Pilotiaga
Старожил
Ничего.., и так здорово..! Спасибо.., увидел молодого Смирного..! Красавец - мужчина!
Морская авиация есть и будет! - IX
Модератор темы:
ВВВ
Pilotiaga
Старожил
Какое не однозначное и противоречивое заявление (в принципе.., если оторвано от смысла)...
Прокопыч
Старожил
ПИТОНУ СПАСИБО!!!!! В аэропорту был газетный киоск,покупали там газеты"ФУТБОЛ" и "НЕДЕЛЮ" по БЛАТУ.потом туда стали завозить и книги,закупил в смутные времена хорошую серию"Зарубежный криминальный роман". И как-то с утра зашел и увидел эту книгу "Боевые самолеты",просмотрел и купил,пришел на РАБОТУ(а я уже был гражданским) с этой книгой и после просмотра этой книги техники нашей АЭ скупили к обеду все экземпляры этой книги.Продавец на следующий день привезла из города остатки и тоже все было скуплено.Книга хороша для познования,есть некоторые шероховатости,знакомые авиаторам, но так написана хорошо.Читать тут:
Боевые самолеты - Андреев И.А. - 1992
djvu.online
27sbs
Местный
Добрый день уважаемый тёзка! Действительно, некая доля иронии в моём противоречивом заявлении есть. Просто он не устоял перед соблазном представить себя одним из создателей и разработчиков истребителей. Создатели и разработчики работают не в министерстве, а в НИИ и ОКБ. Но в самолётном главке он курировал и в некотором роде координировал работы по истребителям. Делал это очень хорошо. Наверное и книги пишет хорошо. Вся информация по нашим делам у него конечно была.
Где ты увидел красавца мужщину. Фото явно служебное. Я Володе Присяжнюку сказал - " Я единственный в этой книге не в костюме, а в свитере.
Чувствую происки моих недругов"... Зато это был шикарный и теплый модный свитер...Бегаю вокруг Бурана. На мне синие джинсы, свитер, на свитер одевал демисезонную лётную куртку. На голове под ушанкой гарнитура. Мороз за 25 по Цельсию. Идёт процесс закачки жидкого азота
в грузовой отсек нашего БТС-002. Несчастные бедные конструктора, вдребадан замёрзшие в своих пальтишках, руководят процессом азотирования. По сравнению с ними может я и выглядел красавцем?
Спасибо за внимание тёзка.
kuv56
Сафоновец
Спасибо, за подсказку.Читать тут:
Боевые самолеты - Андреев И.А. - 1992
djvu.online
Уже заказал на OZON!
Донской
XХXL
питон
Старожил
Прокопыч
Старожил
Юрий Викторович. Пожелаю УДАЧИ В ПОКУПКЕ ЭТОЙ КНИГИ!!! Но.....издание 1992 год, правда для года 1992 количество приличное тираж--50.000 экземпляров. Вдруг повезёт,УДАЧИ!!!!Спасибо, за подсказку.
27sbs
Местный
Для Анатолия Ильича (Баштык)
Тема. Поляра самолета
Напомню, что при проектировании самолёта нужен единый метод сравнения характеристик различных вариантов. Причём быстро, не дожидаясь трубных продувок.
Очень удобным инструментом для этого является поляра самолёта ( в переводе на русский - График зависимости коэфициента подъёмной силы Су от коэфициента
сопротивления Сх.
В мои времена для этого использовали классическое уравнение параболической параболы Сх= Cxо + А*Cy*Cy. Где:
Су - коэфициент подъёмной силы.
Схо - коэфициент лобового опротивления при Су=0.
А=1: (3,14*L* 0,06) - коэфициент индуктивного вихревого сопротивления с эллиптическим распределением подъёмной силы вдоль размаха крыла.
Cxj=А* (Cy*Cy) . L= квадрат размаха крыла делим на площадь крыла. Это удлинение крыла
е - коэфициент Освальда учитывающий нелинейность распределения подъёмной силы. Практические значения коэфициента Освальда лежат в пределах от 0.6 до 0.9.
Пример. Самолёт Миг-17 Gрасч=5340кг. Lкрыла= 9,628 метра. S крыла=22,6 квадратных метра. Lудлинение крыла= (9,628*9,628) : 22,6=4, 102.
Коэфициент Освальда = 0,6. A= 1: (3,14*4,102*0,6)= 0,129397 + 0,129397*0,129397- поляра. Уравнение поляры Сх= 0, 129397 + 0, 129397*A*A .
Рассчитываем Су=1,5 Cx=0,420540 Kаэро=3,566843 Су=1,25 Каэро= 3,155340 Су=1 Каэро= 3, 864077 Cy=0,75 Kаэро=3,70951 Cy=0,5 Kаэро=3,091266
Cy=0,25 Kаэро=1,813
Ваш преподаватель сказал -"...аэродинамика слишком многогранная и объёмная..." Полностью с ним согласен. Но для рассуждений о настройке системы оптимального управления, аэродинамическими крылышками и механизацией, сказанного выше нам хватит. Основная сложность в том, как математические образы
поляры превратить в конкретную геометрическую объёмную модель и добиться совмещения с реальной продувочной полярой.
Благодарю за вопросы.
Тема. Поляра самолета
Напомню, что при проектировании самолёта нужен единый метод сравнения характеристик различных вариантов. Причём быстро, не дожидаясь трубных продувок.
Очень удобным инструментом для этого является поляра самолёта ( в переводе на русский - График зависимости коэфициента подъёмной силы Су от коэфициента
сопротивления Сх.
В мои времена для этого использовали классическое уравнение параболической параболы Сх= Cxо + А*Cy*Cy. Где:
Су - коэфициент подъёмной силы.
Схо - коэфициент лобового опротивления при Су=0.
А=1: (3,14*L* 0,06) - коэфициент индуктивного вихревого сопротивления с эллиптическим распределением подъёмной силы вдоль размаха крыла.
Cxj=А* (Cy*Cy) . L= квадрат размаха крыла делим на площадь крыла. Это удлинение крыла
е - коэфициент Освальда учитывающий нелинейность распределения подъёмной силы. Практические значения коэфициента Освальда лежат в пределах от 0.6 до 0.9.
Пример. Самолёт Миг-17 Gрасч=5340кг. Lкрыла= 9,628 метра. S крыла=22,6 квадратных метра. Lудлинение крыла= (9,628*9,628) : 22,6=4, 102.
Коэфициент Освальда = 0,6. A= 1: (3,14*4,102*0,6)= 0,129397 + 0,129397*0,129397- поляра. Уравнение поляры Сх= 0, 129397 + 0, 129397*A*A .
Рассчитываем Су=1,5 Cx=0,420540 Kаэро=3,566843 Су=1,25 Каэро= 3,155340 Су=1 Каэро= 3, 864077 Cy=0,75 Kаэро=3,70951 Cy=0,5 Kаэро=3,091266
Cy=0,25 Kаэро=1,813
Ваш преподаватель сказал -"...аэродинамика слишком многогранная и объёмная..." Полностью с ним согласен. Но для рассуждений о настройке системы оптимального управления, аэродинамическими крылышками и механизацией, сказанного выше нам хватит. Основная сложность в том, как математические образы
поляры превратить в конкретную геометрическую объёмную модель и добиться совмещения с реальной продувочной полярой.
Благодарю за вопросы.
питон
Старожил
питон
Старожил
27sbs
Местный
Уважаемые веточники! Широко раскинулась ветка. Доброй ночи всем от Калининграда до Алтая! Доброе утро всем на Камчатке, Колыме и Дальнем Востоке!
В моей деревне тихо, спокойно. На улице плюс 2-4 градуса. На детской площадке снег. Проезжая часть и тротуары темные блестящие и мокрые. Моросит мелкий дождь. Aвтомобили стоят чистенькие. Рядом с домом круглосуточно работающий магазин ДИКСИ. Странно, но самых нетерпеливых тоже не видно. Обычно они
даже ночью умеют нелегально покупать водку. Шумят и громко выясняют отношения. Скоро начнёт громко сигналить одно авто. Через каждые 10-15 минут...
Видимо владелец это делает специально, для уменьшения вероятности угона и днём и ночью. Опять же странно - все молчат...
Сон не приходит. Думаю - Почему никто ни слова про прямую линию? Успел посмотреть только последние полтора часа. Смотрел с интересом.
Сегодня 21.12.2024 Московское время 2:15. Пора уходить в сон. Утром встану и опять забуду число и день недели.
В моей деревне тихо, спокойно. На улице плюс 2-4 градуса. На детской площадке снег. Проезжая часть и тротуары темные блестящие и мокрые. Моросит мелкий дождь. Aвтомобили стоят чистенькие. Рядом с домом круглосуточно работающий магазин ДИКСИ. Странно, но самых нетерпеливых тоже не видно. Обычно они
даже ночью умеют нелегально покупать водку. Шумят и громко выясняют отношения. Скоро начнёт громко сигналить одно авто. Через каждые 10-15 минут...
Видимо владелец это делает специально, для уменьшения вероятности угона и днём и ночью. Опять же странно - все молчат...
Сон не приходит. Думаю - Почему никто ни слова про прямую линию? Успел посмотреть только последние полтора часа. Смотрел с интересом.
Сегодня 21.12.2024 Московское время 2:15. Пора уходить в сон. Утром встану и опять забуду число и день недели.
Воробьев
Старожил
Купил в Москве на Мосаэрошоу-92. Предтеча МАКСов.
Fencer
Старожил
Баштык
военпенс
Мне понравился анекдот, со словами "о доме надо думать, о доме! "
Fencer
Старожил
Sibiryak
Старожил
Морские офицеры-эмигранты расскажут, конечно...
И рассказывали - только прокурор (обвинитель на процессе по сдаче японцам боевых кораблей) их опытом совсем не впечатлился...
...
Из сборника (составленного в 1907 году Е. Дубровским) «Дела о сдаче японцам 1) миноносца «Бедовый» и 2)
эскадры Небогатова" -
…По точному смыслу ст. 354 морского устава, сдача допустима только в тех случаях, когда, не имея
возможности спасти команду и уничтожить корабль, командир вследствие непреодолимых бедствий: течи, пожара или полного истощения средств обороны найдет, что иного выхода, кроме сдачи, нет, и с выводом этим согласятся все офицеры. Отсюда ясно, что корабль неповрежденный, с исправными орудиями и другими средствами обороны ни в каком случае, хотя бы и ради самых гуманных на первый взгляда целей, без боя сдан быть не может.
Так смотрят на этот вопрос и другие законодательства, так разрешается он, конечно, и с точки зрения
военно-морской этики.
Засим возникает вопрос, всякий ли офицер, на корабле находившийся, о сдаче знавший и ей не
противодействовавший, отвечает за сдачу, раз она произошла не при дозволенных законом условиях?
…Командующий флотом или эскадрою, а также и командир корабля сдать эскадру или корабль в буквальном смысле слова не могут, им нужны помощники, исполнители, которым они и отдают соответствующие приказания.
… Морской устав Петра I, как и все творения нашего гениального преобразователя, был прост и ясен. Сомнений у офицеров того времени возникнуть не могло, да и не было. По смыслу артикула 99 этого устава, сдача допускалась, как и теперь, в случае непреодолимых бедствий и невозможности спасти иным путем команду, причем, как и теперь, требовалось на это согласие всех офицеров.
Признавая за сим, в общем, обязательность приказаний начальника, устав допускает, однако, в виде особого
исключения, вмешательство офицеров в действия командира. «Буде же офицеры, матросы и солдаты, - говорит артикул 73, - безо всякой причины допустят командира своего корабль сдать или из боевой линии уйти без законной причины и ему того не отсоветуют или в том его не удержат, тогда офицеры казнены будут смертью, а прочие - с жребия десятый повешены.
Того для, - гласило толкование, - в таком случае противление не токмо допущено, но и повелено таким
образом, что ежели офицеры и рядовые усмотрят, что командир их без законной причины корабль неприятелю отдать хочет, тогда имеют оные, приступя к нему, прекословить и преклонять его к должности; а ежели его от такого намерения уговорить не можно, повинны его арестовать и другого офицера, первого по нем, выбрать и ему команду приказать.
А ежели усмотрят, что и другой к тому же преступлению склонен будет, повинны между собой достойного
выбрать и ему команду вручить, и так всевозможным образом оный корабль боронить должны.
...При императора Петре I морской устав быль и морским уставом в тесном смысле этого слова, и уголовным кодексом, предусматривавшим все преступления. В царствование императора Павла I, в 1797 году был издан новый морской устав, но морской устав Петра Великого, как кодекс уголовный, сохранил свою силу и в
последующие царствования, вплоть до издания в 1851 г. «Свода морских уголовных постановлений», что
наглядно явствует из того, что к случаю сдачи в 1829 г. в войну нашу с турками фрегата «Рафаил» были
применены правила Петровского устава. Наказанию подвергнуты были не только командир этого фрегата
Стройников, но и другие офицеры, в этой сдаче участвовавшие.
...Одновременно с изданием свода морских уголовных постановлений быль особым комитетом под
председательством великого князя Константина Николаевича пересмотрен и морской устав. При этих-то работах золотое правило Петровского устава, в силу условий, о которых я еще скажу, было разменяно на серебро статей устава и свода постановлений.
…Из этого краткого обзора нашего морского законодательства видно, что взгляд законодателя на
ответственность офицеров при сдаче, по существу не изменился, и что некоторая неполнота закона объясняется простым недосмотром.
Я не буду, г.г. судьи, утомлять ваше внимания обзором законодательства иностранных держав и ограничусь
тем, что скажу: в австрийском и итальянском лица, содействовавши сдаче или ей непротиводействовавшие,
несут за это наказание. В австрийском кодексе содержится и поныне правило; подобное артикулу 73
Петровского устава, при трусости коменданта крепости офицеры должны его арестовать. С точки зрения
военно-морской этики, безответственность офицеров совершенно непонятна. Ст. 10 мор. уст. обязывает каждого офицера во всякое время и при всех обстоятельствах вести себя так, чтобы поддерживать честь русского имени и достоинство русского флага. Раз сдача корабля преступление, преступен каждый офицер, принявший в ней участие или ей непротиводействовавший. Я позволю себе напомнить вам слова Наполеона: «Тот, кто капитулируя предписывает сложить оружие, и те, кто повинуются, одинаково изменники и заслуживают наказания». Думаю, что такова точка зрения и современных моряков. Я сошлюсь на адмирала Рожественского, который в показании, данном по настоящему делу, выразился так: «Впоследствии мне стало ясно, что, желая во что бы то ни стало сберечь мою жизнь, беззаветно мужественные офицеры пошли на преступление, караемое смертною казнью, потеряли рассудок и пожертвовали своею воинскою честью». Слова эти бесспорно устанавливают точку зрения адмирала: за сдачу отвечает не только командир, но и другие офицеры. В настоящее время сами обвиняемые сознают свою ошибку и понимают, что не всякое приказание начальника должно быть слепо исполняемо.
Итак, путем толкования закона нельзя не придти к выводу, что за сдачу корабля при известных условиях
должны отвечать не только флагман и командир, но и другие офицеры.
..."Бедовый", будучи настигнуть в Японском морe, близ острова Дажелета, японским миноносцем «Сазанами», без боя спустил пред неприятелем флаг и был отведён в плен.
При производстве по этому делу предварительного следствия выяснилось, что сдача «Бедового» произошла при следующих обстоятельствах.
14 мая 1905 г., около 2 1/2 ч. пополудни, в Цусимском бою эскадренный броненосец «Князь Суворов» вышел из строя и потерял способность управляться. К 5 1/2 часам он весь быль объят пламенем и имел значительный крен на левую сторону. Заметив бедственное положение «Суворова», командир миноносца «Буйный», кап. 2 ран. Коломейцев, подобравший уже на месте гибели броненосца «Ослябя» свыше 200 человек команды, под сильным неприятельским огнем подошел к наветренному борту «Суворова» и принял тяжело раненого адмирала ген.-адъют.
Рожественского и чинов его штаба — капит. 1 ран. Клапье-де-Колонга, кап. 2 ран. Семенова, полковн. корпуса
флотских штурманов Филипповского, лейтенантов: Кржижановского, Леонтьева, мичмана Демчинского и нескольких нижних чинов. Рискуя разбиться на сильной зыби, командир «Буйного» поспешил отвалить и отойти от близкого к гибели «Суворова».
По удостоверению кап. 2 ран. Коломейцева, лейтенанты броненосца Вырубов и Богданов, а также и прапорщик Курсель, имея полную возможность спастись, отказались перейти на миноносец и, будучи верными своему долгу, вместе с другими офицерами и командой «Суворова», как в последствии выяснилось, погибли геройскою смертью.
Получив от снаряда пробоину в носовую часть, миноносец «Буйный» вышел, однако, успешно из сферы
неприятельского огня и через час приблизительно нагнал наш крейсерский отряд. По приказанию флаг-капитана адм. Рожественского кап. 1 ран. Колонга, командир «Буйного» поднял сигнал: «Адмирал передает командование адмиралу Небогатову», и по семафору поручил миноносцу «Безупречный» приблизиться к флагманскому кораблю «Николай I» и поставить в известность адмирала Небогатова о вступлении его в командование всею эскадрою.
На «Буйном» адмиралу Рожественскому и другим раненым была фельдшером Кудиновым оказана первая медицинская помощь. По словам Кудинова, положение адмирала было очень тяжкое. Свидетель предполагал, что адмирал не выживет. На лбу адмирала была большая зияющая, сильно кровоточившая рана; обильно кровоточившая рана была также и под правой его лопаткой, на правом бедре часть мякоти была вырвана, на левой пятке из порванной артерии фонтаном лилась кровь. На вопрос — как вы себя чувствуете, ваше превосходительство? — адмирал спросил: «Как «Суворов»? и прибавил: «Ради Христа передайте им, чтобы не спускали флага». Узнав, что на «Суворове» все сбито и не на чем даже поднять флага, адмирал раздраженно возразил: «Пусть хоть как-нибудь приспособят, хотя бы на весле или на крюке». Во время перевязки адмирал разговаривал с подходившими к нему офицерами и командиром, спрашивал о курсе и говорил, что надо идти во Владивосток.
До сумерек «Буйный» шел вместе с крейсерами: «Дмитрий Донской», «Светлана», «Изумруд» и «Владимир
Мономах», но затем, вследствие повреждений в машине, отстал. Около 3-х часов ночи кап. 2 р. Коломейцев,
решив, что до Владивостока ему не дойти и что миноносцу его грозить серьезная опасность от преследовавшего эскадру неприятеля, спустился в кают-компанию, чтобы посоветоваться с флаг-капитаном о дальнейших действиях. Разбудив капит. 1 р. Колонга, командир «Буйного» предложил, ему идти к японским берегам, высадить там адмирала и взорвать непригодный к плаванию миноносец. Не видя другого выхода, кап. 1 р. Колонг на это согласился, флагманский штурман адмирала Рожественского, полковник Филипповский, лежавший рядом с Колонгом, проснулся и, вмешавшись в разговор, со своей стороны высказал, что для спасения жизни адмирала, в случае встречи с неприятелем, в бой вступать не следует. Флаг-капитан видимо колебался принять это решение, в силу чего кап. 2 р. Коломейцев предложил спросить об этом самого адмирала. По удостоверению Коломейцева, он и Филипповский вошли в каюту адмирала, а Колонг за теснотою остался у дверей. Взяв за руку адмирала, Коломейцев вывел адмирала из состоянья полузабытья, а Филипповский стал доказывать адмиралу необходимость сдачи при встрече с неприятелем. Не взирая на слабость и нервное потрясение, ген.-адъют. Рожественский имел силу ответить, чтобы его присутствовать не стеснялись и действовали так, как будто бы его на миноносце вовсе не было. По выходу из каюты, Филипповский продолжал однако настаивать на правильности своего взгляда о необходимости сдаться ради спасения жизни адмирала.
…Фельдшер Кудинов со своей стороны показал, что до полуночи адмирал был, по видимому, в сознании, а потом бредил и на вопросы не отвечал.
Вскоре после совещания с Коломейцевым, Филипповским и Семеновым флаг-капитан Колонг приказал лейтенанту Вурму достать простыню и передать ее командиру, чтобы поднять ее вместо флага при появлении неприятеля.
Вурм исполнил это приказание, но кап. Коломейцев, отбросив простыню, сказал: «Что за трагикомическое
положение, что я, командир военного судна, повезу своего адмирала в плен: этого никогда не будет».
15 мая на рассвете на горизонте показался крейсер «Дмитрий Донской» и миноносцы «Бедовый» и «Грозный», которые приняли первоначально «Буйного» за неприятеля и изменили курс. Подняв позывные и давая о себе знать по телеграфу, командир «Буйного», видя, что «Дмитрий Донской» и миноносцы приближаются, решил об этом доложить адмиралу. Узнав, что уголь на исходе, что котлы миноносца «Буйный» засолены, а машина повреждена, адмирал пожелал перейти на миноносец «Бедовый», о чем, по приказанию флаг-капитана, было сообщено по семафору и «Бедовому», и «Дмитрию Донскому». В 9-м часу утра к «Буйному» подошел катер с «Дмитрия Донского», на котором адмирал Рожественский и чины его штаба были перевезены на «Бедовый».
Адмирал поздоровался с командой и с командиром, кап. 2-го р. Барановым, и по удостоверению комендора
команды миноносца «Бедовый» Григория Михайленко, исполнявшего обязанности сигнальщика, осведомился — имеется ли на миноносце белый флаг. Прибывший с «Дмитрия Донского» младший врач Туржемеский остался при адмирале и почти все время до самой сдачи находился при нем. Он застал адмирала в сознании, но нашел повреждения его тяжкими, а положите опасным. Адмирал часто впадал в забытье и, видимо, не всегда отдавали себе отчет в окружающем.
Приняв адмирала, миноносец «Бедовый» поднял сигнал: ««Грозному» следовать за мной», - и по семафору
сообщил: «Адмирал Рожественский на миноносце, ранен, большинство штаба тоже, идем во Владивосток, если хватит угля, в противном случае в Посьет, идите так, чтобы ваш дым не попадал на нас». «Грозный» вступил в кильватер «Бедовому» и оба взяли курс на Владивосток. Первоначально «Бедовый» шел под четырьмя котлами, а затем под двумя, делая не более 12 узлов. Распоряжение о прекращении паров в двух котлах удивило команду, но инж.-мех. шт.-кап. Ильютович объяснил, что мера эта обусловлена недостатком угля.
Задолго еще до появления неприятельских миноносцев среди команды прошел слух, что адмирал решил в бой не вступать и при встрече с врагом сдаться. Слух этот был вызван разговорами офицеров, которые присутствием команды, видимо, не стеснялись. По словам машиниста Попова, он сам слыхал, как командир Баранов говорил, что, если миноносец нагонят японцы, «Бедовый» сдастся. Часов около 10-ти вахтенный начальника мичман О’Бриен-де-Ласси приказал сигнальщику Сибиреву приготовить белый флаг из скатерти, взятой в кают-компании.
«Неужели будем сдаваться?» - спросил Сибирев. - «Адмирал приказал приготовить на всякий случай», — ответил О’Бриен-де-Ласси.Около часу, как это установлено выпискою из шканечного журнала миноносца «Грозный», в виду острова Дажелета, на горизонте, несколько слева и позади, показались дымки, о чем тот-час же на «Бедовом» было доложено командиру и флаг-капитану, которые вместе с многими из офицеров поднялись на мостик.
Высказывались разнообразные предположения. Одни говорили, что это наши отставшие суда; другие утверждали, что это японцы. Mногие признавали необходимым увеличить ход и развести пары во всех котлах, другие считали, что лучше выждать. Когда силуэты двух неприятельских миноносцев обрисовались ясно, что было около 3 часов дня, команда «Бедового», без всякого приказа, разошлась по орудиям, и, видимо, ждала боя. Офицеры на мостике о чем-то совещались. Ход увеличили, приказано было поднять пары.
На «Грозном» в это время уже пробили тревогу. «Грозный» приблизился к «Бедовому» и поднял сигнал:
«Нагоняют японские миноносцы, что будем делать?» — «Сколько можете дать ходу?» — спросили с «Бедового». — «22 узла» — ответил «Грозный» и вслед за этим получил приказание идти во Владивосток. Удивленный таким, ничем не оправдывавшимся распоряжением, командир «Грозного», капитан 2-го ранга Андржиевский, семафором спросил: «Почему уходить, а не принять бой?», — на что ответа не последовало. На «Бедовом» в это время мичман О’Бриен-де-Ласси приказал уже сигнальщику Сибиреву пристопорить белый флаг, а командир и флаг-капитан распорядились отогнать команду от орудий. Неприятель был близко. Все офицеры «Бедового» вышли наверх. Последними поднялись на палубу доктор Тржемеский и лейтенант Кржижановский, в каюте оставался один адмирал, который временами только приходил в coзнание. По словам матроса Савича, находясь в кают-компании, он видел, как к адмиралу прошел командир капитан 2-го ранга Баранов и слышал, как тот спросил адмирала: «Прикажете ли, ваше превосходительство, открыть огонь, неприятельские миноносцы приближаются», - на что адмирал, будто бы, ответил: «Огня не нужно открывать, сдадимся в плен, а «Грозному» просемафорить идти во Владивосток».
После первого же неприятельского выстрела в 3 ч. 25 мин. «Бедовый» застопорил машину и, по распоряжению флаг-капитана Колонга, поднял сигнал: «Имею тяжело раненых». Одновременно с этим, по приказанию командира, был спущен кормовой флаг и подняты флаги Красного Креста и белый. Увидев, что «Бедовый» сдается, «Грозный» дал полный ход, и отойдя на значительное расстояние, вступил в бой с погнавшимся за ним миноносцем типа «Kaгеpo» и, по донесению капитана 2-го ранга Андржиевского и записи в шканечном журнале «Грозного», часа через два после начала боя потопил его.
По свидетельству вестового Балахонцева, стоявшего в момент остановки машины неподалеку от капитанской каюты, адмирал, видя, что машину застопорили, сказал: «Пусть дают ход, они нас утопят», на что он, Балахонцев, поспешил доложить, что на миноносце уже подняты белый флаг и флаг Красного Креста. Команда волновалась, порывалась стрелять, наводила даже орудия и роптала, что ей не дают сразиться с равным по силам врагом. Офицеры успокаивали команду, говорили, что отвечать будут они, а флаг-капитан, полковник Филипповский и лейтенант Леонтьев твердили, что жизнь адмирала дороже миноносца. Из числа офицеров сдачею возмущался один лишь шт.-кап. Ильютович, который приказал, было, даже машинному квартирмейстеру Соколову изготовить миноносец к потоплению.
Сделав несколько выстрелов, не причинивших «Бедовому» никакого вреда, японский миноносец, как оказалось, «Сазанами», спустил шлюпку и прислал на «Бедовый» офицера с несколькими вооруженными матросами. Вступив в переговоры с кап. 1-го ранга Колонгом, японский офицер поднял на «Бедовом» флаг Восходящего Солнца.
Адмирал и его штаб остались на «Бедовом», а офицеры с последнего и часть команды были перевезены на
«Сазанами», который взял «Бедового» на буксир. По словам целого ряда нижних чинов, не исключая и боцмана Чуданова, команда негодовала, считая такую сдачу небывалым для Poccии позором.
Во время сдачи погода была ясная и тихая, на горизонте неприятельских судов видно не было. Миноносец
«Бедовый» в бою 14 мая никаких повреждений не получил и был поэтому в полной исправности».
«Я укажу вам, когда зародилась мысль о сдаче, чем она была обусловлена, как осуществлялась и какова вообще была роль каждого из подсудимых!
Не сомневаюсь, гг. судьи, что пересадка с «Суворова» на «Буйный» произвела на вас впечатление бегства, я
не говорю бегства позорного, так как «Суворова» был тогда близок к гибели, но все же бегства. Так
охарактеризовал эту пересадку и адмирал Рожественский. «Суворов» быль весь объять пламенем, имел сильный крен на левую сторону. Чины штаба усиленно призывали «Буйный» на помощь. Капитан 2-го ранга Коломейцев молодецки, на сильной зыби, под огнем неприятеля, подошел к наветренному борту «Суворова» и принял тяжело раненого адмирала. Чины штаба, по близости находившееся, стали переходить тогда на «Буйный». Перешли в числе других лиц флагманский штурман Филипповский и капитан 2-го ранга Семенов, по прежней своей службе также флагманский штурман. Подсудимые, столь заботившиеся, по их словам, о спасении жизни адмирала, не подумали захватить с собою врача, в услугах которого адмирал особенно, конечно, нуждался.
…Я не ставлю указанного обстоятельства в вину обвиняемым, а отмечаю лишь его, как характеризующее
поспешность пересадки и малую заботу о жизни адмирала. На поспешность пересадки указывает и то, что,
покидая «Суворова», чины штаба не уничтожили и не захватили с собой секретной переписки. Будь на
Суворове» не Вырубовы, Богдановы и Курсели, а люди с нестойкою волею подсудимых, переписка эта рисковала попасть в руки неприятеля. Об этом подсудимые, видимо, подумать не успели. Все это и привело меня к заключению, что пересадка чинов штаба на «Буйный» носила характер бегства. Про адмирала я не говорю — он был в бессознательном состоянии.
Возможно, что на первых порах флаг-капитан Колонг и предполагал перейти со штабом на другой боевой
корабль, но от мысли этой он, во всяком случае, вскоре же отказался и предпочел разделить участь раненого адмирала, Я утверждаю, что при желании Колонг мог попасть к Небогатову, так как был же им послан
«Безупречный» к «Николаю I». Задача флаг-капитана по духу морского устава сводится, между тем, к тому,
чтобы, в случае смерти или тяжкого ранения адмирала, ознакомить нового командующего с планами и взглядами прежнего. Такова обязанность каждого начальника штаба. Колонг должен был, поэтому, разыскать Небогатова, но он этого не сделал.
…Из описания Цусимского боя мы знаем, что не только отжившие суда нашей эскадры, но даже и сам адмирал Небогатов не знал долго об участи адмирала Рожественского. Бой вели головные суда. Успеху нашему это, конечно, не содействовало. Вы помните, г.г. судьи, что даже и на следующий день, по встрече с «Донским», Колонг не перешел на него, а предпочел идти с адмиралом во Владивосток, на что он, по моему мнению, никакого права не имел.
Думается мне, что с того момента, как «Бедовый» и «Грозный» оставили подбитого «Донского» и почти
беспомощного «Буйного», мысли флаг-капитана приняли своеобразное течение. В каком положении очутился бы капитан 1-го ранга Колонг, придя во Владивосток? Ему пришлось бы донести Его Величеству, что он с
адмиралом и штабом благополучно прибыл, а где эскадра и какая ее судьба, ему неизвестно.
Непривлекательность такого положения слишком очевидна... Тут в головах Колонга, Филипповского и других и могла зародиться мысль, что попасть в плен было бы не худо, так как из двух предстоявших зол последнее, пожалуй, было меньшее. Вот почему допустимо, что подсудимые шли на сдачу сознательно. Я предвижу, что
защита сошлется на болезненное состояние Колонга. Я своевременно коснусь этого предмета, теперь же
ограничусь замечанием, что люди более тяжело раненые, чем Колонг, - Осипов, Горчаков, Ливен - были
пересажены с «Буйного» на «Донской» и выдержали на нем бой.
…Точную картину всего произошедшего мы могли бы получить только в том случае, если бы подсудимые были в своих объяснениях откровенны. Они, однако, о многом умалчивают…»
«Сколько бы ни толковали вам, г.г. судьи, о забитости наших офицеров, о преследовании всякой личной
инициативы, вы не поддадитесь на эти доводы. Ваш обширный служебный опыт подскажет вам, что дело здесь не в забитости, а в слабом осознании многими офицерами чувства долга, в некоторой умственной лени, если можно так выразиться. Почему люди, ссылающееся теперь на привычку к слепому повиновению воле начальства, в обыденное время далеко неисполнительны и не только смело возражают и спорят с начальством, но бывают даже с ним и дерзки? Почему они исполнительны только там, где это им на руку, выгодно?»
«15-го мая 1905 года произошло событие, в летописях русского флота небывалое. Миноносец «Бедовый»,
настигнутый в Японском море равным по силам врагом, без боя сдался и был отведен вплен. Вам, г.г. судьи,
предстоит высказать по этому поводу свои авторитетное слово. Приговор ваш не только решит участь
подсудимых, но и даст нашему молодому, подрастающему поколению моряков напутственный, руководящий взгляд. Молодые офицеры наши должны твердо знать свои права и обязанности для того, чтобы в трудные и ответственные минуты не колебаться, а поступать, как повелевает долг.
Люди нерешительные, колеблющиеся, не побеждают. В таких руках самые современные суда, все
усовершенствования техники — бессильны. Случайное обстоятельство, нерешительность или предательство одного — действуют тогда подавляюще на инертную массу. Побеждает только сильный духом, твердый в сознании своего долга. Вот почему, гг. судьи, я прошу вас не только вникнуть в мельчайшие детали настоящего дела, но и обсудить те коренные, жизненные для флота вопросы, которые, делом этим выдвинуты на первый план. В настоящее тревожное время, время всякого рода отрицаний и увлечений, воину особенно необходимо стать на твердую почву, чтобы не попасть под тлетворное влияние техлиц, которые требуют гуманности там, где она по существу дела вовсе не терпима. Война сама по себе не гуманна. Задачи ее сводятся к причинению ближним зла. На войне не только жизнь отдельных лиц, но иногда и целых масс приносится в жертву успехам будущего.
Люди живут, сражаются, страдают, гибнут, умирают. Скорбь родных их велика, но горе стране, в которой
погибли не отдельные лица, a воинский дух, традиции прошлого. Такой стране, доколе войны существуют,
грозит серьезная опасность. Соседи, ведь, не дремлют. Традиции и дух команды не звук пустой, и без них
успеха нет. Вот почему проиграно сражение или нет, особого значения не имеет, все можно наверстать — была бы мощь в душе.
В подтверждение высказанного мною взгляда, я мог бы сослаться на целый ряд известнейших авторитетов. Я ограничусь одною ссылкою на императора Наполеона I, военный гений которого всеми достаточно признан. Вот что сказал Наполеон по поводу одного из поражений: «Пусть армия будет разбита, счастье переменчиво, и поражение может быть вознаграждено победой, но если армия постыдно сдалась — это позор для армии, позор для имени француза. Язвы чести не излечиваются, их нравственное действие ужасно. Говорят, что не было другого средства предупредить избиение солдат. Но лучше бы погибли все с оружием в руках, пускай никто бы не вернулся... их смерть была бы славной. За них мы отомстили бы... Солдат найти можно, только честь невозвратима». Со времени императора Наполеона I в военном деле многое, конечно, изменилось, не изменился только основной принцип: побеждает сильный духом, твердый в сознании своего долга.
…Слава геройских подвигов наших моряков в минувшую войну померкла из-за трусости и предательства немногих.
Будущий историк воздаст, однако, должное и наряду с двумя постыдными сдачами внесет в свои скрижали много славных самоотверженных подвигов. Быть побежденным, г.г. судьи, еще не значить быть опозоренным».
возможности спасти команду и уничтожить корабль, командир вследствие непреодолимых бедствий: течи, пожара или полного истощения средств обороны найдет, что иного выхода, кроме сдачи, нет, и с выводом этим согласятся все офицеры. Отсюда ясно, что корабль неповрежденный, с исправными орудиями и другими средствами обороны ни в каком случае, хотя бы и ради самых гуманных на первый взгляда целей, без боя сдан быть не может.
Так смотрят на этот вопрос и другие законодательства, так разрешается он, конечно, и с точки зрения
военно-морской этики.
Засим возникает вопрос, всякий ли офицер, на корабле находившийся, о сдаче знавший и ей не
противодействовавший, отвечает за сдачу, раз она произошла не при дозволенных законом условиях?
…Командующий флотом или эскадрою, а также и командир корабля сдать эскадру или корабль в буквальном смысле слова не могут, им нужны помощники, исполнители, которым они и отдают соответствующие приказания.
… Морской устав Петра I, как и все творения нашего гениального преобразователя, был прост и ясен. Сомнений у офицеров того времени возникнуть не могло, да и не было. По смыслу артикула 99 этого устава, сдача допускалась, как и теперь, в случае непреодолимых бедствий и невозможности спасти иным путем команду, причем, как и теперь, требовалось на это согласие всех офицеров.
Признавая за сим, в общем, обязательность приказаний начальника, устав допускает, однако, в виде особого
исключения, вмешательство офицеров в действия командира. «Буде же офицеры, матросы и солдаты, - говорит артикул 73, - безо всякой причины допустят командира своего корабль сдать или из боевой линии уйти без законной причины и ему того не отсоветуют или в том его не удержат, тогда офицеры казнены будут смертью, а прочие - с жребия десятый повешены.
Того для, - гласило толкование, - в таком случае противление не токмо допущено, но и повелено таким
образом, что ежели офицеры и рядовые усмотрят, что командир их без законной причины корабль неприятелю отдать хочет, тогда имеют оные, приступя к нему, прекословить и преклонять его к должности; а ежели его от такого намерения уговорить не можно, повинны его арестовать и другого офицера, первого по нем, выбрать и ему команду приказать.
А ежели усмотрят, что и другой к тому же преступлению склонен будет, повинны между собой достойного
выбрать и ему команду вручить, и так всевозможным образом оный корабль боронить должны.
...При императора Петре I морской устав быль и морским уставом в тесном смысле этого слова, и уголовным кодексом, предусматривавшим все преступления. В царствование императора Павла I, в 1797 году был издан новый морской устав, но морской устав Петра Великого, как кодекс уголовный, сохранил свою силу и в
последующие царствования, вплоть до издания в 1851 г. «Свода морских уголовных постановлений», что
наглядно явствует из того, что к случаю сдачи в 1829 г. в войну нашу с турками фрегата «Рафаил» были
применены правила Петровского устава. Наказанию подвергнуты были не только командир этого фрегата
Стройников, но и другие офицеры, в этой сдаче участвовавшие.
...Одновременно с изданием свода морских уголовных постановлений быль особым комитетом под
председательством великого князя Константина Николаевича пересмотрен и морской устав. При этих-то работах золотое правило Петровского устава, в силу условий, о которых я еще скажу, было разменяно на серебро статей устава и свода постановлений.
…Из этого краткого обзора нашего морского законодательства видно, что взгляд законодателя на
ответственность офицеров при сдаче, по существу не изменился, и что некоторая неполнота закона объясняется простым недосмотром.
Я не буду, г.г. судьи, утомлять ваше внимания обзором законодательства иностранных держав и ограничусь
тем, что скажу: в австрийском и итальянском лица, содействовавши сдаче или ей непротиводействовавшие,
несут за это наказание. В австрийском кодексе содержится и поныне правило; подобное артикулу 73
Петровского устава, при трусости коменданта крепости офицеры должны его арестовать. С точки зрения
военно-морской этики, безответственность офицеров совершенно непонятна. Ст. 10 мор. уст. обязывает каждого офицера во всякое время и при всех обстоятельствах вести себя так, чтобы поддерживать честь русского имени и достоинство русского флага. Раз сдача корабля преступление, преступен каждый офицер, принявший в ней участие или ей непротиводействовавший. Я позволю себе напомнить вам слова Наполеона: «Тот, кто капитулируя предписывает сложить оружие, и те, кто повинуются, одинаково изменники и заслуживают наказания». Думаю, что такова точка зрения и современных моряков. Я сошлюсь на адмирала Рожественского, который в показании, данном по настоящему делу, выразился так: «Впоследствии мне стало ясно, что, желая во что бы то ни стало сберечь мою жизнь, беззаветно мужественные офицеры пошли на преступление, караемое смертною казнью, потеряли рассудок и пожертвовали своею воинскою честью». Слова эти бесспорно устанавливают точку зрения адмирала: за сдачу отвечает не только командир, но и другие офицеры. В настоящее время сами обвиняемые сознают свою ошибку и понимают, что не всякое приказание начальника должно быть слепо исполняемо.
Итак, путем толкования закона нельзя не придти к выводу, что за сдачу корабля при известных условиях
должны отвечать не только флагман и командир, но и другие офицеры.
..."Бедовый", будучи настигнуть в Японском морe, близ острова Дажелета, японским миноносцем «Сазанами», без боя спустил пред неприятелем флаг и был отведён в плен.
При производстве по этому делу предварительного следствия выяснилось, что сдача «Бедового» произошла при следующих обстоятельствах.
14 мая 1905 г., около 2 1/2 ч. пополудни, в Цусимском бою эскадренный броненосец «Князь Суворов» вышел из строя и потерял способность управляться. К 5 1/2 часам он весь быль объят пламенем и имел значительный крен на левую сторону. Заметив бедственное положение «Суворова», командир миноносца «Буйный», кап. 2 ран. Коломейцев, подобравший уже на месте гибели броненосца «Ослябя» свыше 200 человек команды, под сильным неприятельским огнем подошел к наветренному борту «Суворова» и принял тяжело раненого адмирала ген.-адъют.
Рожественского и чинов его штаба — капит. 1 ран. Клапье-де-Колонга, кап. 2 ран. Семенова, полковн. корпуса
флотских штурманов Филипповского, лейтенантов: Кржижановского, Леонтьева, мичмана Демчинского и нескольких нижних чинов. Рискуя разбиться на сильной зыби, командир «Буйного» поспешил отвалить и отойти от близкого к гибели «Суворова».
По удостоверению кап. 2 ран. Коломейцева, лейтенанты броненосца Вырубов и Богданов, а также и прапорщик Курсель, имея полную возможность спастись, отказались перейти на миноносец и, будучи верными своему долгу, вместе с другими офицерами и командой «Суворова», как в последствии выяснилось, погибли геройскою смертью.
Получив от снаряда пробоину в носовую часть, миноносец «Буйный» вышел, однако, успешно из сферы
неприятельского огня и через час приблизительно нагнал наш крейсерский отряд. По приказанию флаг-капитана адм. Рожественского кап. 1 ран. Колонга, командир «Буйного» поднял сигнал: «Адмирал передает командование адмиралу Небогатову», и по семафору поручил миноносцу «Безупречный» приблизиться к флагманскому кораблю «Николай I» и поставить в известность адмирала Небогатова о вступлении его в командование всею эскадрою.
На «Буйном» адмиралу Рожественскому и другим раненым была фельдшером Кудиновым оказана первая медицинская помощь. По словам Кудинова, положение адмирала было очень тяжкое. Свидетель предполагал, что адмирал не выживет. На лбу адмирала была большая зияющая, сильно кровоточившая рана; обильно кровоточившая рана была также и под правой его лопаткой, на правом бедре часть мякоти была вырвана, на левой пятке из порванной артерии фонтаном лилась кровь. На вопрос — как вы себя чувствуете, ваше превосходительство? — адмирал спросил: «Как «Суворов»? и прибавил: «Ради Христа передайте им, чтобы не спускали флага». Узнав, что на «Суворове» все сбито и не на чем даже поднять флага, адмирал раздраженно возразил: «Пусть хоть как-нибудь приспособят, хотя бы на весле или на крюке». Во время перевязки адмирал разговаривал с подходившими к нему офицерами и командиром, спрашивал о курсе и говорил, что надо идти во Владивосток.
До сумерек «Буйный» шел вместе с крейсерами: «Дмитрий Донской», «Светлана», «Изумруд» и «Владимир
Мономах», но затем, вследствие повреждений в машине, отстал. Около 3-х часов ночи кап. 2 р. Коломейцев,
решив, что до Владивостока ему не дойти и что миноносцу его грозить серьезная опасность от преследовавшего эскадру неприятеля, спустился в кают-компанию, чтобы посоветоваться с флаг-капитаном о дальнейших действиях. Разбудив капит. 1 р. Колонга, командир «Буйного» предложил, ему идти к японским берегам, высадить там адмирала и взорвать непригодный к плаванию миноносец. Не видя другого выхода, кап. 1 р. Колонг на это согласился, флагманский штурман адмирала Рожественского, полковник Филипповский, лежавший рядом с Колонгом, проснулся и, вмешавшись в разговор, со своей стороны высказал, что для спасения жизни адмирала, в случае встречи с неприятелем, в бой вступать не следует. Флаг-капитан видимо колебался принять это решение, в силу чего кап. 2 р. Коломейцев предложил спросить об этом самого адмирала. По удостоверению Коломейцева, он и Филипповский вошли в каюту адмирала, а Колонг за теснотою остался у дверей. Взяв за руку адмирала, Коломейцев вывел адмирала из состоянья полузабытья, а Филипповский стал доказывать адмиралу необходимость сдачи при встрече с неприятелем. Не взирая на слабость и нервное потрясение, ген.-адъют. Рожественский имел силу ответить, чтобы его присутствовать не стеснялись и действовали так, как будто бы его на миноносце вовсе не было. По выходу из каюты, Филипповский продолжал однако настаивать на правильности своего взгляда о необходимости сдаться ради спасения жизни адмирала.
…Фельдшер Кудинов со своей стороны показал, что до полуночи адмирал был, по видимому, в сознании, а потом бредил и на вопросы не отвечал.
Вскоре после совещания с Коломейцевым, Филипповским и Семеновым флаг-капитан Колонг приказал лейтенанту Вурму достать простыню и передать ее командиру, чтобы поднять ее вместо флага при появлении неприятеля.
Вурм исполнил это приказание, но кап. Коломейцев, отбросив простыню, сказал: «Что за трагикомическое
положение, что я, командир военного судна, повезу своего адмирала в плен: этого никогда не будет».
15 мая на рассвете на горизонте показался крейсер «Дмитрий Донской» и миноносцы «Бедовый» и «Грозный», которые приняли первоначально «Буйного» за неприятеля и изменили курс. Подняв позывные и давая о себе знать по телеграфу, командир «Буйного», видя, что «Дмитрий Донской» и миноносцы приближаются, решил об этом доложить адмиралу. Узнав, что уголь на исходе, что котлы миноносца «Буйный» засолены, а машина повреждена, адмирал пожелал перейти на миноносец «Бедовый», о чем, по приказанию флаг-капитана, было сообщено по семафору и «Бедовому», и «Дмитрию Донскому». В 9-м часу утра к «Буйному» подошел катер с «Дмитрия Донского», на котором адмирал Рожественский и чины его штаба были перевезены на «Бедовый».
Адмирал поздоровался с командой и с командиром, кап. 2-го р. Барановым, и по удостоверению комендора
команды миноносца «Бедовый» Григория Михайленко, исполнявшего обязанности сигнальщика, осведомился — имеется ли на миноносце белый флаг. Прибывший с «Дмитрия Донского» младший врач Туржемеский остался при адмирале и почти все время до самой сдачи находился при нем. Он застал адмирала в сознании, но нашел повреждения его тяжкими, а положите опасным. Адмирал часто впадал в забытье и, видимо, не всегда отдавали себе отчет в окружающем.
Приняв адмирала, миноносец «Бедовый» поднял сигнал: ««Грозному» следовать за мной», - и по семафору
сообщил: «Адмирал Рожественский на миноносце, ранен, большинство штаба тоже, идем во Владивосток, если хватит угля, в противном случае в Посьет, идите так, чтобы ваш дым не попадал на нас». «Грозный» вступил в кильватер «Бедовому» и оба взяли курс на Владивосток. Первоначально «Бедовый» шел под четырьмя котлами, а затем под двумя, делая не более 12 узлов. Распоряжение о прекращении паров в двух котлах удивило команду, но инж.-мех. шт.-кап. Ильютович объяснил, что мера эта обусловлена недостатком угля.
Задолго еще до появления неприятельских миноносцев среди команды прошел слух, что адмирал решил в бой не вступать и при встрече с врагом сдаться. Слух этот был вызван разговорами офицеров, которые присутствием команды, видимо, не стеснялись. По словам машиниста Попова, он сам слыхал, как командир Баранов говорил, что, если миноносец нагонят японцы, «Бедовый» сдастся. Часов около 10-ти вахтенный начальника мичман О’Бриен-де-Ласси приказал сигнальщику Сибиреву приготовить белый флаг из скатерти, взятой в кают-компании.
«Неужели будем сдаваться?» - спросил Сибирев. - «Адмирал приказал приготовить на всякий случай», — ответил О’Бриен-де-Ласси.Около часу, как это установлено выпискою из шканечного журнала миноносца «Грозный», в виду острова Дажелета, на горизонте, несколько слева и позади, показались дымки, о чем тот-час же на «Бедовом» было доложено командиру и флаг-капитану, которые вместе с многими из офицеров поднялись на мостик.
Высказывались разнообразные предположения. Одни говорили, что это наши отставшие суда; другие утверждали, что это японцы. Mногие признавали необходимым увеличить ход и развести пары во всех котлах, другие считали, что лучше выждать. Когда силуэты двух неприятельских миноносцев обрисовались ясно, что было около 3 часов дня, команда «Бедового», без всякого приказа, разошлась по орудиям, и, видимо, ждала боя. Офицеры на мостике о чем-то совещались. Ход увеличили, приказано было поднять пары.
На «Грозном» в это время уже пробили тревогу. «Грозный» приблизился к «Бедовому» и поднял сигнал:
«Нагоняют японские миноносцы, что будем делать?» — «Сколько можете дать ходу?» — спросили с «Бедового». — «22 узла» — ответил «Грозный» и вслед за этим получил приказание идти во Владивосток. Удивленный таким, ничем не оправдывавшимся распоряжением, командир «Грозного», капитан 2-го ранга Андржиевский, семафором спросил: «Почему уходить, а не принять бой?», — на что ответа не последовало. На «Бедовом» в это время мичман О’Бриен-де-Ласси приказал уже сигнальщику Сибиреву пристопорить белый флаг, а командир и флаг-капитан распорядились отогнать команду от орудий. Неприятель был близко. Все офицеры «Бедового» вышли наверх. Последними поднялись на палубу доктор Тржемеский и лейтенант Кржижановский, в каюте оставался один адмирал, который временами только приходил в coзнание. По словам матроса Савича, находясь в кают-компании, он видел, как к адмиралу прошел командир капитан 2-го ранга Баранов и слышал, как тот спросил адмирала: «Прикажете ли, ваше превосходительство, открыть огонь, неприятельские миноносцы приближаются», - на что адмирал, будто бы, ответил: «Огня не нужно открывать, сдадимся в плен, а «Грозному» просемафорить идти во Владивосток».
После первого же неприятельского выстрела в 3 ч. 25 мин. «Бедовый» застопорил машину и, по распоряжению флаг-капитана Колонга, поднял сигнал: «Имею тяжело раненых». Одновременно с этим, по приказанию командира, был спущен кормовой флаг и подняты флаги Красного Креста и белый. Увидев, что «Бедовый» сдается, «Грозный» дал полный ход, и отойдя на значительное расстояние, вступил в бой с погнавшимся за ним миноносцем типа «Kaгеpo» и, по донесению капитана 2-го ранга Андржиевского и записи в шканечном журнале «Грозного», часа через два после начала боя потопил его.
По свидетельству вестового Балахонцева, стоявшего в момент остановки машины неподалеку от капитанской каюты, адмирал, видя, что машину застопорили, сказал: «Пусть дают ход, они нас утопят», на что он, Балахонцев, поспешил доложить, что на миноносце уже подняты белый флаг и флаг Красного Креста. Команда волновалась, порывалась стрелять, наводила даже орудия и роптала, что ей не дают сразиться с равным по силам врагом. Офицеры успокаивали команду, говорили, что отвечать будут они, а флаг-капитан, полковник Филипповский и лейтенант Леонтьев твердили, что жизнь адмирала дороже миноносца. Из числа офицеров сдачею возмущался один лишь шт.-кап. Ильютович, который приказал, было, даже машинному квартирмейстеру Соколову изготовить миноносец к потоплению.
Сделав несколько выстрелов, не причинивших «Бедовому» никакого вреда, японский миноносец, как оказалось, «Сазанами», спустил шлюпку и прислал на «Бедовый» офицера с несколькими вооруженными матросами. Вступив в переговоры с кап. 1-го ранга Колонгом, японский офицер поднял на «Бедовом» флаг Восходящего Солнца.
Адмирал и его штаб остались на «Бедовом», а офицеры с последнего и часть команды были перевезены на
«Сазанами», который взял «Бедового» на буксир. По словам целого ряда нижних чинов, не исключая и боцмана Чуданова, команда негодовала, считая такую сдачу небывалым для Poccии позором.
Во время сдачи погода была ясная и тихая, на горизонте неприятельских судов видно не было. Миноносец
«Бедовый» в бою 14 мая никаких повреждений не получил и был поэтому в полной исправности».
«Я укажу вам, когда зародилась мысль о сдаче, чем она была обусловлена, как осуществлялась и какова вообще была роль каждого из подсудимых!
Не сомневаюсь, гг. судьи, что пересадка с «Суворова» на «Буйный» произвела на вас впечатление бегства, я
не говорю бегства позорного, так как «Суворова» был тогда близок к гибели, но все же бегства. Так
охарактеризовал эту пересадку и адмирал Рожественский. «Суворов» быль весь объять пламенем, имел сильный крен на левую сторону. Чины штаба усиленно призывали «Буйный» на помощь. Капитан 2-го ранга Коломейцев молодецки, на сильной зыби, под огнем неприятеля, подошел к наветренному борту «Суворова» и принял тяжело раненого адмирала. Чины штаба, по близости находившееся, стали переходить тогда на «Буйный». Перешли в числе других лиц флагманский штурман Филипповский и капитан 2-го ранга Семенов, по прежней своей службе также флагманский штурман. Подсудимые, столь заботившиеся, по их словам, о спасении жизни адмирала, не подумали захватить с собою врача, в услугах которого адмирал особенно, конечно, нуждался.
…Я не ставлю указанного обстоятельства в вину обвиняемым, а отмечаю лишь его, как характеризующее
поспешность пересадки и малую заботу о жизни адмирала. На поспешность пересадки указывает и то, что,
покидая «Суворова», чины штаба не уничтожили и не захватили с собой секретной переписки. Будь на
Суворове» не Вырубовы, Богдановы и Курсели, а люди с нестойкою волею подсудимых, переписка эта рисковала попасть в руки неприятеля. Об этом подсудимые, видимо, подумать не успели. Все это и привело меня к заключению, что пересадка чинов штаба на «Буйный» носила характер бегства. Про адмирала я не говорю — он был в бессознательном состоянии.
Возможно, что на первых порах флаг-капитан Колонг и предполагал перейти со штабом на другой боевой
корабль, но от мысли этой он, во всяком случае, вскоре же отказался и предпочел разделить участь раненого адмирала, Я утверждаю, что при желании Колонг мог попасть к Небогатову, так как был же им послан
«Безупречный» к «Николаю I». Задача флаг-капитана по духу морского устава сводится, между тем, к тому,
чтобы, в случае смерти или тяжкого ранения адмирала, ознакомить нового командующего с планами и взглядами прежнего. Такова обязанность каждого начальника штаба. Колонг должен был, поэтому, разыскать Небогатова, но он этого не сделал.
…Из описания Цусимского боя мы знаем, что не только отжившие суда нашей эскадры, но даже и сам адмирал Небогатов не знал долго об участи адмирала Рожественского. Бой вели головные суда. Успеху нашему это, конечно, не содействовало. Вы помните, г.г. судьи, что даже и на следующий день, по встрече с «Донским», Колонг не перешел на него, а предпочел идти с адмиралом во Владивосток, на что он, по моему мнению, никакого права не имел.
Думается мне, что с того момента, как «Бедовый» и «Грозный» оставили подбитого «Донского» и почти
беспомощного «Буйного», мысли флаг-капитана приняли своеобразное течение. В каком положении очутился бы капитан 1-го ранга Колонг, придя во Владивосток? Ему пришлось бы донести Его Величеству, что он с
адмиралом и штабом благополучно прибыл, а где эскадра и какая ее судьба, ему неизвестно.
Непривлекательность такого положения слишком очевидна... Тут в головах Колонга, Филипповского и других и могла зародиться мысль, что попасть в плен было бы не худо, так как из двух предстоявших зол последнее, пожалуй, было меньшее. Вот почему допустимо, что подсудимые шли на сдачу сознательно. Я предвижу, что
защита сошлется на болезненное состояние Колонга. Я своевременно коснусь этого предмета, теперь же
ограничусь замечанием, что люди более тяжело раненые, чем Колонг, - Осипов, Горчаков, Ливен - были
пересажены с «Буйного» на «Донской» и выдержали на нем бой.
…Точную картину всего произошедшего мы могли бы получить только в том случае, если бы подсудимые были в своих объяснениях откровенны. Они, однако, о многом умалчивают…»
«Сколько бы ни толковали вам, г.г. судьи, о забитости наших офицеров, о преследовании всякой личной
инициативы, вы не поддадитесь на эти доводы. Ваш обширный служебный опыт подскажет вам, что дело здесь не в забитости, а в слабом осознании многими офицерами чувства долга, в некоторой умственной лени, если можно так выразиться. Почему люди, ссылающееся теперь на привычку к слепому повиновению воле начальства, в обыденное время далеко неисполнительны и не только смело возражают и спорят с начальством, но бывают даже с ним и дерзки? Почему они исполнительны только там, где это им на руку, выгодно?»
«15-го мая 1905 года произошло событие, в летописях русского флота небывалое. Миноносец «Бедовый»,
настигнутый в Японском море равным по силам врагом, без боя сдался и был отведен вплен. Вам, г.г. судьи,
предстоит высказать по этому поводу свои авторитетное слово. Приговор ваш не только решит участь
подсудимых, но и даст нашему молодому, подрастающему поколению моряков напутственный, руководящий взгляд. Молодые офицеры наши должны твердо знать свои права и обязанности для того, чтобы в трудные и ответственные минуты не колебаться, а поступать, как повелевает долг.
Люди нерешительные, колеблющиеся, не побеждают. В таких руках самые современные суда, все
усовершенствования техники — бессильны. Случайное обстоятельство, нерешительность или предательство одного — действуют тогда подавляюще на инертную массу. Побеждает только сильный духом, твердый в сознании своего долга. Вот почему, гг. судьи, я прошу вас не только вникнуть в мельчайшие детали настоящего дела, но и обсудить те коренные, жизненные для флота вопросы, которые, делом этим выдвинуты на первый план. В настоящее тревожное время, время всякого рода отрицаний и увлечений, воину особенно необходимо стать на твердую почву, чтобы не попасть под тлетворное влияние техлиц, которые требуют гуманности там, где она по существу дела вовсе не терпима. Война сама по себе не гуманна. Задачи ее сводятся к причинению ближним зла. На войне не только жизнь отдельных лиц, но иногда и целых масс приносится в жертву успехам будущего.
Люди живут, сражаются, страдают, гибнут, умирают. Скорбь родных их велика, но горе стране, в которой
погибли не отдельные лица, a воинский дух, традиции прошлого. Такой стране, доколе войны существуют,
грозит серьезная опасность. Соседи, ведь, не дремлют. Традиции и дух команды не звук пустой, и без них
успеха нет. Вот почему проиграно сражение или нет, особого значения не имеет, все можно наверстать — была бы мощь в душе.
В подтверждение высказанного мною взгляда, я мог бы сослаться на целый ряд известнейших авторитетов. Я ограничусь одною ссылкою на императора Наполеона I, военный гений которого всеми достаточно признан. Вот что сказал Наполеон по поводу одного из поражений: «Пусть армия будет разбита, счастье переменчиво, и поражение может быть вознаграждено победой, но если армия постыдно сдалась — это позор для армии, позор для имени француза. Язвы чести не излечиваются, их нравственное действие ужасно. Говорят, что не было другого средства предупредить избиение солдат. Но лучше бы погибли все с оружием в руках, пускай никто бы не вернулся... их смерть была бы славной. За них мы отомстили бы... Солдат найти можно, только честь невозвратима». Со времени императора Наполеона I в военном деле многое, конечно, изменилось, не изменился только основной принцип: побеждает сильный духом, твердый в сознании своего долга.
…Слава геройских подвигов наших моряков в минувшую войну померкла из-за трусости и предательства немногих.
Будущий историк воздаст, однако, должное и наряду с двумя постыдными сдачами внесет в свои скрижали много славных самоотверженных подвигов. Быть побежденным, г.г. судьи, еще не значить быть опозоренным».
Из обвинительного заключения -
15-го мая 1905 года, около 10 часов утра, эскадренные броненосцы «Император Николай I, «Орел» и
броненосцы береговой обороны «Генерал-Адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин», будучи настигнуты в Японском море близ Корейского пролива японскою эскадрою, без боя спустили перед неприятелем флаг и были отведены в плен.
При производстве по этому делу предварительного следствия выяснилось, что сдача наших судов произошла при следующих условиях:
14-го мая 1905 г. броненосцы «Император Николай I, «Орел», «Генерал-Адмирал Апраксин»
и «Адмирал Сенявин» участвовали в составе нашей Тихоокеанской эскадры в Цусимском бою. Задавшись, видимо, целью истребить лучшие и сильнейшие наши корабли, неприятель обстреливал главным образом отряды адмиралов Рожественского и Фелькерзама. «Орел» был поэтому в течение многих часов под жесточайшим огнем и получил настолько серьезные повреждения, что командовавший им капитан 2-го ранга Шведе думал было уже испросить у адмирала разрешение на истребление корабля. Броненосец этот, по словам свидетелей, представлял из себя после боя обгорелую груду стали, чугуна и железа. В корпус «Орла» попало до ста снарядов, которыми совершенно разрушило небронированную часть борта, причинило множество пробоин, разбило все гребные суда и сильно повредило артиллерию. В течение дня на «Орле» было убито 2 офицера и 22 нижних чина, ранено 11 офицеров и 64 нижних чина. Броненосец «Николай I» под флагом контр-адмирала Небогатова и командою капитана 1-го ранга Смирнова в бою 14-го мая также пострадал. Он имел несколько пробоин, потерял часть шлюпок и лишился одного 12-ти дюймового орудия. Снарядов на нем оставалось мало. Броненосец «Генерал-Адмирал Апраксин», командиром коего состоял капитан 1-го ранга Лишин, в бою серьезных повреждений не получал и потерял убитыми 2 нижних чинов и ранеными 10. В броненосец «Адмирал Сенявин», по словам командира этого корабля, капитана 1-го ранга Григорьева, ни один неприятельский снаряд не попал, и повреждений и потерь в людях на броненосце этом не было.
…В течение вечера и части ночи суда наши подвергались непрерывным минным атакам. Офицеры и команды были донельзя утомлены и почти не спали. К утру в составе эскадры адмирала Небогатова, шедшей Японским морем на NО, оказались только броненосцы «Император Николай I», «Орел», «Генерал-Адмирал Апраксин», «Адмирал Сенявин» и крейсер «Изумруд». Остальные наши корабли частью погибли, частью же отстали и укрылись в нейтральные порта. На рассвете, на горизонте, несколько слева и позади курса, появились дымки, о которых тотчас же было доложено адмиралу и командирам. Высказывались разнообразные предположения, но большинство утверждало, что это наши отставшие суда. Гул, напоминавший выстрелы, заставил адмирала повернуть своим на выручку. Вскоре выяснилось, однако, что наших судов позади не было. Командир «Изумруда» капитан 2-го ранга Форзен, посланный адмиралом на разведку, доложил, что показавшиеся суда — неприятельские. Повернув на прежний курс и осведомившись сигналом о состоянии артиллерии и повреждениях, адмирал приказал пробить боевую тревогу. Не взирая на ужасы пережитого дня и крайнее утомление, команды наши и офицеры, бывшие накануне очевидцами последовательной гибели лучших наших судов, бодро разошлись по местам и готовились к бою. «Мы покажем себя не так, как артурцы», говорили на «Николае I». Мысли о сдаче никто не допускал.
Часов около 8 утра японские суда обрисовались ясно. Часть неприятельских кораблей, которых собралось до 28, обогнув нашу эскадру, взяла ей на пересечку курса и к 10 часам окружила ее со всех сторон. …
Безвыходность положения стала для всех очевидною. Все ждали приказания, готовые исполнить последний свой долг. Орудия заряжались и наводились.
Роковая мысль о сдаче, однако, зародилась. По словам мичмана Волковицкого, как о том ему говорил в плену лейтенант Степанов, командир «Николая I» Смирнов еще в ночь на 15-е мая просил Степанова убедить адмирала, в случае встречи с врагом, в бой не вступать, а сдаться. Степанов слов этих адмиралу, однако, не передал.
15-го мая, часов около 9-ти утра, капитан 1-го ранга Смирнов высказал флаг-капитану Кроссу, что, по его
мнению, остается сдаться, и просил доложить об этом адмиралу. Кросс прошел в боевую рубку и передал
адмиралу на ухо слова Смирнова. «Ну, это еще посмотрим», сказал адмирал, но через некоторое время
потребовал к себе командира, который, видимо, и убедил адмирала в необходимости сдачи. Сообщив затем чинам штаба о безвыходности положения, адмирал приказал поднять белый флаг и сигнал о сдаче. По настоянию старшего офицера капитана 2-го ранга Ведерникова, адмирал созвал затем офицеров и объявил им о принятом решении.
…Квартирмейстер Туров и матрос Киреев удостоверили, что на совещании этом первым высказался за сдачу
командир. Большинство офицеров, по словам врача Виттенбурга и квартирмейстера Родионова, молчало и только немногие и в том числе мичман Волковицкий и прапорщики IIIaие и Балакшин, стояли за бой или уничтожение броненосца. Длилось совещание недолго. Японцы открыли по флагманскому кораблю огонь и заставили тем разойтись по местам. Сигнал о сдаче, набранный, флаг-капитаном Кроссом и лейтенантом Глазовым, быль поднят еще до созыва офицеров, после первого предварительного совещания адмирала с командиром и чинами штаба.
Открыв огонь, неприятель продолжал сближаться. На выстрелы адмирал приказал не отвечать. Лейтенант
Жаринцев, по возвращении с совещания, распорядился поэтому повернуть орудия в сторону, противоположную неприятелю, а лейтенант Северин приказал сигнальщику Богоненко просемафорить «Орлу», что «Николай I» окружен неприятелем и сдается. Не взирая на поднятый сигнал и белый флаг, японцы не прекращали стрельбы. В течение каких-нибудь 10 минуть броненосец получил до 6-ти пробоин. Адмирал распорядился тогда поднять японский флаг. За флагом этим, по словам матроса Аксютина, побежал лейтенант Хоментовский. Наши стеньговые и кормовой флаги были, по свидетельству кондуктора Гаврилова, спущены ранее, при первом же неприятельском выстреле, весть о сдаче быстро разнеслась по броненосцу и произвела удручающее впечатление. По словам санитара Завеева, вся почти команда негодовала. Нижние чины и офицеры плакали. Многие требовали затопления или взрыва броненосца. Находились на дело это и охотники, но старший офицер капитан 2-го ранга Ведерников, возражавший сначала против сдачи, доказывал, что, раз японский флаг поднят, что-либо предпринимать уже
поздно. Машинист Истров, узнав о сдаче, хотел было открыть кингстоны, но старший инженер-механик Хватов закричал на него и выгнал на верхнюю палубу. Команда, частью по собственному почину, частью же по приказанию офицеров, стала портить и уничтожать судовое имущество, но капитан 2-го ранга Ведерников
воспретил это делать. В машине хотели взорвать цилиндры — старший механик Хватов отставил это
распоряжение, а младшие механики Дмитраш и Бекман запретили машинной команде портить другое имущество.
Командир приказал позвать к себе ревизора мичмана Четверухина и поручил тому раздать офицерам судовые деньги. Адмирал собрал затем команду и обратился к ней с речью, в которой высказал, что он решился на сдачу ради спасения свыше 2000 молодых жизней. По свидетельству матросов Шевченко, Сипайлова, Пестова и Дюка, часть команды была сдачею довольна и одобряла действия адмирала.
…На «Орле» сигнал о сдаче был замечен квартирмейстером Зефировым, который доложил о нем командовавшему броненосцем капитану 2-го ранга Шведе. Последний, видимо, растерялся. Стоявший около него мичман Сакеллари высказался за затопление броненосца, но Шведе, не спросив совета других офицеров, приказал отрепетовать сигнал и поднять белый флаг. Пробили отбой. Весть о сдаче быстро разнеслась по броненосцу и вызвала, по словам младшего судостроителя Костенко, полное смятение. Офицеры и команда стали выбегать наверх. Все почти кричали, что надо топиться, многие переодевались во все чистое, обвязывались поясами и койками, другие заявляли, что топиться и взрываться не будут, а некоторые хотели стрелять и продолжать бой.
Сумятица была всеобщая. Команда металась из стороны в сторону, не зная, что предпринять. Офицеры плакали и отдавали самые противоречивые распоряжения. Капитан 2-го ранга Шведе приказал было изготовить броненосец к затоплению, но затем отказался от этой мысли и, доказывая, что он обязан подчиниться адмиралу, приказал поднять японский флаг. Бегая по палубе, полковник Парфенов кричал также, что японцам все надо сдать в полной исправности. Инженер-механик Русанов, возмущавшейся сдачей и находивший, что ею опозорен флот, запретил затем портить машинное имущество и говорил, что теперь их будут уже поить и кормить японцы.
«Пропало наше дворянство», в отчаянии кричал поручик Румс. «Мы сдались, сдались как испанцы», со слезами на глазах, твердил мичман Карпов, долее других настаивавший на уничтожении броненосца. «За 25 лет службы сдают в плен», сказал старый боцман Саем капитану 2-го ранга Шведе. По характерному замечанию матроса Алексея Смирнова, сдачи на броненосце никто не хотел, но энергичного человека, «настоящего начальника», на броненосце, по словам Смирнова, к несчастью, не нашлось. …Решив сдаться, капитан 2-го ранга Шведе, по свидетельству комендора Реутовича, опасаясь, чтобы кто-нибудь из нижних чинов не вздумал взорвать броненосец, приказал замкнуть все погреба и ключи от них передать лейтенанту Никонову, прося их никому не выдавать. Ревизор лейтенант Бурнашев, узнав о сдаче, спросил Шведе, как ему надлежит поступить с судовыми деньгами, и стал их раздавать офицерам.
…До сдачи «Орел», по показанию рулевого Копыло и комендора Щуренкова, успел сделать два выстрела.
На броненосце «Генерал-Адмирал Апраксин» первыми о сдаче узнали квартирмейстер Молодчиков и кондуктор Бородин, которые и доложили командиру о поднятом на флагманском корабле сигнале. Капитан 1-го ранга Лишин, считая для себя сигнал адмирала обязательным, приказал отрепетовать его. «Сдача позор для нас и для России, - сказал он, — но раз адмирал сдается, он сдает и нас». Неприятель быль тогда в расстоянии не более 40 кабельтовых, и команда порывалась стрелять. Лейтенант Шишко крикнул из башни, что откроет огонь, но командир запретил отвечать на выстрелы и приказал квартирмейстеру Молодчикову поднять японский флаг.
Кондуктор Русских утверждает, что комендор Петелкин, соблазнившись хорошею наводкою, успел произвести один выстрел. Сдачей офицеры и команда возмущались, но открытого протеста ни с чьей стороны не было. Фридовский приказал было матросу Осипову обрезать у шлюпок грунтовы, а трюмный механик Федоров доложил командиру, что на броненосце все готово к затоплению. Капитан 1-го ранга Лишин на затопление корабля не согласился, накричал на Федорова и потребовал к себе ключи от кингстонов и погребов. Ревизор лейтенант Мазиров, узнав о сдаче, заплакал, сказал, что такого позора в Poccии еще не было, а затем отправился к денежному сундуку и стал офицерам раздавать деньги. Команда частью по собственному почину, частью же по приказанию офицеров, стала портить орудия и другое имущество, но капитан 1-го ранга Лишин запретил это делать и, сказал даже, что за порчу японцы будут расстреливать. …Возвратившись, капитан 1-го ранга Лишин, по свидетельству старшего комендора Яркона, осведомился, все ли у того в башне исправно, и, узнав, что выкинуты прицелы, сказал: «Где хочешь бери, а чтобы все было исправно».
Для офицеров и команды броненосца «Адмирал Сенявин» сигнал о сдаче был столь же неожидан, как и для команд других судов. Стоявшие тогда неподалеку от командира лейтенанты Белавенец и Якушев заявили командиру, что на сдачу они не согласны, и отказались отрепетовать сигнал и спустить кормовой флаг. Капитан 1-го ранга Григорьев лично отдал эти распоряжение, а затем приказал сигнальщику Бондаренко поднять японский флаг.
По свидетельству матроса Мизяровского, офицеры плакали, одни кричали: «позор», другие: «взорваться»,
третьи: «сражаться», но об энергичном протесте, очевидно, и речи быть не могло.
Разобрав сигнал о сдаче, крейсер «Изумруд» дал полный ход и, преследуемый японскими крейсерами, вскоре скрылся».
...
Из приговора -
«Особое присутствие военно-морского суда Кронштадтского порта 11 декабря 1906 г. признало виновными: 1)бывшего контр-адмирала, а ныне дворянина Н. И. Небогатова в том, что 15 мая 1905 г. в Японском море,
будучи после боя настигнут и окружен неприятельскою эскадрою, выслушав от флаг-капитана Кросса мнение командира броненосца «Император Николай I» о необходимости сдаться, приказал поднять сигнал о сдаче,
спустить андреевский и поднять японский флаг, имея возможность продолжать бой: 2) бывшего капитана 1
ранга, а ныне дворянина В. В. Смирнова в том, что он просил флаг-капитана Кросса передать свое мнение о
сдаче адмиралу, и сдал броненосец неприятелю, имея возможность продолжать бой; 3) капитанов 1 ранга, а
ныне дворян Григорьева и Лишина в том, что первый сдал неприятелю броненосец «Адмирал Сенявин», а второй броненосец «Генерал-Адмирал Апраксин», имея возможность продолжать бой. Поэтому указанные лица (гг. Небогатов, Смирнов, Григорьев и Лишин) приговорены судом к смертной казни, но во внимание долговременной безупречной их службы и крайнему утомлению, в котором они находились после блестяще исполненного исключительного перехода, суд постановил ходатайствовать перед Государем Императором о замене для них смертной казни заключением в крепость на 10 лет, причем, дальнейшую участь подсудимых представить на Монаршее милосердие.
Затем признанные виновными приговорены: капитан 2 ранга Кросс (участник сдачи) к заключению в крепости на 4 месяца, капитаны 2 ранга Ведерников (старший офицер «Николая I» и Артшвагер (старший офицер «Сенявина») и лейтенант Фридовский (старший офицер «Апраксина»), как попустители сдачи, к заключению в крепости первые два на 3 месяца, Фридовский — на 2 месяца.
броненосцы береговой обороны «Генерал-Адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин», будучи настигнуты в Японском море близ Корейского пролива японскою эскадрою, без боя спустили перед неприятелем флаг и были отведены в плен.
При производстве по этому делу предварительного следствия выяснилось, что сдача наших судов произошла при следующих условиях:
14-го мая 1905 г. броненосцы «Император Николай I, «Орел», «Генерал-Адмирал Апраксин»
и «Адмирал Сенявин» участвовали в составе нашей Тихоокеанской эскадры в Цусимском бою. Задавшись, видимо, целью истребить лучшие и сильнейшие наши корабли, неприятель обстреливал главным образом отряды адмиралов Рожественского и Фелькерзама. «Орел» был поэтому в течение многих часов под жесточайшим огнем и получил настолько серьезные повреждения, что командовавший им капитан 2-го ранга Шведе думал было уже испросить у адмирала разрешение на истребление корабля. Броненосец этот, по словам свидетелей, представлял из себя после боя обгорелую груду стали, чугуна и железа. В корпус «Орла» попало до ста снарядов, которыми совершенно разрушило небронированную часть борта, причинило множество пробоин, разбило все гребные суда и сильно повредило артиллерию. В течение дня на «Орле» было убито 2 офицера и 22 нижних чина, ранено 11 офицеров и 64 нижних чина. Броненосец «Николай I» под флагом контр-адмирала Небогатова и командою капитана 1-го ранга Смирнова в бою 14-го мая также пострадал. Он имел несколько пробоин, потерял часть шлюпок и лишился одного 12-ти дюймового орудия. Снарядов на нем оставалось мало. Броненосец «Генерал-Адмирал Апраксин», командиром коего состоял капитан 1-го ранга Лишин, в бою серьезных повреждений не получал и потерял убитыми 2 нижних чинов и ранеными 10. В броненосец «Адмирал Сенявин», по словам командира этого корабля, капитана 1-го ранга Григорьева, ни один неприятельский снаряд не попал, и повреждений и потерь в людях на броненосце этом не было.
…В течение вечера и части ночи суда наши подвергались непрерывным минным атакам. Офицеры и команды были донельзя утомлены и почти не спали. К утру в составе эскадры адмирала Небогатова, шедшей Японским морем на NО, оказались только броненосцы «Император Николай I», «Орел», «Генерал-Адмирал Апраксин», «Адмирал Сенявин» и крейсер «Изумруд». Остальные наши корабли частью погибли, частью же отстали и укрылись в нейтральные порта. На рассвете, на горизонте, несколько слева и позади курса, появились дымки, о которых тотчас же было доложено адмиралу и командирам. Высказывались разнообразные предположения, но большинство утверждало, что это наши отставшие суда. Гул, напоминавший выстрелы, заставил адмирала повернуть своим на выручку. Вскоре выяснилось, однако, что наших судов позади не было. Командир «Изумруда» капитан 2-го ранга Форзен, посланный адмиралом на разведку, доложил, что показавшиеся суда — неприятельские. Повернув на прежний курс и осведомившись сигналом о состоянии артиллерии и повреждениях, адмирал приказал пробить боевую тревогу. Не взирая на ужасы пережитого дня и крайнее утомление, команды наши и офицеры, бывшие накануне очевидцами последовательной гибели лучших наших судов, бодро разошлись по местам и готовились к бою. «Мы покажем себя не так, как артурцы», говорили на «Николае I». Мысли о сдаче никто не допускал.
Часов около 8 утра японские суда обрисовались ясно. Часть неприятельских кораблей, которых собралось до 28, обогнув нашу эскадру, взяла ей на пересечку курса и к 10 часам окружила ее со всех сторон. …
Безвыходность положения стала для всех очевидною. Все ждали приказания, готовые исполнить последний свой долг. Орудия заряжались и наводились.
Роковая мысль о сдаче, однако, зародилась. По словам мичмана Волковицкого, как о том ему говорил в плену лейтенант Степанов, командир «Николая I» Смирнов еще в ночь на 15-е мая просил Степанова убедить адмирала, в случае встречи с врагом, в бой не вступать, а сдаться. Степанов слов этих адмиралу, однако, не передал.
15-го мая, часов около 9-ти утра, капитан 1-го ранга Смирнов высказал флаг-капитану Кроссу, что, по его
мнению, остается сдаться, и просил доложить об этом адмиралу. Кросс прошел в боевую рубку и передал
адмиралу на ухо слова Смирнова. «Ну, это еще посмотрим», сказал адмирал, но через некоторое время
потребовал к себе командира, который, видимо, и убедил адмирала в необходимости сдачи. Сообщив затем чинам штаба о безвыходности положения, адмирал приказал поднять белый флаг и сигнал о сдаче. По настоянию старшего офицера капитана 2-го ранга Ведерникова, адмирал созвал затем офицеров и объявил им о принятом решении.
…Квартирмейстер Туров и матрос Киреев удостоверили, что на совещании этом первым высказался за сдачу
командир. Большинство офицеров, по словам врача Виттенбурга и квартирмейстера Родионова, молчало и только немногие и в том числе мичман Волковицкий и прапорщики IIIaие и Балакшин, стояли за бой или уничтожение броненосца. Длилось совещание недолго. Японцы открыли по флагманскому кораблю огонь и заставили тем разойтись по местам. Сигнал о сдаче, набранный, флаг-капитаном Кроссом и лейтенантом Глазовым, быль поднят еще до созыва офицеров, после первого предварительного совещания адмирала с командиром и чинами штаба.
Открыв огонь, неприятель продолжал сближаться. На выстрелы адмирал приказал не отвечать. Лейтенант
Жаринцев, по возвращении с совещания, распорядился поэтому повернуть орудия в сторону, противоположную неприятелю, а лейтенант Северин приказал сигнальщику Богоненко просемафорить «Орлу», что «Николай I» окружен неприятелем и сдается. Не взирая на поднятый сигнал и белый флаг, японцы не прекращали стрельбы. В течение каких-нибудь 10 минуть броненосец получил до 6-ти пробоин. Адмирал распорядился тогда поднять японский флаг. За флагом этим, по словам матроса Аксютина, побежал лейтенант Хоментовский. Наши стеньговые и кормовой флаги были, по свидетельству кондуктора Гаврилова, спущены ранее, при первом же неприятельском выстреле, весть о сдаче быстро разнеслась по броненосцу и произвела удручающее впечатление. По словам санитара Завеева, вся почти команда негодовала. Нижние чины и офицеры плакали. Многие требовали затопления или взрыва броненосца. Находились на дело это и охотники, но старший офицер капитан 2-го ранга Ведерников, возражавший сначала против сдачи, доказывал, что, раз японский флаг поднят, что-либо предпринимать уже
поздно. Машинист Истров, узнав о сдаче, хотел было открыть кингстоны, но старший инженер-механик Хватов закричал на него и выгнал на верхнюю палубу. Команда, частью по собственному почину, частью же по приказанию офицеров, стала портить и уничтожать судовое имущество, но капитан 2-го ранга Ведерников
воспретил это делать. В машине хотели взорвать цилиндры — старший механик Хватов отставил это
распоряжение, а младшие механики Дмитраш и Бекман запретили машинной команде портить другое имущество.
Командир приказал позвать к себе ревизора мичмана Четверухина и поручил тому раздать офицерам судовые деньги. Адмирал собрал затем команду и обратился к ней с речью, в которой высказал, что он решился на сдачу ради спасения свыше 2000 молодых жизней. По свидетельству матросов Шевченко, Сипайлова, Пестова и Дюка, часть команды была сдачею довольна и одобряла действия адмирала.
…На «Орле» сигнал о сдаче был замечен квартирмейстером Зефировым, который доложил о нем командовавшему броненосцем капитану 2-го ранга Шведе. Последний, видимо, растерялся. Стоявший около него мичман Сакеллари высказался за затопление броненосца, но Шведе, не спросив совета других офицеров, приказал отрепетовать сигнал и поднять белый флаг. Пробили отбой. Весть о сдаче быстро разнеслась по броненосцу и вызвала, по словам младшего судостроителя Костенко, полное смятение. Офицеры и команда стали выбегать наверх. Все почти кричали, что надо топиться, многие переодевались во все чистое, обвязывались поясами и койками, другие заявляли, что топиться и взрываться не будут, а некоторые хотели стрелять и продолжать бой.
Сумятица была всеобщая. Команда металась из стороны в сторону, не зная, что предпринять. Офицеры плакали и отдавали самые противоречивые распоряжения. Капитан 2-го ранга Шведе приказал было изготовить броненосец к затоплению, но затем отказался от этой мысли и, доказывая, что он обязан подчиниться адмиралу, приказал поднять японский флаг. Бегая по палубе, полковник Парфенов кричал также, что японцам все надо сдать в полной исправности. Инженер-механик Русанов, возмущавшейся сдачей и находивший, что ею опозорен флот, запретил затем портить машинное имущество и говорил, что теперь их будут уже поить и кормить японцы.
«Пропало наше дворянство», в отчаянии кричал поручик Румс. «Мы сдались, сдались как испанцы», со слезами на глазах, твердил мичман Карпов, долее других настаивавший на уничтожении броненосца. «За 25 лет службы сдают в плен», сказал старый боцман Саем капитану 2-го ранга Шведе. По характерному замечанию матроса Алексея Смирнова, сдачи на броненосце никто не хотел, но энергичного человека, «настоящего начальника», на броненосце, по словам Смирнова, к несчастью, не нашлось. …Решив сдаться, капитан 2-го ранга Шведе, по свидетельству комендора Реутовича, опасаясь, чтобы кто-нибудь из нижних чинов не вздумал взорвать броненосец, приказал замкнуть все погреба и ключи от них передать лейтенанту Никонову, прося их никому не выдавать. Ревизор лейтенант Бурнашев, узнав о сдаче, спросил Шведе, как ему надлежит поступить с судовыми деньгами, и стал их раздавать офицерам.
…До сдачи «Орел», по показанию рулевого Копыло и комендора Щуренкова, успел сделать два выстрела.
На броненосце «Генерал-Адмирал Апраксин» первыми о сдаче узнали квартирмейстер Молодчиков и кондуктор Бородин, которые и доложили командиру о поднятом на флагманском корабле сигнале. Капитан 1-го ранга Лишин, считая для себя сигнал адмирала обязательным, приказал отрепетовать его. «Сдача позор для нас и для России, - сказал он, — но раз адмирал сдается, он сдает и нас». Неприятель быль тогда в расстоянии не более 40 кабельтовых, и команда порывалась стрелять. Лейтенант Шишко крикнул из башни, что откроет огонь, но командир запретил отвечать на выстрелы и приказал квартирмейстеру Молодчикову поднять японский флаг.
Кондуктор Русских утверждает, что комендор Петелкин, соблазнившись хорошею наводкою, успел произвести один выстрел. Сдачей офицеры и команда возмущались, но открытого протеста ни с чьей стороны не было. Фридовский приказал было матросу Осипову обрезать у шлюпок грунтовы, а трюмный механик Федоров доложил командиру, что на броненосце все готово к затоплению. Капитан 1-го ранга Лишин на затопление корабля не согласился, накричал на Федорова и потребовал к себе ключи от кингстонов и погребов. Ревизор лейтенант Мазиров, узнав о сдаче, заплакал, сказал, что такого позора в Poccии еще не было, а затем отправился к денежному сундуку и стал офицерам раздавать деньги. Команда частью по собственному почину, частью же по приказанию офицеров, стала портить орудия и другое имущество, но капитан 1-го ранга Лишин запретил это делать и, сказал даже, что за порчу японцы будут расстреливать. …Возвратившись, капитан 1-го ранга Лишин, по свидетельству старшего комендора Яркона, осведомился, все ли у того в башне исправно, и, узнав, что выкинуты прицелы, сказал: «Где хочешь бери, а чтобы все было исправно».
Для офицеров и команды броненосца «Адмирал Сенявин» сигнал о сдаче был столь же неожидан, как и для команд других судов. Стоявшие тогда неподалеку от командира лейтенанты Белавенец и Якушев заявили командиру, что на сдачу они не согласны, и отказались отрепетовать сигнал и спустить кормовой флаг. Капитан 1-го ранга Григорьев лично отдал эти распоряжение, а затем приказал сигнальщику Бондаренко поднять японский флаг.
По свидетельству матроса Мизяровского, офицеры плакали, одни кричали: «позор», другие: «взорваться»,
третьи: «сражаться», но об энергичном протесте, очевидно, и речи быть не могло.
Разобрав сигнал о сдаче, крейсер «Изумруд» дал полный ход и, преследуемый японскими крейсерами, вскоре скрылся».
...
Из приговора -
«Особое присутствие военно-морского суда Кронштадтского порта 11 декабря 1906 г. признало виновными: 1)бывшего контр-адмирала, а ныне дворянина Н. И. Небогатова в том, что 15 мая 1905 г. в Японском море,
будучи после боя настигнут и окружен неприятельскою эскадрою, выслушав от флаг-капитана Кросса мнение командира броненосца «Император Николай I» о необходимости сдаться, приказал поднять сигнал о сдаче,
спустить андреевский и поднять японский флаг, имея возможность продолжать бой: 2) бывшего капитана 1
ранга, а ныне дворянина В. В. Смирнова в том, что он просил флаг-капитана Кросса передать свое мнение о
сдаче адмиралу, и сдал броненосец неприятелю, имея возможность продолжать бой; 3) капитанов 1 ранга, а
ныне дворян Григорьева и Лишина в том, что первый сдал неприятелю броненосец «Адмирал Сенявин», а второй броненосец «Генерал-Адмирал Апраксин», имея возможность продолжать бой. Поэтому указанные лица (гг. Небогатов, Смирнов, Григорьев и Лишин) приговорены судом к смертной казни, но во внимание долговременной безупречной их службы и крайнему утомлению, в котором они находились после блестяще исполненного исключительного перехода, суд постановил ходатайствовать перед Государем Императором о замене для них смертной казни заключением в крепость на 10 лет, причем, дальнейшую участь подсудимых представить на Монаршее милосердие.
Затем признанные виновными приговорены: капитан 2 ранга Кросс (участник сдачи) к заключению в крепости на 4 месяца, капитаны 2 ранга Ведерников (старший офицер «Николая I» и Артшвагер (старший офицер «Сенявина») и лейтенант Фридовский (старший офицер «Апраксина»), как попустители сдачи, к заключению в крепости первые два на 3 месяца, Фридовский — на 2 месяца.
О "перевооружении" и "внимании"...
В 1909 году, после увольнения от должности, помянутому военному министру (уже бывшему) Редигеру царем было поручено обследовать военно-морской флот на предмет «почему наши суда строились дольше и обходились дороже, чем где-либо, и почему вообще наши расходы на флот (без судостроения), при его слабом боевом составе, продолжали поглощать почти такие же средства, как в Германии с ее сильным флотом?».
Из выводов комиссии
«Суда у нас строятся крайне медленно, а потому вступают в строй уже устарелыми: корабли «Андрей», «Павел», «Евстафий»и «Иоанн Златоуст» были в постройке по 75-86 месяцев, тогда как в Англии такие суда строились в 20-30 месяцев, а в Германии — в 36-42 месяца. Медленность постройки не только удорожала постройку, но приводила еще к тому, что новые наши суда по своей конструкции всегда отставали на три-четыре года от иностранных. В Англии средняя стоимость броненосца до 1909 года была 674 рубля за тонну, в Германии — 764 рубля; стоимость наших последних судов была около 1000-1200 рублей за тонну;
Морское министерство само не бралось определить ее в точности».
...«Сама постройка судов производилась преимущественно на казенных заводах столь оригинальным порядком, что заводы были заинтересованы в том, чтобы их изделия обходились казне возможно дороже».
...«Из чистой прибыли заводов десять процентов выдавались в виде дополнительного вознаграждения чинам их управлении».
...«По отношению, к. общему тоннажу всего флота тоннаж судов, не имеющих боевого значения, то есть старых судов, утративших уже это значение, а равно учебных судов, транспортов и вспомогательных судов у нас определяется в 42,91%, тогда .как в Англии эти суда составляют всего 1,04%, в Японии — 11,11%, в Германии —- 13,24%, во Франции — 5,79/о. Содержание этих судов обходится весьма дорого, ремонт же старых судов с каждым годом поглощает все большие суммы».
..."...почему у нас постоянно кроме боевого флота плавали большие учебные отряды, каких не было в других
флотах? Причина оказалась крайне простой: во всех иностранных флотах принимались серьезные меры к тому, чтобы подготовленные для них специалисты служили возможно дольше; у нас же преимущества, дававшиеся за сверхсрочную службу, были ничтожны, поэтому специалисты, для подготовки коих плавали учебные отряды, покидали службу тотчас по окончании обязательной службы, и ежегодно приходилось готовить вновь половину всех специалистов. Этим отчасти объяснялось большое число судов, бывшее ежегодно в плавании, вызывавшем большие расходы и траты больших денег на ремонт старых судов, для боя уже непригодных». Он поясняет, о чем идет речь: «Окончательно же устранить затруднения в подготовке специалистов можно лишь путем привлечения большего числа оных на сверхсрочную службу; расходы, потребные на выдачу добавочного содержания сверхсрочно служащим даже покрывались бы экономией от уменьшения числа обучающихся в разных школах. Между тем, преимущества, даваемые сверхсрочным, ныне совершенно недостаточны. В виде разительного примера можно указать на то, что подготовка комендора при двенадцатидюймовом орудии по стоимости выпущенных им боевых припасов обходится свыше 100 000 рублей, а между тем ему за сверхсрочную службу дается лишь около 200 рублей в год, вследствие чего эти комендоры уходят в запас, а на их место приходится опять готовить новых».
...«Другую причину этих трат мне указал Бирилев: назначение в плавание большого числа судов давало
возможность назначать на них большое число адмиралов, командиров и офицеров, получавших на них морское довольствие, без которого им трудно было бы существовать; этим же он объяснял и то, что всякие небоевые суда (лоцманские, портовые и тому подобные) у нас были военные, а не заменялись наемными!».
... «Очевидно, что всякая мера, клонящаяся к уменьшению плавания, отражаясь на бюджете офицеров, была
быкрайне непопулярной во флоте»
Морское министерство само не бралось определить ее в точности».
...«Сама постройка судов производилась преимущественно на казенных заводах столь оригинальным порядком, что заводы были заинтересованы в том, чтобы их изделия обходились казне возможно дороже».
...«Из чистой прибыли заводов десять процентов выдавались в виде дополнительного вознаграждения чинам их управлении».
...«По отношению, к. общему тоннажу всего флота тоннаж судов, не имеющих боевого значения, то есть старых судов, утративших уже это значение, а равно учебных судов, транспортов и вспомогательных судов у нас определяется в 42,91%, тогда .как в Англии эти суда составляют всего 1,04%, в Японии — 11,11%, в Германии —- 13,24%, во Франции — 5,79/о. Содержание этих судов обходится весьма дорого, ремонт же старых судов с каждым годом поглощает все большие суммы».
..."...почему у нас постоянно кроме боевого флота плавали большие учебные отряды, каких не было в других
флотах? Причина оказалась крайне простой: во всех иностранных флотах принимались серьезные меры к тому, чтобы подготовленные для них специалисты служили возможно дольше; у нас же преимущества, дававшиеся за сверхсрочную службу, были ничтожны, поэтому специалисты, для подготовки коих плавали учебные отряды, покидали службу тотчас по окончании обязательной службы, и ежегодно приходилось готовить вновь половину всех специалистов. Этим отчасти объяснялось большое число судов, бывшее ежегодно в плавании, вызывавшем большие расходы и траты больших денег на ремонт старых судов, для боя уже непригодных». Он поясняет, о чем идет речь: «Окончательно же устранить затруднения в подготовке специалистов можно лишь путем привлечения большего числа оных на сверхсрочную службу; расходы, потребные на выдачу добавочного содержания сверхсрочно служащим даже покрывались бы экономией от уменьшения числа обучающихся в разных школах. Между тем, преимущества, даваемые сверхсрочным, ныне совершенно недостаточны. В виде разительного примера можно указать на то, что подготовка комендора при двенадцатидюймовом орудии по стоимости выпущенных им боевых припасов обходится свыше 100 000 рублей, а между тем ему за сверхсрочную службу дается лишь около 200 рублей в год, вследствие чего эти комендоры уходят в запас, а на их место приходится опять готовить новых».
...«Другую причину этих трат мне указал Бирилев: назначение в плавание большого числа судов давало
возможность назначать на них большое число адмиралов, командиров и офицеров, получавших на них морское довольствие, без которого им трудно было бы существовать; этим же он объяснял и то, что всякие небоевые суда (лоцманские, портовые и тому подобные) у нас были военные, а не заменялись наемными!».
... «Очевидно, что всякая мера, клонящаяся к уменьшению плавания, отражаясь на бюджете офицеров, была
быкрайне непопулярной во флоте»
Fencer
Старожил
От чего ж такое название...
Воробьев
Старожил
У меня одноклассник был на стажировке Горьковского МЕДа на БРК"Бедовый" в Севастополе. Корабль планировался к списанию,хотяОт чего ж такое название...
решение еще не было принято. Поразило "умершее" оборудование камбуза и на палубе стояла полевая кухня.
Повод для многочисленных подначек соседских кораблей.
