…бла-бла-бла панталон… бла бла ых-хи-хи-хи панталон бла-бла!
В ответ:
– Йа-ха-ха-ха! Панталон…ха-ах-ха-ха! Бла-бла-бла – панталон!
– Господин Эльчин! Я же просил вас …не надо на всю улицу про штаны-то.
– Нет-нет! Это не то, что вы думаете. Они свои дела обсуждают. Вы просто не понимаете, о чем они говорят.
И к хозяину – бур-бур-бур. Тот селектор нажал и опять: Панталон-панталон…мюхендис (инженер, это я после узнал) – панталон!
Появляется тетушка в синем халате и скромном платочке. В руке иголка с ниткой и сразу к Сениной заднице:
– Панталон… бла-бла-бла- панталон.
– Нет-нет, – говорю, – он сам.
Эльчин перевел. Тетушка губы поджала и с иголкой к выходу. Господин Эльчин ей вслед:
– Бла-бла-бла, панталон, бла-бла.
Через минуту она назад возвращается и несет в руках штаны какие-то. Дает Сене и показывает, чтобы переодевался. Я опять к Эльчину:
– А нельзя чтобы он где-то в комнатке переоделся?
– К сожалению, здесь только кабинет и общий зал.
Я завел страдальца за кресло и прикрыл собой. Тетушка и не думает выходить. Наконец Сеня свои штаны снял, принесенные натянул. Тетушке его брюки отдали. Он из-за кресла вышел, тут и я не удержался – штаны ему, чуть ниже колен достают.
Минут десять в кабинете висела неловкая тишина и из общего зала доносились взрывы смеха, прерываемые выкриками в которых доминировали знакомые нам слова: «панталон» и «мюхендис».
Штаны Семену зашили на совесть. Расставаясь, я сказал Эльчину:
– Слово «панталон» скорее всего французского происхождения и в русском языке по значению близко к турецкому.
– Что вы говорите!? – зарделся господин Эльчин, – а я думал, что это чисто турецкое слово. Извините, пожалуйста. Я не так хорошо знаю русский язык.
– И еще один вопрос. Что означает слово «йыртылмак»?
– Порвал, – тихо ответил Эльчин и покраснел ярче, чем Семен вначале.
Ничего, скоро он к нам на завод приедет. Обязательно мимо Шариковой будки проведу. Тот у нас уже не одни штаны порвал.
(с) Александр Шипицын

Коршун на меня глядит

Угнали три военных строителя «Москвич» у одного офицера, прямо из гаража.
Следствие показало. Они вскрыли семь гаражей и из восьмого угнали машину. Выезжая из городка, налетели на бордюр, срезали поддон картера, все масло на дорогу. Москвич без масла пробежал еще 28 километров и только тогда двигатель стал. Они были вынуждены бросить машину и сдаться властям.
На допросе один джигит показал:
− Открываем адын гараж − Жигули. Бэнзин нэт. Зачэм «Жигули» бэз бэнзин? Открываем другой гараж − «Волга» стоит. Аккумулатор нэт. Зачэм «Волга» бэз аккумулатор? Искал-искал, нашел «Масквыч» − бэнзин ест, аккумулатор ест, все ест. Сел, ехал-ехал. Стал машина. Открываю капот, а там коршун на меня адын глаз глядит.
− Кто, кто глядит? − переспрашивает следователь.
− Коршун, коршун на меня адын глаз глядит.
− Какой коршун? Откуда там коршун взялся?
− Ну, коршун, который рр-р-р-р-р-р, делает.
Бился следователь с ним два часа, пока выяснил. Коршун − это поршень, который из-за отсутствия масла пробил рубашку двигателя и наружу вылез.
(с) Александр Шипицын