>>А мне что-то кажется, что оспины - это вырванные заклёпки.
Не, это не заклепки. Вот на этом фото можно посмотреть как те и другие выглядят.
Как видите, заклепки идут рядами, и большая их часть осталась на месте, а оспины разбросаны хаотически (на фрагменте, который лежит сразу за конусом подвесного бака).
>>Была-бы шарапнель, были-бы ещё и глубокие прямые царапины, от срикошетивших шариков...
У БЧ Б-88 не шарики, а ромбовидные ПЭ. На скорости до 2 км в секунду они не будут рикошетировать, а войдут в дюраль как нож в масло.
>>Да и действительно, полыхнуло-бы: там и топливо, горячее масло, провода, Возможно, стреляли по самолёту ещё и тогда, когда он уже падал.
Возможно, но кто именно? Пауэрс говорит только об одной ракете (сзади-ниже-правее). И он оставался с самолетом до высоты 5000 футов, мы это точно знаем, потому что на эту высоту у него был настроен автомат раскрытия парашюта. Если мы предположим, что двигатель вывалился во время переворота самолета через крыло, и дальше падал самостоятельно, то попасть ракетой в такую небольшую и падающую вертикально цель крайне маловероятно. Собственно говоря, пикирование - самый эффективный противоракетный маневр против С-75. Но даже если мы допустим что это возможно, то откуда взялась эта вторая ракета?
Это не Новиков - его ракета могла быть только первой, но не второй. И тогда обломки упали бы рядом с его зоной поражения.
Это и не Воронов, потому что он стрелял по цели, которая оставалась еще целой, и кроме того ответчик на его ракете продолжал работать, так что он вряд ли вообще в кого-то попал.
Это и не Шелудько, потому что фюзеляж упал далеко за пределами его зоны поражения.
Шугаева мы уже отбросили, потому что он открыл огонь в 9:20, когда Пауэрс был уже на земле и его уже собирались насаживать на вилы.
>>А если это так, это уже залёт для зенитчиков. Вот все зрдн и открещиваются от неопознанного окурка, что нашли рядом с хвостом.
У зенитчиков никто не спрашивал, чей это "окурок".
>>По поводу парашюта. Пауэрс видел в небе парашют, уже после своего приземления. Что это было? Единственное, что приходит на ум, что от U-2 отделился модуль с блоками разведывательной аппаратуры, аэрофотокамерами и отснятой плёнкой.
Фотокамера осталась с фюзеляжем, о чем нам говорят люди, которые ее нашли и парашютам она не была оснащена, не будешь же ее противнику сбрасывать вместе с отснятой пленкой? Между прочим Пауэрс несколько раз пытается на этот второй парашют обратить внимание тех, кто его интервьюирует, но тем почему-то это было неинтересно. В одном месте Келли Джонсон прямо спрашивает у Джима Каннигхема, а откуда это взялся второй парашют на его самолете? И тот как-то уходит от ответа, скорее всего делает жест, естественно, не попавший на магниофонную запись, типа, давайте проедем уже эту тему.
Я не знаю точно, что это было. На самолете был официально только один парашют - у Пауэрса. Катапультой он не пользовался. Тормозного парашюта у него не было, потому что внесто него на самолете Пауэрса стоял гранджер. У меня есть гипотеза, но нечем ее обосновать, кроме косвенных свидетельств:
У Пауэрса мог быть груз, и предназначался он для агентурного обеспечения последующих полетов. Хочется еще раз обратить ваше внимание на то, что Пауэрс шел точно по радиомаякам, и это были не передачи местных радиостанций, а то, что они называют
omnidirectional radio beacons. Они на карте Пауэрса и были обозначены. Если есть интерес - я две карты с ними покажу здесь. И каждый из них работал на определенной частоте, с определенным позывным, чтобы их было ни с чем другим не спутать. Такие маяки - технически сложная вещь, их из радиодеталей, доступных в 1960 простым советским радиолюбителям, не собрать. Везти их через границу малореально. С диппочтой? А потом что с ними делать? Выдавать под расписку агентам на пороге американского посольства? Не забудьте, это 1960 год, США и СССР в шаге от войны, все под жесточайшим наблюдением. Кроме того, таких радиомаяков нужно довольно много, для сверхдальнего маршрута Пауэрса - не меньше 15-20. Так что я думаю, вот этот вот груз радиомаяков, ну и всего прочего, что агентам было необходимо, он и должен был сбросить в условленном месте, в каких-нибудь лесах. На контейнере, наверное, был и радиомаяк, чтобы агенты могли этот груз найти. Судя по высоте, на которой находился груз, когда его увидел Пауэрс с земли, он отделился от самолета еще до того, как U-2 развалился на части. Вот откуда и странный интерес Шелепина к этому аспекту. Вопрос, как U-2 умудряется часами летfть на высоте 22 км его не заинтересовал, а вот вопрос как и с кем Пауэрс связывался по радио во время своего полета - очень даже. Между прочем, это может быть обяснением того, что самолет находился на высоте 64 000 когда по нему открыли огонь, если он был перегружен, то ни на какие 70 000 футов через 2.5 часа после взлета ему не подняться - горючее кончиться раньше, чем он доберется до границы, и тогда уж точно вил не избежать.
Так что тут у обоих сторон были свои причины не показывать интереса к этому второму парашюту. Американцы, естественно, не собирались никому сообщать , что у них в СССР есть агентурная сеть, которая занимается установкой радиомаяков для полетов U-2, ведь эта сеть после уничтожения U-2 осталась в целости и сохранности, и в любом случае пригодится. Хрущев тоже никому не хотел об этой сети сообщать: граница (теоретически) на замке, а на самом деле в это время в лесах, рядом со стратегическими объектами, бродят американские агенты с радиомаяками? Кстати, в одном из донесений сказано, что "поиски второго пилота" продолжаются, то есть первоначально они полагали что пилотов было двое (и второй парашют был тоже красно-белым). Я уверен, что этот парашют нашли достаточно быстро, это же не клочки карты, и не доллар, в котором находилась легендарная булавка с ядом, но вместе с парашютом был найден явно не второй пилот, которого быть не могло, а именно то, что и заставило Шелепина задавать вопросы о тех, с кем Пауэрс связывался по радио по время полета. Пауэрс, впрочем, тут сам виноват в том, что эта тема оказалась центральной: он не стал прямо говорить что ни с кем контакт не поддерживал, а отвечал уклончиво, потому что, как он потом объяснял, опасался что если он признается, что никаких радиопереговоров не было, это будет означать, что никто о его судьбе не знает, будут считать что он погиб, его "сильно обезображенный труп" похоронят, а с ним самим не будут церемониться, выжмут все что можно, а потом спрячут где-то до конца его жизни, вдруг понадобится для "добровольно-принудительных консультаций", или, в крайнем случае, для того же самого обмена.